Итак, российский социум не замечает наличия у РФ пусть мутноватой, но всё же вполне определённой внешнеполитической линии. Какова же причина этого?
Проблема состоит в том, что наше общество все годы строительства так называемой «российской демократии» и не подумало смириться с резким изменением вековых внешнеполитических парадигм. И пресса, и общественность резко противостоят тому «тупому реализму», который, по их мнению, присущ нашей нынешней дипломатии. Декларируемый отказ от собственного глобального проекта до сих пор воспринимается в качестве психологической травмы. Причём как «патриотами», так и «либералами». Одни сожалеют об идеологическом источнике советской экспансии, другие — о том, что России не дали до конца осуществить горбачёвский сверхгуманистический замысел, хорошо описываемый известным русским выражением «пропадай моя телега!», и о том, что наша страна до сих пор существует на карте мира, пусть и в виде некоего «геополитического обрубка».
Борис Межуев в недавно появившейся на АПН довольно интересной статье »Конфликт внешнеполитических идеологий» привёл классификацию стратегических подходов в нашей глобальной дипломатии. Он считает, что соперничают антиисламистский патриотизм, происламский радикал-интернационализм, либеральный глобализм и изоляционизм. Как уже было отмечено, три из четырёх указанных идеологий представляют собой просто разновидность участия России в чужих масштабных проектах. Действительно, Россия рассматривается в одной из трёх ипостасей:
- либо форпоста Запада в борьбе с неким «исламским миром»;
- либо форпоста «третьего мира» в борьбе с Западом;
- либо показательного тайного врага в стане Запада, которого надо добить, чтобы он не мешал европейской цивилизации развиваться.
Отличие от советской политики здесь совершенно очевидно, и крайне странно, что поклонники идей Проханова этого не замечают. СССР был центром, полюсом, хозяином той политики, которую вёл (как бы к ней ни относились). Все три проекта рассматривают Россию в виде «пушечного мяса» или, в последнем случае, «показательной жертвы». Ни обе разновидности хрена, ни либеральная редька особо по вкусу не отличаются. Во всех вариациях мы что-то должны «цивилизованному миру», независимо от того, что таковым миром считается.
И единственным разумным выбором в этих условиях должен был бы стать изоляционизм. Причём — выбором массовым, выбором всех нормальных людей.
Но этого не происходит. Стоит задаться вопросом — почему? И ещё одним — хорошо это или плохо?
«Прагматизм» не окупается
Собственно говоря, разгадка проста. За 13 лет так называемого рыночно-демократического реформирования России о роли страны в мире думали постоянно, в том числе и так называемая политическая элита. Но парадокс заключается в том, что основная цель реформ, как она была заявлена в самом их начале, состояла в добровольном отказе России от какой-либо существенной внешнеполитической роли. «Стать, как все», «не возникать и торговать сникерсами» — вот та нехитрая концепция внешней политики, которую пытались и пытаются навязать стране под маркой «отказа от имперского прошлого».
Однако это — типичная подмена понятий. Наличие собственного глобального проекта вовсе не обязательно влечёт за собой имперскую политику и наоборот. К тому же, «перестроечная пресса» внесла в головы так называемой медиакратии полнейший сумбур. До такой степени, что уже встречаются «творцы общественного мнения», убеждённые в том, будто Ленин прямо продолжал «бездарную имперскую политику русских царей». Впрочем, не в этом дело. В любом случае, под «имперской» идеей они понимают нечто совершенно странное, и в частности, необходимость формирования преимущественно инородческой и иноверческой имперской элиты (например, «евразийство» в его популярном изложении). Мол, в этом-то истинная имперская идея и состоит.
Однако это не моя задача — говорить здесь об империи. Скажу одну вещь, в которой абсолютно убеждён. Существование России как единого государства оправдано (даже с чисто технической и экономической точек зрения) только при наличии собственного глобального проекта. Если его нет, то очевидно, что ресурсами и территориями страны намного более рационально и эффективно распорядятся другие.
Я думаю, большинство населения думает примерно так же, даже если и не осознаёт этого. Сколько раз я сталкивался с этим! Самые далёкие от какой-либо политики «работяги» после третьей рюмки начинали бить себя в грудь и заявлять, что «мы ещё встанем на ноги и всем покажем…». При всей смехотворности нашего традиционного «шапкозакидательства» в нём есть немалая доля правды. Состоит эта правда в том, что исторический опыт показывает: на внешнеполитической сцене отказ от глобальных проектов не окупается. Либо такой проект есть, и он помаленьку вытягивает всё остальное. Либо его нет, и тогда страна, единственной целью которой на ближайшие сто лет являются экономическое соревнование с Португалией и выгодный размен садовых участков на границе с Китаем, вступает в эпоху деградации.
В 90-е гг. многие внешнеполитические эксперты призывали нас к »реальной политике», под которой они понимали всего лишь отказ от того, чтобы смотреть дальше собственного носа. По счастью, Россия, сколько бы её ни критиковали, никогда этим советам не следовала. Другое дело, что выраженный глобальный проект отсутствовал в политическом воображении большей части элиты.
Точнее, ситуация была более сложной. Видение мира, которое царило в «верхах», либо апеллировало к прежним советским образцам, либо представляло собой некий хаос из обрывков разнообразных импортных учений, которые к российским условиям были слабо приложимы.
