Патрик Бьюкенен приводит любопытные цифры, демонстрирующие, кто и по какой причине голосовал за действующего президента Соединенных Штатов на выборах 2 ноября. Среди 22% избирателей, для которых наиболее значим был вопрос о «моральных ценностях» (право на аборты, легализация гомосексуальных браков, дальнейшая дехристианизация американского общества), Буш победил 80% против 18. Прямо обратный результат — 18 против 80 — он получил в той группе избирателей, для которой приоритетным на этих выборах был вопрос о занятости и о состоянии экономики в целом. Легко увидеть, что гипотетический средний избиратель в большей мере был склонен поддержать умеренно протекционистскую и социально ориентированную линию Керри, а не свободно рыночную ортодоксию республиканцев, по-прежнему сохраняющих веру в «невидимую руку» глобализации.
19% американских граждан, озабоченных в первую очередь угрозами терроризма, отдали предпочтение Бушу огромным большинством в 86%. Но среди тех 15%, для которых на этих выборах основным был вопрос об Ираке, Буш проиграл в пропорции три к одному.
Конечно, данные цифры не позволяют в полной мере реконструировать настроения среднего, массового избирателя Америки, но все же они чрезвычайно показательны. Эти цифры свидетельствуют о том, что Америка — это в целом пока еще здоровое общество, причем гораздо более здоровое, чем ее политический истеблишмент. В самом деле, если совершить социологически, наверное, некорректную операцию и соединить приоритеты всех четырех разных групп, образовав таким образом из них предположительную одну, то мы получим перед собой прекрасный портрет нормального «лево-консервативного» избирателя. Человека, не желающего отказываться ни от религиозных устоев своей страны, ни от ее государственной мощи, но не видящего смысла в имперских проектах типа оккупации никогда не угрожавшего США Ирака и вместе с тем считающего, что государство должно проводить экономический курс в согласии с интересами жителей своей страны, а не только ее бизнес-элиты, снимающей дополнительную прибыль за счет привлечения более дешевых работников из-за рубежа.
Однако двухпартийная политическая система в США, отражающая общеевропейскую лево-правую поляризацию, не предлагает избирателю ничего, что «единым пакетом» отвечало бы его ценностям и запросам. Если вы против «войны в Ираке», то должны в увязке с весьма относительным антимилитаризмом, проголосовать и за «дехристианизацию страны», а если вы как раз против таковой «дехристианизации», то получайте в подарок Четвертую мировую войну. Дело не только в войне. Если вы — консерватор, то должны всенепременно голосовать за ограниченное участие государства в экономике, а если вы как раз за такое участие в виде инвестиций в социальную сферу и перспективные отрасли, то вам следует выбирать между неоконсервативными приверженцами дефицитной рейганомики или же пропагандистами спекулятивной «новой экономики» 1990-х. Куда же исчезла «лево-консервативная» перспектива, которая в 1930-е годы, собственно, и помогла вывести Америку из экономического кризиса?
Не следует думать, что такое странное противоречие между политическим спросом и предложением характерно только для западных стран. Мы сами у себя на Родине сталкиваемся с чем-то аналогичным. Только у нас по разным сторонам баррикад располагаются «государственность» и «народовластие». Те, кто стоят за первое, считают своим долгом высказываться против последнего, мол, свободные выборы в стране — это несмываемое пятно американского империализма. Лучше, конечно, если бы империализм просто назначал бы в России всех начальников снизу доверху, не спрашивая нашего согласия. Попытка несчастного Глазьева примирить в своей программе «народовластие» и «государственность» привела к тому, что он был немедленно выброшен из центра отечественной политики на ее далекую периферию. Стоило «некоторым консервативным публицистам» не согласиться с антифедеральными государственными преобразованиями Путина, их тут же стали учить «мужеству диктатуры».
Но у нас своя история, а в Америке — своя. У нас «левый консерватизм» вырождается в бездумное «одобрямс» президенту, у них он вообще отсутствует в респектабельном политическом спектре. «Левыми консерваторами» в Америке являются даже не маргиналы, а маргиналы в квадрате, представители движения, которое в ортодоксально-консервативных кругах называют «одним из самых странных в американской истории». Не менее странно и то, что лидер этого движения, миллионер Линдон Ларуш обрел огромную популярность в лево-патриотических кругах нашей страны. Журнал «Русский предприниматель» просто называет этого человека «титаном мысли», отцом антиглобализма, «оригинальным ученым, чьи научные интересы охватывают экономику, политологию, историю, математику, физику, теорию музыки и многие другие области, … аналитиком, чьи прогнозы характеризуются невероятно высоким уровнем сбываемости». В Соединенных Штатах, между тем, все, кому бы я ни задавал вопрос о Ларуше, отвечали только одно: «Он — сумасшедший». Какая из этих двух оценок ближе к истине, выяснить далеко не просто.
