Непредвзятая оценка трагических событий в Театральном центре на Дубровке показывает смысловой ряд такой густоты, который поневоле заставляет задуматься о магическом характере произошедшего. Во-первых, сам мюзикл театральная критика давно назвала «одой советской эпохе или сказкой о настоящей жизни». Вольно или невольно, все то время, пока шли репетиции и спектакли, коллектив мюзикла вызывал к жизни тень советского величия: перекованные беспризорники, Чкалов, мы будем петь и смеяться, как дети, мы летаем выше всех… Заклинание «сработало» – вернулось то самое, «великое» государство, которое призывали. На три дня, пока «настоящие» заложники оставались в руках «настоящих» террористов, а потом произошел «настоящий» штурм, вернулся самый настоящий, идеализированный ностальгией, 1937 год. Ведь именно такой, кровавой, была жизнь в годину чкаловских триумфов, освоения полярных берегов.
Само название мюзикла – не случайный перевод названия знаменитой поэмы Максимилиана Волошина “Северовосток”, с еЈ Русью, отданной тиранам и демоническим силам. И если на мюзикле “42-я улица” уместны банальные гангстерские перестрелки, но нордическое “Норд-Ост” - само требует концлагеря и газовой камеры. Тем более что если “концлагерь” организовали террористы-горцы, то смерть от газа организовало само государство. Недаром сейчас в почете «орднунг», порядок, да и сам президент делал карьеру в ГДР, на родине пруссачества.
Инициаторы захвата мюзикла явно или неявно реализовали девиз Путина, повторЈнный потом на тысячу ладов и оттого ставший заклятием, – “мочить в сортирах”. Концертный зал, прежде всего, оркестровая яма (сакральный верх европейской культуры) был превращен в нужник (сакральный низ). В этом нужнике, по слову президента, и “замочили” террористов. Очевидно, что те, кто стоял за Мовсаром Бараевым, магически нацелились именно на Путина. Но они сделали это так, чтобы эта операция черной магии, совершЈнная чекистами, бумерангом вернулась к ним.
Главный момент здесь – ритуальное жертвоприношение “чЈрных агниц” - вдов-шахидок. Чеченки не пролили ни капли крови, напротив, их - спящих (как и положено успокаивать опиатами жертвенных животных на алтаре) – заклали. По некоторым данным, “чЈрных агниц” спецназ убивал выстрелами в пах – это гарантирует смерть от обильного кровотечения и одновременно пародирует ритуальное изнасилование на алтаре при чЈрной мессе.
Жертвоприношение чЈрных агниц – это традиционная жертва “подземным богам” (титанам, павшим на Флегрейских полях). Прометей - титан-мученик, прикованный к скалам Кавказа, – герой чеченского эпоса. Заклание в честь титанов – лучший способ пробудить их воинство в помощь сражающимся. Но, чтобы боги (пантеоны) отвернулись от федералов, российские части должны были совершить святотатство. Устроив “чЈрную мессу” - ритуальное изнасилование в театре (храме искусства, т.е. антихраме), чеченские чернокнижники надеются, что спецназ накликал на себя гнев высших сил, и теперь остаЈтся только ждать ответного удара.
ВсЈ выше сказанное лишний раз доказывает, что за захватом заложников не стоит бен Ладен. Стоит сравнить достаточно примитивное бедуинское волхование (с его числовой магий, наивной верой, что от взрыва торгового центра рухнет запад) и изощренное чеченское колдовство, которое своей операцией обратило российское могущество на головы адептов. С этой точки зрения, срочное возвращение звезды на знамена российских вооруженных сил выглядит уже не как нелепое потакание болезненной ностальгии совкового генералитета, но как попытка прикрыть федералов “пентаграммой”. После удара, постигшего московского патриарха и отправившего его в КремлЈвку (при первой же попытке заслониться молитвой от накликанных инфернальных сил), такая простая, но надЈжная защитная магия, как культ пентаграммы, могла показаться обитателям Кремля единственным шансом на спасение.
