От редакции. Ситуация на социологическом факультете Московского университета в последнее время стала предметом особого внимания со стороны некоторых электронных СМИ, прежде всего, сайта «Полит.ру». Начавшись как протестное выступление студентов против некоторых нововведений декана по организации питания в корпусе факультета, движение быстро вышло на вопросы преподавания на соцфаке и Московском университете в целом. Информационная кампания, поддержанная некоторыми авторитетными представителями социологической дисциплины, быстро набирает обороты, причем характерной чертой кампании является выдвижение против руководства факультета не только обвинений в профессиональной и моральной нечистоплотности, но также и определенных идеологических претензий. Так, критики декана факультета В.И. Добренькова утверждают, что соцфак МГУ «за последние три-четыре года превратился в оплот откровенно националистической и квазирелигиозной пропаганды». И что разделяемая руководителем факультета идеология «неразрывно связана с производственной стратегией заведения».
С просьбой разъяснить ситуацию и высказать свою оценку событиям на соцфаке МГУ мы обратились к одному из виднейших представителей теоретической социологии в России, заведующему кафедрой практической философии Государственного университета — Высшей школы экономики (ГУ-ВШЭ) Александру Филиппову.
***
— Уважаемый Александр Фридрихович, события на социологическом факультете прорвали занавес молчания о состоянии общественной науки в России и характере ее преподавания в нашей стране. События примечательны еще и тем, что они впервые продемонстрировали, что российские студенты в целом и студенты Московского университета, в частности, готовы отстаивать свои интересы, причем привлекая к своим действиям широкие информационные ресурсы. Как Вы полагаете, следует ли приветствовать эту неожиданную активность московского студенчества?
— Я человек не только не ангажированный какой-то одной из сторон в этом конфликте, я вообще являюсь внешним наблюдателем по отношению ко всей ситуации и могу судить о ней только на основании информационных сообщений. Все что я знаю, говорит о том, что студентов социологического факультета и в самом деле можно понять, и активность с их стороны заслуживает сочувственного отношения. И все же мои оценки этого конфликта несколько отличаются от тех, что высказываются участниками нынешней кампании.
Прежде всего, при обсуждении ситуации на социологическом факультете мне хотелось бы сразу отставить в сторону вопрос о питании студентов как о мотиве их выступления.
Все, кто учился в МГУ, понимают, что студенты-социологи не умирают с голоду, у них достаточно мест, где можно поесть, как это было и в наше время. Я не могу говорить с полной уверенностью, но мне представляется, что студентам не хватает, прежде всего, места общения, «тусовки», как принято говорить сейчас. Им хочется вести прямо на факультете полноценную студенческую жизнь, которая, конечно, не сводится к посещению лекций, и то, что они проявили какую-то активность в этом деле, и вправду выгодно отличает их от студентов прежних эпох.
Но у этого дела, как мы понимаем, есть и другая сторона, которая к бытовым проблемам студенчества отнюдь не сводится. Разумеется, бытовые условия существования студентов одного факультета и протест против них никогда бы не создали информационный повод для такой широкой кампании в СМИ. И то, что студентам удалось привлечь к своему выступлению солидные информационные ресурсы, говорит о том, что проблемы быта — лишь повод поговорить о чем-то ином, более серьезном. Этот перенос внимания с проблем питания и общения в сторону вопросов науки и образования произошел где-то на прошлой неделе. Это, кстати, вполне логичный процесс, как мы знаем еще от классиков марксизма-ленинизма: классовая борьба начинается с экономических требований и завершается призывами к смене социального строя. То же самое, вполне закономерно, происходит и сейчас.
Однако при анализе и оценке происходящего имеет смысл сразу договориться о двух вещах. Обсуждение научной и профессиональной доброкачественности руководства социологического факультета не должно смешиваться с дискуссией, условно говоря, о студенческой столовой и не должно подменяться разговором о гражданской позиции декана В.И. Добренькова. Можно быть очень плохим ученым и обеспечивать студентов хорошим питанием, как, разумеется, и наоборот. Политическое мировоззрение В.И. Добренькова называют антилиберальным и антизападным, он является убежденным сторонником восстановления смертной казни и т.д. Не будучи ни в коей мере поклонником убеждений декана, я должен признать, что научные заслуги и гражданская позиция не находятся между собой ни в какой связи. Можно быть выдающимся ученым и придерживаться обскурантистских взглядов в политике, сотрудничать с политически в высшей степени негативными силами. Тот факт, что участники кампании постоянно указывают на те или иные неприемлемые, с их точки зрения, взгляды декана как на некий компромат против него, говорит скорее не против Добренькова, а против его критиков.
