Европа молчит.
Вернее, молчит «Старая Европа». «Молодая Европа», напротив, говорит много и громко, откинув условности и забыв о приличиях. Она впервые говорит все, что думает. Что она думает о России не ново. В новинку только то, что она присвоила себе право говорить за всю Европу, по-детски радуясь, что ей удалось-таки навязать европейцам свое мнение о России, разъяснить, как они полагают, свой реалистический взгляд на большого северного соседа.
То, что они думают об Америке, тоже известно. Америка и только Америка способна защитить их от России. А потому — все на алтарь службе Америки. В то время как весь западный мир твердит, словно заведенный, что американская система ПРО в Восточной Европе направлена против Ирана и Северной Кореи, Лех Качинский не может удержаться от того, чтобы не сделать прозрачного намека, захлебываясь от гордости и смелости: система ПРО, мол, не направлена ни против какой нормальной страны! Но ведь Россию он нормальной страной не считает.
Более интересно, что восточноевропейцы заговорили о «Старой Европе», а заодно о ЕС и даже НАТО. «Старая Европа» им более не нужна. Она сыграла в их судьбе свою роль, а именно, дала им статус. Статус стран, которые считаются полноценными. Теперь они упиваются комплексом полноценности. Было время, когда они разыгрывали перед «Старой Европой» роль робкого ученика, стремящегося добросовестно овладеть премудростями европейской жизни, усвоить ценности и специфический этикет старейших европейских стран. А те искренно надеялись, что обогреют, отмоют, причешут бедных-несчастных-обиженных, научат жить по своим правилам, привьют то, что старой европейской культурой было выстрадано.
ЕС казался надежным пристанищем для восточноевропейцев, где они смогут обрести, наконец, покой и благополучие. Как бы не так! ЕС для них — инструмент в своей игре. Им уже удалось заставить ЕС танцевать под свою дудку, говорить их голосом, выражать их и только их интересы. Более того, этот инструмент позволяет звучать голосу новичков на порядок громче, на порядок более властно, чем голосу всей объединенной Европы. И теперь они откровенно демонстрируют, что сам по себе ЕС им не очень то и нужен, его интересами они легко пожертвуют ради единственного своего друга — Америки. А «старые европейцы» более не вызывают в них ничего, кроме презрения. И даже НАТО, куда младоевропейцы так стремились, теряет для них свое значение. Что думают их европейские партнеры по альянсу об их новой сугубо проамериканской политике, для них более не имеет значения. Что бы те не думали — американской ПРО в Восточной Европе быть, этот вопрос не обсуждается. На «Старую Европу» они высокомерно покрикивают, а Германию и вовсе причисляют к своим врагам.
Кажется, сейчас раздастся властный голос старика Ширака, который вновь посоветует молодым наглецам не упустить удачный случай заткнуться. Но молчит Ширак, молчит вся «Старая Европа».
С момента, когда Америка объявила о размещении элементов своей ПРО на границах России, а президент России произнес свою Мюнхенскую речь, «Старая Европа» молчит. В прессе тупо повторяются американские аргументы о необходимости ПРО в Европе практически без собственных комментариев. А тема России словно бы стала и вовсе запретной. Как-то в раз словно бы забыли об Энергетической хартии, о которой еще недавно дня не проходило, чтобы не помянули, исчезла тема перспектив подготовки российско-европейского договора о партнерстве. Да что там! О Литвиненко едва-едва поминают.
О России пишут почти только в одном контексте — начинается или нет «холодная война» и добросовестно пересказывают обмен репликами между американскими и российскими представителями. Никаких оценок по существу. Никаких самостоятельных попыток проанализировать ситуацию. Никаких «А правда ли что?..» или «Если так, что будет?..».
А заодно практически начисто исчезла тема многополярности мира, которая еще недавно была сверхпопулярна.
Америка делает (поспешный?) вывод: Европа согласна с ее планами по ПРО и даже согласна не обсуждать этот вопрос в рамках НАТО. Ведь на утверждение американских официальных лиц о том, что их действия не нуждаются в одобрении альянса, со стороны Европы следует все то же глухое молчание.
