После Мюнхенской речи Путина стало очень модно говорить о грядущей войне. В Мюнхене глава государства продемонстрировал Западу такую кузькину мать, что на головы «дорогих россиян» посыпался не только запоздавший февральский снег, но и пепел грядущей ядерной войны – вместе с массой соответствующих комментариев.
Никто, однако, не задаётся вопросом, а может ли Россия вообще вести войну – хоть против Грузии, хоть против НАТО?
Разумеется, враждовать с ближними и дальними соседями за последние годы наша власть научилась просто блистательно: грузин в 24 часа на историческую родину катапультировать; в отчаянной санитарно-эпидемиологической битве громить вина и мандарины сопредельных стран; «братьям-славянам» намекать, что без уступок по газу нет ни братства, ни славянства. Но что делать, если вдруг начнётся настоящая война?
Многие современные исследователи и аналитики называют недавно окончившуюся «холодную войну» Третьей Мировой. Можно долго спорить, правомерно ли такое сравнение, равно и как доказывать, что «мы не проиграли, да и войны-то никакой не было».
Действующая российская Конституция закрепила наше поражение: наша страна оказалась наравне со странами, проигравшими во Второй Мировой, - Российская Федерация лишена одного из важнейших суверенных прав – права объявлять войну.
Для того чтобы не быть голословными, проанализируем все верховные институты государственной власти на предмет наличия у них вышеуказанного права. Начнем, как водится, с Президента. Если рассмотреть его функции с позиции военного права, то получится следующее - Президент формирует и возглавляет Совет Безопасности, утверждает военную доктрину, назначает и освобождает высшее командование Вооруженных Сил России (ст. 83 Конституции), является Верховным Главнокомандующим, имеющим право вводить военное и чрезвычайное положение на территории России с незамедлительным сообщением обеим палатам Федерального Собрания (ст. 87, 88 Конституции).
Заранее оговорюсь о праве объявить военное положение: последнее вводится только в случае агрессии или непосредственной угрозы агрессии против Российской Федерации, и является защитной мерой. Между тем объявление войны - право суверена на декларацию врага. Первое право завязано на некий объект, а второе полностью субъективно, кого захотели, того и назвали.
Закон не способен выступить актом, определяющим объявление войны. Это связано с правовой природой закона. Являясь фундаментальным для системы нормативно-правовых актов, он выступает как регулятор отношений в той или иной сфере жизни общества. В республиканском обществе закон не может быть актом волеизъявления одного из органов власти, для этого предусмотрена обширная система подзаконных актов разного уровня влияния. Объявление войны не содержит в себе никаких сильных коннотаций и регламентаций, поскольку оно направлено вовне, а общественные отношения, регуляция которых устанавливается законами, находятся "внутри" государства. Так складывается ситуация, согласно которой в объявлении войны объект (собственно враг) находится за пределами возможного влияния. Объявление войны есть потому уведомление, а не список действий.
Думаю излишне пояснять, что для существующей в мире системы права «объявление войны» и «введение военного положения» являются разными правомочиями, которые имеют разный политико-правовой характер, а в большинстве республиканских государств вообще принадлежат разным институтам государственной власти с целью создания «системы сдержек и противовесов».
Продолжая анализ органов исполнительной власти, заметим, что Правительство, равно как и ни один из его членов, каким бы статусом он не обладал, также не способны объявить войну, но только осуществлять меры по обеспечению обороны страны и государственной безопасности (ст. 114 Конституции).
Памятуя о системе разделения властей, перейдем к органам законодательной власти, попытавшись найти это пресловутое право у одной из палат Федерального Собрания. Но и здесь нас поджидает разочарование. Единственное, на что можно обратить внимание, это пункт «е» 106 статьи Конституции, в котором говорится, что федеральные законы по вопросам войны и мира после принятия Государственной Думой подлежат обязательному рассмотрению в Совете Федерации. Однако объявление войны есть акт волеизъявления, но не закон, и данная статья регламентирует правила, касающиеся законопроектов, связанных, например, с правами миротворческих миссий.
Итак, главный закон страны, имеющий прямое действие, не предполагает у России права объявлять войну и заключать мир. Законная мера в отношении проигравшего крупную войну государства, хотя очень неудобное положение для страны, претендующей на статус «суверенной демократии». Не будем вдаваться в подробности детально разработанной Карлом Шмиттом теории суверена - тем более что ее экстраполяция на современную Россию вряд ли даст какие-либо воодушевляющие результаты, да и властные чиновники полагают суверенность как буквальное равенство независимости. Вот только можно ли говорить о суверенности государства, которое лишено одного из основополагающих прав. Причем того самого, которое является ключевым гарантом независимости страны.
Впрочем, проблемы, касающиеся войны, на этом не заканчиваются. Вернемся к вышеупомянутому военному положению, которое может ввести Президент России. Большая часть закона представляет собой неясный текст, в котором долго рассказывается, кто что должен сделать, но не устанавливается никакого четкого регламента данных действий.
Во–первых, нет никакой внятной структуры подчинения различных органов друг другу, предполагается, что новые, принятые во время военного положения нормативно-правовые акты будут способны решить этот вопрос. Цель, безусловно, благородна – найти «наиболее эффективную для данных территории и времени систему управления» - вот только какие принципы станут ее фундаментом – совершенно неясно, а без них большое пространство свободы скорее обернется еще большим хаосом, чем идеальным порядком.
Второй основной проблемой является фактическое отсутствие всякой ответственности за нарушение установленного распорядка в случае военного времени. Формально в законе есть отсылочная норма, предполагающая, что ответственность установлена иным законодательством Российской Федерации, но на практике статьи и Уголовного Кодекса, и Кодекса РФ об административных правонарушениях не предполагают никакой особой ответственности за правонарушения, совершенные во время военного положения. Мирному населению можно плевать на все распоряжения органов власти, отделавшись в худшем случае небольшой административной ответственностью, и то по причине того, что их деяния будут совершать иной, установленный законом состав правонарушения типа «появления в общественных местах в состоянии опьянения».
Таким образом, Россия не просто не может объявить войну, в нашей стране попросту отсутствует даже общий план ведения войны и реальных действий в условиях военного времени. Складывается стойкое ощущение, что все сделано или так, чтобы в случае войны снять с государственной власти всю ответственность, перебросив ее на попавшихся под горячую руку военных, или исходя из позиции, что в случае войны лучше ввергнуть страну в хаос для наиболее быстрого поражения и установления необходимых отношений с новым победителем. Оба варианта вряд ли являются обнадеживающими.
Подводя итог, я все же предложу читателю чуть отвлечься от суховатого правового анализа поставленного вопроса и понять, что главная проблема России на самом деле связана не с суверенной демократией, не с «мюнхенской речью» и даже не с огромными пробелами и недочетами российской правовой базы, наглядной демонстрацией которых выступает эта статья. Все на самом деле куда проще и хуже.
Вспомните, сколько потребовалось времени немцам для того, чтобы оказаться у стен Москвы. Теперь представьте, сколько на это времени затратит бригада НАТО, учитывая, что стартовать она будет не от Бреста, а от Донецка, и, наконец, догадайтесь, как быстро наша нежно любимая власть сможет принять все необходимые решения при отсутствии у нее внятной системы действий.
А теперь, внимание – вопрос!
Как Вы думаете – есть у нас шансы на победу, если завтра начнется война?