Так что говорить следует исключительно о научной и преподавательской состоятельности руководства факультета. И я здесь должен сразу же высказать свою позицию. С моей точки зрения, большая часть трудов Добренькова находится за гранью того, что называется наукой. Скажем, подготовленная им и его коллегой А. И. Кравченко «Фундаментальная социология», 15-титомное (пока еще не завершенное) издание, примерно, по 1 тысяче страниц каждый том, представляет собой книгу, которой, с чисто научной точки зрения, просто быть не может. Она напоминает те золотые часы, которые сотворил старик Хоттабыч: инкрустированные бриллиантами и золотыми узорами, они имели только один недостаток — они не ходили. Ученый не может таких книг ни писать, ни читать.
Что касается преподавания на факультете, то ситуация здесь и в самом деле кажется мне, скорее, скверной, хотя говорить о том, что все преподаватели, кафедры и курсы одинаково и безнадежно плохи, нельзя. Однако следует подчеркнуть другое обстоятельство. Социологический факультет МГУ, независимо от реального качества учебных процессов, — главный социологический факультет страны. Я представляю другой вуз, социологическую подготовку в котором оцениваю высоко, но существуют вещи, пока что для большинства людей непоколебимые. МГУ — главный университет страны, значит, и факультет социологии в нем тоже главный. Его существование является ответом на определенный социальный запрос. То, что 15 лет существует такой факультет, означает только то, что все это время государство (поскольку других сил с внятно сформулированным запросом на социальную науку у нас нет) устраивала социология в том виде, какой она там приняла. Это важно понимать, наука не строится снизу вверх путем выдвижения все более выдающихся фигур из демократической массы. Наука создается сверху, когда значимая фигура своей деятельностью задает своего рода стандарт для других научных центров и когда тем самым создается огромный базовый слой по всей стране, в других вузах, из людей, которые ориентируются на эту фигуру и работу главного факультета как на правильный способ организации образования. Конечно, целиком вся отечественная социология не сводится к людям, ориентированным на стандарт В.И. Добренькова, многие лояльны не по убеждению, а по принуждению. Однако нужно признать, что ресурс внятной поддержки со стороны сообщества у него огромен, и об этом свидетельствуют съезды российских социологов, организованные руководством социологического факультета. Добреньков и солидарные с ним социологи сосредоточили в своих руках стратегические ресурсы: не только главный факультет, но и УМО (Учебно-методическое объединение Министерства образования), лицензирующее учебники, Российскую социологическую ассоциацию, президентом которой он является, влиятельный специализированный совет по присуждению ученых степеней и т.д. Все это существует не первый год и приносит результаты.
Еще раз хочу подчеркнуть, я лично считаю, что собственное творчество Добренькова и многих людей вокруг него, как в МГУ, так и по всей стране, — по большей части, не наука, а плохо изготовленная смесь элементов науки с элементами идеологии, точнее, это — плохая смесь плохой науки с плохой идеологией. Когда ряд коллег высказывают подобную точку зрения в прессе, их настроения я понять могу. Однако я хочу сделать специальный акцент, я не считаю, что они именно сейчас поступают правильно. Дело в том, что, принимая участие в этой кампании, необходимо задаться вопросом, ради чего она может вестись? Очевидно, что если и дальше будут раздаваться голоса, что социологическая общественность кого-то там осуждает, то процесс перетечет во вполне предсказуемое русло, и те же самые или, возможно, другие СМИ в скором времени будут получать письма, подписанные десятками кандидатов и докторов наук со всех концов нашей родины, в которых будет высказываться поддержка крупного ученого, подвергнутого незаслуженной травле по мелкому бытовому вопросу. Тогда или ситуация будет раскручиваться все сильнее, или ее приглушат. Студенты, возможно, получат свое кафе, но что менее всего вероятно в итоге, — так это победа непонятных здоровых сил над силами тьмы. С моей точки зрения, такого количества здоровых сил у нас просто нет.
Более того, я не усматриваю никаких признаков социального заказа на победу здоровых сил.