Например, ещё в 1995 г. мне попадались чиновники, дипломаты и даже аналитики-эксперты, всерьёз убеждённые в том, что через год-два удастся восстановить СССР (ну, без стран Балтии…). Точка зрения, согласно которой геополитический кризис России не будет исчерпан как минимум два-три десятилетия, казалась им «детской». Они верили в партийную солидарность, в единство интересов советской номенклатуры. Если в какой-то маленькой, но гордой стране к власти приходили люди, с которыми мои собеседники когда-то учились в ВПШ или МГУ, это тут же подавалось ими как личный успех в деле объединения постсоветских пространств. Правда, потом почти неизменно оказывалось, что именно эти ребята с дипломом высшей партшколы, »свои в доску», вместе с которыми выпиты цистерны портвейна и самовары водки, проводили едва ли не наиболее жёсткую антироссийскую политику… К началу нынешнего десятилетия этот странный комплекс »общих интересов» элиты вроде бы уже прошёл, что создало предпосылки к проведению более разумной внешней политики.
Тем не менее, все тенденции и все проекты, существующие в российском обществе, по сути дела, до сих пор сводятся к двум:
1. Россия должна постепенно восстановить позиции на своём «законном» геополитическом пространстве (методы варьировались от большой победоносной войны со всеми соседями до создания «либеральной империи» с центром в Москве).
2. Цель России — начать, наконец, сытую, здоровую и спокойную жизнь, как в европейских странах. Если для этого придётся уменьшить территорию и население страны в 100 раз, то тут нет ничего страшного. Игра стоит свеч, а избранные 144 тысячи праведников всё равно в конце концов спасутся.
Я не намерен обсуждать вторую тенденцию, поскольку, на мой взгляд, это самое обыкновенное проявление «воли к смерти», а то и своего рода хилиастическое устремление — «создадим тысячелетнее царство счастья на маленьком островке, и только для своих, любимых».
«Изоляционизм» как глобальный антитоталитарный проект
Итак, будущее России не может лежать вне глобального проекта. Причем восстановления старых российских внешнеполитических парадигм ждет не только российская но и мировая общественность, в надежде закрыть «белое пятно», образовавшееся на мировой карте дипломатических конфликтов после самоустранения «имперской Москвы». В этом смысле, российская внешняя политика оказывается в ситуации отсутствия каких-либо альтернатив. И общество внутри, и «экспертное сообщество» вовне требуют от России выдвинуть новый глобальный проект, и никаких других идей воспринимать не намерены. В подобной ситуации, конечно, легко впасть в эйфорию и тут же броситься исполнять общественные заказы. Но следует помнить, что тут существует одно сильнейшее ограничение. Звучит оно банально: у нынешней России нет средств на то, чтобы вести политику противопоставления себя всем и вся. Более того, даже если эти средства будут получены путём какой-либо нехитрой операции (вроде «экспроприации экспроприаторов»), то выяснится, что общество не настолько едино, чтобы терпеть все ограничения, связанные с политикой противопоставления. Закрытие границ, экономическое эмбарго и, в перспективе — «холодная», а то и «горячая» война. Результат которой, в общем, далеко не предопределён.
Я не собираюсь здесь обсуждать схемы «радикалов», для которых вышеизложенное представляется единственным выходом, достойным настоящих героев. Я исхожу из тех возможностей, которые есть. Мы должны, наконец, признать — в нынешних условиях открытая борьба с «полюсом силы» не только обречена, но и неэффективна, и невыгодна нам самим.
Поэтому в качестве глобального проекта России следует, на мой взгляд, выдвинуть следующий набор идей. Итак, мы готовы сотрудничать с «хозяевами нового мирового порядка». Но наша роль в выстраивающейся мировой системе не может сводиться к бездумному исполнению указаний «свыше». Следует понимать и разъяснять остальным, что стремление США и сателлитов построить мир по своим схемам есть не что иное, как самый очевидный «тоталитаризм», как бы он ни прикрывался демократическими схемами и лозунгами. На этом фоне у России есть возможность превратиться в глобальный фактор, способный смягчить наступление мировой «либерально-демократической тотальности». Нам следует отстаивать не только свою, но и чужую самобытность. Стоит ясно сказать, что более чем 500-летняя история Московской Руси привела к созданию на огромных пространствах Евразии самых разных национальных государств, со своим пониманием действительности, своими культурными и религиозными ценностями. Этот мир не может быть переделан по единой схеме и в одночасье. Для этого он слишком разнороден.
Таким образом, умеренный российский изоляционизм вполне мог бы иметь смысл «глобального проекта» автономизации народов и культур. Колесо «мировой либеральной глобализации» прокатилось по нашей стране, мы смогли дать ему некоторый отпор, и теперь Россия имеет полное право стать глобальной лабораторией конструктивных альтернатив «новому тоталитаризму». Естественно, упор здесь нужно сделать на слово «конструктивный», потому что альтернативы вроде «сбросить на Вашингтон десять нейтронных бомб и ждать наступления земного рая» разумными не назовёшь. А вот умение предложить новые проекты в экономике, в политической сфере, в образовании и науке стоит многого. И, главное, все эти проекты должны быть направлены на смягчение, а то и полную нейтрализацию ударов «мировой тотальности».
Примерно такую же политику сейчас декларирует Евросоюз. Посмотрите на их отношение к американскому проекту «Большой Ближний Восток» — европейцы его просто боятся, справедливо ожидая, что перекройка региона по тотальным схемам ни к чему хорошему не приведёт. Этот настрой звучит в документах ЕС — необходим «гибкий подход», «точная настройка» (fine tuning), сотрудничество с традиционными режимами. Но всё же для Европы характерна своя, иного рода тотальность. И не все ей доверяют.
В этом отношении у России ещё имеется очень большой потенциал. Да, за последние годы она успела наломать дров у собственных границ. Но ситуация, кажется, ещё поправима. Для этого достаточно почитать собственную внешнеполитическую концепцию.
