Обозначившееся поражение Кремля в схватке с США и Европой за Украину вызвало к жизни две дискуссии: об адекватности российской политики на постсоветском пространстве и о предпосылках для «оранжевой революции» в России.
Российские политтехнологи, пусть грубо и смазанно, но сделали свое дело — способствовали подрыву активно насаждавшегося при Л.Кучме мифа украинского правящего класса о единой Украине, основанного на идее отрыва от России («Украина — не Россия») и интеграции в евроатлантический проект.
Как бы ни завершились украинские выборы, процесс стронулся с мертвой точки, и при более активной и волевой политике Москвы дело могло бы закончиться не только конституционной реформой. Но даже одна эта реформа — уже определенный шаг в ослаблении центральной киевской власти, шаг в сторону децентрализации страны.
Однако то, что пока реализовалось на Украине, меркнет перед перспективами более решительного вмешательства Запада и перелома им ситуации в свою пользу. В этом случае даже тактические успехи Москвы могут быть сведены на нет. Украина для В.Путина в итоге может закончиться таким же конфузом, как в свое время Югославия для Б.Ельцина. Это будет второе крупнейшее геополитическое поражение «демократической» России за последние годы.
Сдача Кремлем Югославии в свое время привела к окончательному вытеснению России из Европы, завершила демонтаж прежней сферы влияния Москвы и российской зоны безопасности в Восточной Европе, сделала возможным расширение НАТО и Евросоюза на восток. Сдача Кремлем Украины станет самым значительным успехом антироссийских сил в США и Европе в процессе вытеснения России уже из постсоветского пространства, поставит логическую точку в демонтаже российской имперской матрицы и превращении России в региональную державу среднего уровня.
Однако самым неприятным для Кремля в украинской ситуации является, пожалуй, то, что победа В.Ющенко будет воспринята как личное поражение Путина и станет еще одним тревожным сигналом о необходимости смены вех в российской политике. Попробуем указать основные направления ревизии российского курса в «ближнем зарубежье».
1) Украинский кризис еще раз доказал абсурдность установки на поддержание стабильности в околороссийской периферии. Установки, которая упорно проводится СБ и МИД — безотносительно к конкретной ситуации и геополитической конфигурации. Так, если внимать заявлениям правительственных чиновников и экспертов о необходимости обеспечения стабильности и целостности Украины, то выходит, что главным интересом России является обеспечение комфортных условий прихода Ющенко к власти в Киеве. С подобной позицией Москвы приходилось уже сталкиваться в Грузии во время «революции роз», когда Москва подыграла Вашингтону, то ли приняв интересы Вашингтона за свои собственные, то ли в расчете на предстоящую благодарность (в частности, на Украине). Между тем, как не устают показывать те же американцы, стабильность в регионе не может являться самодовлеющей ценностью, а является лишь средством реализации намеченных целей.
2) События на Украине развеяли миф о том, что прагматизм может оказаться достойной заменой отсутствующего проекта и стратегического планирования. Прагматический подход перенес рыночные представления на внешнюю политику и навязал утрированное восприятие внешней политики как простого баланса отношений в денежном эквиваленте. В оценку адекватности и эффективности внешней политики был положен критерий финансово-экономической выгоды. Прагматизм оказался удобен для маскировки отсутствия у Кремля собственной стратегии и собственных проектных оснований. Однако он оказался плохим подспорьем для реализации национально-государственных интересов и неизбежно давал сбой, как только речь заходила о попытке вывести взаимодействие акторов на уровень культурно-цивилизационной идентификации и отношений ценностно-смысловых проектов.
3) Вместе с прагматизмом потерпела поражение концепция олигархического («либерального») «империализма», де-факто принятая на вооружение Кремлем и по сути предлагавшая США сделку: закрепление России в качестве «младшего партнера» в западном либерально-глобалистском проекте в обмен на предоставление Москве преимущественного доминирования в бывших советских республиках. В соответствии с этой концепцией задача восстановления и укрепления российских позиций в постсоветском пространстве была возложена на крупный, преимущественно сырьевой капитал. «Либеральный империализм» стал проекцией на внешнюю политику интересов чиновничье-олигархических кланов по формуле: «что хорошо для крупного российского бизнеса, то хорошо для России».