Это не значит, что совсем безмолвствует народ. Опросы, например, в Германии показывают, что более 60 процентов немцев согласны с тезисами Мюнхенской речи Путина, и в том, что касается конца однополярного мира, и в справедливости негодования России по поводу установки в непосредственной от нее близости элементов системы ПРО. Немецкий министр иностранных дел Франк-Вальтер Штайнмайер оказался почти единственным официальным лицом в Европе (кое что не совсем внятное, но по теме один раз изрек Хавьер Солана), кто усомнился в возможности иранских ракет долететь до Европы, выразил мысль, что специалистам следовало бы разобраться, причем здесь Польша и Чехия, поддержал необходимость всем вместе с Россией обсудить перспективы строительства европейской системы безопасности (включая ПРО) и также всем вместе с Россией эту безопасность строить. Крупные политические силы Германии (в том числе и входящие в правящую коалицию) придерживаются близкой точки зрения. Но Ангела Меркель молчит. Молчит, когда влиятельные в германском обществе силы вот уже почти месяц призывают ее сказать хоть что-то.
Меркель молчит и тогда, когда поляки и прибалты открыто смеются над немцами и называют их (пока неофициально) своими врагами. Она молчит также по вопросам американо-германского союзничества, восстановить которое она провозглашала своей целью. Она едва заикается о принятии Европейской Конституции, воскресить идею которой она ставила целью председательства Германии в Евросоюзе. Говорит она в основном о проблеме климата.
Так почему Западная Европа молчит? Многие европейские аналитики уверяют, что речь президента Путина в Мюнхене была адресована не американцам, а именно европейцам. Вряд ли это именно так, но факт тот, что европейцы это однозначно так восприняли. Но не отвечают. И точно не по той причине, что сомневаются в том, что Россия во многом права. Это, опять же, показывают опросы. Есть тут тот нюанс, что они не хотят, чтобы именно Россия была права. То есть не желают видеть в России морального лидера. Это неудивительно, после того черного пиара, которому Россия подвергается последние пару лет.
Не исключено, что истерика, разгоревшаяся вокруг убийства Литвиненко, имела своей целью подготовить европейское общественное мнение к размещению элементов американской системы ПРО у российских границ. Потому что невероятно, чтобы та же Франция не возмутилась бы откровенным американским самоуправством на европейском континенте. Есть причина и более глубокая, Европа в принципе не готова видеть Россию лидером, даже отвечай она всем европейским критериям образцово-показательной страны. Она бы охотно согласилась с ситуацией, когда лидером в вопросе установления многополярности была бы она сама (скажем, Франция, Германия, Италия, Испания), а Россия ее в этом вопросе поддержала. Но факт в том, что все то, о чем в «Старой Европе» говорили в полголоса, Владимир Путин сказал вслух и очень громко. Перед Европой встал вопрос: или-или. Так прижимать европейцев к стенке не следовало. Если Европу вообще иметь в виду, то следовало бы тихо подводить их к мысли, что восстание против однополярности — их собственная инициатива.
Но здесь мешало то, что «Старая Европа» сегодня совершенно затюкана и задавлена младоевропейцами. Она стала жертвой собственного объективного противоречия. Чтобы быть центром силы, Европа должна быть единой. Чтобы быть единой, ей надо иметь общее мнение всех стран, входящих в Евросоюз. А значит, если одна Польша мешает строить с Россией конструктивные отношения, то значит, и вся Европа должна выжидать. То же и в отношении Америки. Если вся Европа не довольна американским самоуправством, а Польша (и ее приспешники) довольна, то вся Европа опять же должна занять выжидательную позицию.
А в ситуации, когда Польша со товарищи ставит под жирный вопрос европейское единство, что делать? Делать вид, что ничего не происходит, и ждать, что ситуация рассосется сама собой.
И, как ни парадоксально, в определенном смысле это для Европы правильно.
Ибо то, что происходит в Европе — это не дело Европы. Оно касается ее только опосредовано.