Ларуш, бывший троцкист, активный участник событий 1960-х годов (его сторонники даже некоторое время руководили студенческой забастовкой в Колумбийском университете в 1968 г.), в начале 1970-х годов отошел от мейнстрима левого движения и создал свою независимую группу National Caucus of Labor Comittees (NCLC). Ларуш не принял сговора коммунистов пропекинского и просоветского толка с Никсоном и со всей резкостью выступил против «старых» левых. Не принял он, вместе с тем, и пропагандируемую «новыми» левыми «контркультуру» — феминизм, сексуальную революцию наряду с рок-музыкой и культом легких наркотиков, — в пропаганде которой усмотрел лишь попытку элиты разложить изнутри левое движение. В конце концов, Ларуш отказался и от марксизма и стал защитником так называемой «американской системы» в экономике, то есть государственнической, дирижистской, модели в духе «Нового Курса» президента Рузвельта. Эту систему, конечно, с большим основанием следовало бы, впрочем, называть «немецкой», памятуя о Бисмарке и Фридрихе Листе. По мнению экономиста, философские предпосылки этой системы закладывает христианский неоплатонизм и, конкретно, философия Г. Лейбница, а культурные — классическая музыка и живопись эпохи Возрождения. Это «государственно-ориентированной» модели противостоит другая — «либерально-олигархическая», восходящая к британскому экономическому либерализму и философии Т. Гоббса, повинная во всех грехах Нового времени и в первую очередь — в колониальном рабстве.
В определенной степени «государственно-капиталистической» модели следуют и неоконсерваторы, которых их противники — либертарианцы — ругают именно за нелюбовь к «минимальному государству». Но в отличие от неоконов, ларушевцы категорически против Американской Империи. Со свойственным ему тягучим ультра-конспирологическим подходом, восьмидесятилетний Ларуш сегодня обвиняет неоконсерваторов и их лидера Дика Чейни в зловещем намерении «фашизировать» Америку. Экономист предполагает, что Чейни действует от имени таинственного Синархического Интернационала, который некогда усилиями британских финансистов привел к власти Гитлера. Ларуш, несколько раз безуспешно выдвигавший себя в кандидаты в президенты от Демократической партии, в 2004 г. начал активнейшую кампанию в поддержку Джона Керри и после его поражения в специальном письме своим сторонникам возвестил о наступлении Темных веков человечества, а также — «новой фазы в мобилизации фашистского мирового правительства». Согласно Ларушу, лишь администрация Керри могла координированными усилиями элит США и Европы смягчить последствия глобального экономического кризиса, который будет вызван крахом возводившейся правыми кругами Америки глобальной финансовой пирамиды. Буш и его неоконсервативное окружение, питающееся «фашистскими» идеями Карла Шмитта и Лео Штрауса, сделать этого не захочет и потому приведет весь мир к новой страшной тирании, прообраз которой Ларуш обнаруживает в фигурах Наполеона и Гитлера.
Как ко всему этому следует относиться? Как к очередному пророчеству «выдающегося экономиста и аналитика» или как к бреду сумасшедшего? Фигура Ларуша таит в себе какую-то загадку. Для меня самым главным в ней является вопрос, почему тот комплекс «лево-консервативных» воззрений, который, как выясняется, созвучен ожиданиям едва ли не большинства избирателей Америки, выражается человеком, в психической вменяемости которого, да простит меня «Русский предприниматель», есть все основания сомневаться. Почему ровно тот же комплекс воззрений, который отстаивает Ларуш, сделал уже российского экономиста если не обреченным на вечно маргинальное положение идеологом, то каким-то странным «перекати-поле» отечественной политики? Конспирологию этого вопроса стоит оставить на разрешение сотрудникам ларушевского Шиллер-института, а вот над историософской его составляющей следует в будущем поразмышлять и нам.