Такой заказ был в США на рубеже XIX-XX веков, когда был организован первый в мире факультет социологии в Чикаго, создавший прецедент институционализации социологии как университетской науки, а затем в 1930-е годы, когда под руководством Питирима Сорокина был создан социологический центр в Гарвардском университете, который смог за короткое время действительно сформировать новую американскую социологию, через полтора десятилетия доминировавшую в мире. А у нас ничего такого не было, нет и не будет. В лучшем случае что-то перераспределят. Я хочу резко высказаться по поводу позиции В. А. Ядова, написавшего письмо против Добренькова. Как ученый Ядов, конечно, мне много ближе. Но что он делал лет десять и более назад, когда в силе и славе своей стоял во главе Института социологии РАН — такого же главного академического института страны, как факультет социологии — главный факультет? Что сделали в это время люди, подобные, например, покойному Ю. А. Леваде, который еще в середине 1990-х годов говорил, что не будет у нас нормальной социологии и спроса на нормальную социологию, пока факультет социологии в МГУ возглавляет Добреньков? Я не говорю, что надо было "вообще" что-то делать. Я говорю: где свидетельства того, что была сделана попытка это центральное место превратить в место производства и воспроизводства науки? А раз тогда ничего не делали, то теперь тем более не стоит, пользуясь известной остротой, упускать прекрасную возможность промолчать. Теперь этим займутся серьезные люди.
Я уже сказал, что социологический факультет и социологическая ассоциация — это большой ресурс, не только организационный, но и материальный, это контракты на исследования, субсидирование книгоиздания, контакты с зарубежными коллегами. Могу себе представить, что эти ресурсы вызывают у многих людей определенный интерес. Возможно, кто-то хочет их если и не вовсе отнять, то хотя бы слегка перераспределить и попользоваться. Отсюда — и кампания в прессе. Боюсь только, у многих из тех, кто чрезмерно активничал в последнее время, останется дурное послевкусие.
— Но ведь в случае сохранения положения статус кво на факультете будут страдать в первую очередь студенты? Не забываем ли мы об их интересах, а также об интересах честных преподавателей факультета?
— Я полагаю, что на первоначальном этапе учебы студенты вообще не могут высказывать претензий, то есть указывать преподавателю, что ему преподавать. Главную ошибку они уже совершили: пришли на этот факультет. Ну, хорошо, прошло время, они поучились немного, так что же? Есть ли у вас уверенность в том, что студенты постарше уже хорошо понимают, каким должно быть преподавание социологии? С одной стороны, откуда им знать, насколько и в чем именно они обделены? Как сравнивать? Кому верить? Когда ко мне пришла в магистратуру поступать выпускница МГУ, я честно ей сказал, что я думаю о факультете и сильно обидел. Только через пару лет она, кажется, поняла. С другой стороны, я не убежден, что все те ужасные черты факультета, которые несомненны, в частности, безумная, на мой взгляд, кафедра социологии безопасности, исчерпывают весь учебный процесс. Чему-то там, видимо, можно научиться. И, наконец, главное: если бы студенты и в самом деле сознавали, до какой степени они лишены нормального образования, если бы они это понимали, то именно это и было бы основным содержанием их требований. То есть никакого разговора о столовой или смертной казни не было бы в принципе. Главным, ключевым требованием стало бы требование коренного изменения всей структуры учебного процесса.
Что касается преподавателей, я не думаю, что на них не следует особенно рассчитывать. Огромное большинство членов факультета — это люди лояльные руководству, которые боятся утратить поддержку и просто потерять средства к существованию. Что касается упоминаемой в прессе истории с заведующим кафедрой, который пытался конкурировать с деканом во время конкурса на замещение должности, а потом вынужден был уйти, то это история крайне грустная. Все понимают, что это никакая не фигура в научном отношении. Его научные достижения никому не известны, если бы он стал деканом, это было бы недоразумением.
— Не кажется ли Вам, что в нужную минуту появится и какой-нибудь более известный претендент из, скажем так, не совсем научных кругов?
— Я вполне могу это допустить. И когда он найдется, мы точно поймем, ради кого и ради чего все это затевалось.
— На сайте АПН подходит к концу спор о политологии. Как Вы думаете, не могут ли в сфере политической науки произойти какие-то аналогичные события?
— Мне представляется, что в отечественной политологии все-таки нет настолько весомых и настолько же одиозных фигур, устранение которых могло бы вызвать тот же резонанс. Политическая наука более молода и более вестернизирована, может быть, ей не хватает решительности и драйва, но институционально она не расколота так, как расколота социология в Россия. И, полагаю, у нее есть источники для внутреннего развития, пускай и не беспроблемного.