Этот сырьевой олигархический капитал, компрадорский по своей природе, уже не раз доказывал свою плохую совместимость с российскими национально-государственными интересами и попытками российской власти выстроить собственную внешнеполитическую игру. И Украина не стала исключением. Как крупный капитал привык вести себя в России, так он повел себя и на Украине, предпочтя складывать яйца в разные корзины. Российские деньги работали как на Януковича, так и на Ющенко.
Российские олигархи откровенно тяготились разнарядкой Кремля на поддержку Януковича, небезосновательно полагая, что гешефт им легче будет делать при Ющенко, чем при Януковиче, и надеясь на ускоренную интеграцию Украины Ющенко в европейские структуры. Российскому сырьевому капиталу, оценивающему любой проект с точки зрения его рентабельности и быстрой окупаемости, экономически невыгодна интеграция с Россией восточноукраинских регионов, как и любых других постсоветских территорий. Он совершенно не заинтересован в тратах на развитие социально-экономической инфраструктуры Донетчины и Причерноморья и появлении на российских рынках новых конкурентов в лице сильных восточноукраинских кланов.
Вспоминаются рассуждения одного из околокремлевских политологов, который, мотивируя вредность присоединения Южной Осетии к России, совершенно серьезно утверждал, что интеграция экономически разорит Россию. Что уж тут говорить об интеграции с Белоруссией или Восточной Украиной?
С точки зрения философии «газонефтяной трубы» нерентабельным выглядит вообще любой прирост населения. Зачем олигарху и чиновнику содержать «чужие» рты, когда и со «своими», «лишними», непонятно, что делать?
С интересами этого капитала полностью коррелирует «прагматическая» политика власти, стремительно выводящей государство из социальной сферы и прилагающей ко всему лишь один критерий — «конкурентоспособности».
4) Украинский кризис, также как абхазский и грузинский, ставит на повестку дня вопрос: экспортом каких ценностей занимается Москва на постсоветском пространстве? Во всех этих кризисах Москва сделала ставку на непопулярные режимы — причем, в случае Украины Кучмы или Грузии Шеварнадзе, особо не страдающими избытком русофилии. Поддержка Москвой стабильности в этих странах оказалась поддержкой местных олигархий и тупикового экономического курса. Москва превратилась в гаранта той порочной социально-экономической модели, которую охраняет и укрепляет российская бюрократия в самой России. В политике — это насквозь коррумпированная чиновничье-олигархическая властная система, в экономике — обращенный против интересов большинства народа радикальный либеральный курс, тотальная приватизация в интересах ряда приближенных к власти кланов.
Собственно говоря, Москве в социально-экономическом плане предложить гражданам постсоветских стран нечего, кроме маловдохновляющих замшелых либерально-монетаристских рецептов гайдаро-чубайсовского образца, которые ныне с завидным упорством прописывает российскому населению новая-старая команда «реформаторов» Фрадкова — Кудрина — Грефа — Зурабова.
5) Все это время В.Путин пытается усидеть одновременно на двух стульях и действовать сразу в рамках двух проектов, несмотря на их несовместимость.
С одной стороны, мы видим попытки определенного укрепления российской государственности, понимаемого Путиным прежде всего как выстраивание всеохватывающей вертикали власти. С другой — Путин искренно стремится к интеграции России в либерально-глобалистский миропроект под руководством Вашингтона, что подразумевает передачу существенной части российского суверенитета глобальному гегемону и закрепление за Россией места поставщика сырья для Запада. (Именно так и определяет будущее страны в долгосрочной перспективе на 50-100 лет главный путинский финансист А.Кудрин.)
Особенности позиционирования Москвы в странах СНГ и Украине в частности свидетельствуют о явной разрухе в головах кремлевских стратегов. На такой вывод неизбежно наводит эксплуатируемая Кремлем в отношениях с Киевом формула «вместе с Россией — в Европу». Зачем, спрашивается, Украине это делать вместе с Россией? Без непопулярной во многих европейских столицах Москвы, отягощенной имперскими рефлексами, это, безусловно, сделать будет легче… Если Москва сама видит своей целью интеграцию в евроатлантические структуры, зачем она всячески мешает сделать это Киеву?