***
Наступил момент, который не мог не наступить: Россия и Америка бросили вызов друг другу. Теперь Европе, чтобы самоопределиться, следует оценить действительное соотношение сил. Она должна понять, есть ли у России реальные шансы вернуть себе статус сверхдержавы.
Для этого следует убедиться, первое, что Россия способна построить экономику, которая позволит ей соперничать или сотрудничать, но на равных, с Америкой, и второе, будет ли Россия неуязвима для американских ракет? Исключен ли вариант, что Америка сможет произвести акцию разоружения России? Если у нее в принципе такая возможность будет, Россия останется в лучшем случае второразрядной страной. Если же Россия докажет, что разоружить ее невозможно в принципе, то мир автоматически станет многополярным или биполярным (а если положить руку на сердце, то когда-нибудь вновь однополярным, но с доминированием России — но об этом говорить очень и очень рано).
Очень бы хотелось, чтобы до наступления момента этого неизбежного соперничества у России было еще время, чтобы экономически окрепнуть, еще немного протянуть партнерство якобы на прежних условиях, чтобы еще поднабраться сил. Но… жребий брошен. Именно угроза того, что Россия построит-таки сильную диверсифицированную экономику, основанную не на сырье, а на высоких технологиях, подтолкнула Америку действовать сейчас.
И в этом соперничестве Россия остается без каких-либо мало-мальски сильных союзников, поскольку не только Европа, но и Китай — молчат. Есть сочувствующие, но, возможно и они постараются отойти немного в сторону, чтобы очистить место для поединка. Так что истинных союзников Россия сможет обрести только в этой борьбе: в ее процессе и в ее результате.
В 1990-е годы много говорилось о том, что Америка будет выжидать момента, когда российские ядерные силы сдерживания придут в негодность, и она сможет безболезненно для себя совершить разоружение России. Теперь очевидно, что такой момент не наступит. И две страны неизбежно включаются в соревнование. Соревнование, кто умней.
У Америки масса преимуществ. Два главных их них — возможность действовать почти по всему миру, навязывая свои элементы системы ПРО разным странам (но, будем надеяться, не в Средней Азии, которая способна самими своими размерами защитить наши тылы), и богатство, позволяющее Америке вкладывать в развитие своей военной структуры столько денег, сколько потребуется. На нашей стороне тоже есть фактор пространства — невероятные масштабы территории России, и фактор времени, поскольку в данном случае мы убегаем, а Америка нас догоняет.
Это так, поскольку те средства, которые Америка имеет, чтобы подавить нашу способность нанести ответный удар, недостаточны в связи с тем, что у России появилось новое наступательное оружие, для которого та американская система ПРО, которая возможна в ближайшие года три, не опасна. Приближая свои элементы ПРО к нашим границам, Америка начинает угрожать нашим ракетам — речь идет о том, чтобы сбивать их на так называемом «активном участке», от момента старта, до выключения двигателей последней ступени и ее отделения на высоте 200–300 км. Его продолжительность у твердотопливных ракет — до 3 мин. Соответственно, мы можем сделать две вещи — отнести наши ракетные установки подальше от американских противоракет, вглубь страны, и сократить этот «активный участок» (по мнению экспертов, он может быть сокращен до одной минуты). На это у нас есть пара-тройка лет. Далее, Америка изобретает новые возможности охоты за нашими ракетами, а мы, в свою очередь, ищем новые пути в ракетной технике.
Главный вопрос в том, что мы не можем втянуться в классический вариант «гонки вооружений», к чему Америка нас будет постоянно вынуждать, поскольку у нас элементарно нет на это денег. А значит, наш ответ, как об этом уже много раз говорилось, должен быть интеллектуальным. Параллельно мы будем вынуждены всеми возможными силами слезать с сырьевой иглы, иначе, если цена на нефть рухнет, мы не сможем далее продолжать игру.
Вот эта интеллектуально-экономическая гонка, видимо станет фоном, на котором будет развиваться наша внешняя политика неопределенно долгое время. Но это именно фон. Потому что будет происходить различные события мировой политики, на которые мы будем вынуждены реагировать.