И вообще, зачем все эти ЕЭПы, ЕврАзЭсы и ДКБ, если они только мешают их участникам скорейшему вхождению в глобалистское сообщество?
При этом очевидно, что при всех конфликтах протогосударственнического проекта и либерально-глобалистского — и украинский кризис это четко продемонстрировал — верх неизменно будут брать соображения сохранения российского членства в «восьмерке» и вступления в ВТО. Проект освобождения от неоколониального Запада, на который завязаны экспортные потоки и финансовые интересы российских сырьевых баронов и валютно-финансовая система страны, не входит в планы Москвы.
***
Украинский кризис показал, что Кремль оказывается в тисках нарастающих неразрешимых противоречий.
Зависимость от Запада вынуждает его не только углублять тупиковую социально-экономическую политику, но и делать все новые уступки внешним центрам силы, даже по принципиальным вопросам, касающимся постсоветского пространства и интересов национальной безопасности России.
Оптимисты, как представляется, поспешили, увидев в конфликте Москвы и Запада по Украине признаки чуть ли не кардинальных перемен во внешней политике и перехода к политике жесткого отстаивания национально-государственных интересов.
Таким оптимистам можно напомнить слова С.Лаврова, который буквально на днях подтвердил, что Россия не обладает монополией на постсоветское пространство и намерена искать компромиссы с Западом.
Попытки Москвы выстроить альтернативные оси с Пекином или Дели больше похожи на блеф, чем на «смену вех» (к подобным мерам устрашения Москва обычно прибегает, когда «дружеские объятия» Запада становятся слишком удушливыми — можно, в частности, вспомнить примаковский «разворот над Атлантикой» во время югославского кризиса). После очередного кризиса и очередной сдачи Россией своих позиций эти отношения вновь стабилизируются — до нового конфликта.
В связи с этим нельзя согласиться с призывом Бориса Межуева («Новое евразийство») к табу на критику нынешней власти. Такая позиция является стратегически ошибочной и будь она принята государственно мыслящими кругами и экспертным сообществом, превратит патриотов в заложников неадекватной политики власти.
Отказ от критики означает поощрение власти на продолжение нынешней социально-экономической политики, которая, по мнению многих экспертов, готовит предпосылки для российской «бархатной революции», на продолжение пораженческой внешней политики. Многое указывает на то, что путинская Россия (как в свое время николаевская) беременна Февралем, и связывать себя с поддержкой власти — значит рисковать уйти вместе с ней с исторической сцены.
У государственно мыслящих кругов — в случае отказа власти сменить свой курс в условиях непрерывно ухудшающейся социальной и внешнеполитической ситуации и угрозы реализации западными сценаристами «бархатной революции» уже в России — выбор невелик.
Первый путь - «революция сверху», авторитарная модернизация. Из власти выдвигается яркий лидер, способный обновить власть, отказаться в экономике от нынешнего либерально-монетаристского курса в пользу социального и снять экономику с «нефтяной иглы». В отсутствие адекватных альтернатив внутри себя российским государственническим элитам, возможно, придется срочно реанимировать российско-белорусский союз, учитывая, что А.Лукашенко является, пожалуй, единственным на сегодня постсоветским лидером, отвечающим набору названных требований.
Второй путь - «революция снизу», национально-демократическая «бархатная революция». Ее успешность зависит от того, удастся ли патриотическим силам перехватить инфраструктуру протеста из рук опирающихся на поддержку Запада немцовых и хакамад. Российские либералы-западники, вдохновленные украинским примером, неизбежно будут готовить для России своего Ющенко (на его роль мог бы, к примеру, отлично подойти тот же М.Ходорковский). Государственно-патриотическим кругам предстоит развернуть протестную энергетику под задачи национально-государственного возрождения страны. Одним из путей решения такой задачи, возможно, могла бы стать реанимация глазьевско-рогозинского союза.