Однако потеря эмоционально-политического контакта с той же Европой для нас не особенно важна. Если будет продолжаться экономическое сотрудничество, приносящее нам так необходимые для нас денежные средства, а возможно, и технологические ноу-хау, это для нас как раз то, что нужно. Например, недавние переговоры с Бельгией о строительстве на ее территории крупнейшего газохранилища и выраженная премьером этой страны Ги Верхофстадтом готовность продать «Газпрому» энергораспределительные сети этой страны, а также, главное, продолжающиеся несмотря на все яростные протесты восточноевропейцев и присоединившейся к ним Швеции, строительство Северо-Европейского газопровода, говорит, что к нам будут поступать существенные финансовые средства, а значит, пока в нашей европейской политике все идет как надо, и польские истерики мы можем смело игнорировать.
Нет смысла пытаться поляков и чехов запугать, вполне достаточно, чтобы раз им сказали прямо, что они объективно играют с огнем. Чем быстрее мы выйдем из политических дрязг, тем лучше.
Реальность такова, что поединок с Америкой станет постоянной составляющей нашей жизни, и мы должны научиться с этим жить. Именно научиться жить, продолжая во всех остальных аспектах вести себя как обычно. Не вдаваться в эмоции, не обижаться, продолжать сотрудничать во всех вопросах, требующих нашего участия, таких как, например, Иран и Ближний Восток, нераспространение ядерного оружия и т.п. Есть прекрасный наш с Америкой проект о создании центров по обогащению ядерного топлива для нуждающихся в нем стран, с тем, чтобы у них не было соблазна вставать на путь создания самостоятельной ядерной программы. Мы должны над ним работать, как ни в чем не бывало.
Более того, нам следует налаживать диалог с Америкой, не вставать в позу, а искать то взаимопонимание, которое окажется фактически осуществимым. Искать и по возможности находить новые темы для сотрудничества. Потому что наше стратегическое соперничество дело долгое, а жить нам надо сейчас и желательно не в условиях «холодной войны», которая может ослабить нас по важным для нас параметрам. И, между прочим, нам жить дальше, когда соперничество придет к своему логическому завершению (будем верить, что в нашу пользу), и для нас важно, чтобы формировались содержательные моменты, которые, возможно, приведут к нашему союзничеству, когда паритет будет установлен и доказан.
И не строить отношения с третьими странами только на основе нашего соперничества с Америкой, поскольку оно, это соперничество, дело, можно сказать интимное, и никого не касается.
Свою относительную силу в международной политике мы уже доказали, и испробовав различные модели поведения, определились на данный момент в том, что нам доступно, а что пока нет. И мы можем себе позволить перестать играть в политику, а планомерно строить, во-первых, свою внешнеполитическую линию в соответствии с той миссией в мире, которую мы должны для себя осознать, а во-вторых, строить самих себя, заботясь о своем экономическом и интеллектуальном потенциале, о своем соответствие своему внутреннему образу.
Когда Европа молчит, мы невольно чувствуем нечто похожее на ощущение одиночества. Это инстинктивное чувство, поскольку мы привыкли к некой референтной группе. От этого придется отвыкать. На данном этапе нас с Европой связывает помимо имплицитных связей в сфере высокой культуры, только экономика. Содержательное наполнение наших с ней внешнеполитических связей будет находиться постепенно, по мере обретения нами действительного могущества и миссии в мире. Показательное совпадение состоит в том, что наши друзья из европейских политиков один за одним ушли или уходят с политической сцены: Шредер, Берлускони, Ширак. Вчерашний день закончился. Нужна новая основа, которая вполне сформируется только после завершения нашего соперничества с Америкой.
***
Европа молчит, потому что она в шоке. Пусть она сама из него выйдет так, как сможет, как сочтет нужным. Польский вопрос — это только европейский вопрос. А мы тем временем прекрасно пообщались с Бельгийским премьером. Необходимо и достаточно.
Мы долго шли к тому, чтобы испытать судьбу. За поворотом для нас наше извечное — не верь, не бойся, не проси.
