В минувшее воскресенье в Таджикистане в торжественной обстановке открылась 4-я российская военная база. Основой для нее послужила 201-я мотострелковая дивизия, подразделения которой расквартированы, помимо Душанбе, в Курган-Тюбе и Кулябе. По словам президента Путина, вместе с авиабазой в Канте новая база «станет надежным звеном единой системы коллективной безопасности в регионе», задача которой — борьба с наркотрафиком и организованной преступностью.
Одновременно руководители России и Таджикистана подписали целый ряд серьезных межгосударственных соглашений. Все вместе было оценено как очередная большая удача российской дипломатии. Но итоги российско-таджикских переговоров, в ходе которых был подписан ряд межгосударственных соглашений, оставляют двойственное впечатление. «Безусловно, многое недоговаривается, — считает руководитель службы стратегического планирования Ассоциации приграничного сотрудничества Александр Собянин. — Ощутимо взаимное недовольство сторон».
Возникает много вопросов, связанных с логикой принятых решений. Трудно не заметить, что таджикская сторона получила (во всяком случае, согласно подписанным документам) колоссальную материальную выгоду. Помимо полного списания государственного долга (299 миллионов долларов, из которых 242 миллиона РФ заплатила за уникальный оптико-электронный узел космического слежения «Окно» в Нуреке, а 50 намерена инвестировать в строительство Сангтудинской гидроэлектростанции), Таджикистан «сторговал» с России инвестиционный проект. Российские компании РАО «ЕЭС России» и «РусАл» собрались вложить в строительство Сангтудинской и Рогунской ГЭС, модернизацию имеющегося и строительство нового алюминиевого завода в общей сложности около миллиарда долларов.
Разумеется, взыскать госдолг без активного участия РФ в стабилизации обстановки и развитии экономики Таджикистана было бы проблематично, но его можно было бы реструктуризировать, как это обычно и делается. Такой перспективы больше нет, и экономической целесообразности в этом не видно.
«Деньги, за которые России разрешили оставить «Окно» — явный перебор даже для США», — отметил Александр Собянин. Причина, по которой Москва все-таки согласилась на эти условия, проста — это шантаж. Сейчас РФ строит второй аналогичный комплекс системы раннего предупреждения о ракетном нападении на Дальнем Востоке. В случае, если бы стороны не достигли соглашения по условиям передачи «Окна», Россия не смогла бы в ближайшее время прикрыть свои южные рубежи. Необходимость подчиниться диктату Душанбе вызвала, по словам Александра Собянина, недовольство российского Министерства обороны. «Офицеры не скрывают раздражения, — заметил он. — По их мнению, это — не по-союзнически, не в рамках отношений дружбы и сотрудничества, декларируемых президентом Таджикистана Эмомали Рахмоновым».
Открытие 4-й российской военной базы не имеет столь большого значения, как договоренности по «Окну» и в области электроэнергетики, убежден Александр Собянин: все равно Россия не может вывести свои войска из Таджикистана, поскольку не имеет возможности закрыть российско-казахстанскую границу (которая примерно в семь раз протяженнее таджикско-афганской, но, в отличие от нее, практически не оборудована). А это неизбежно придется делать в случае ухода из республики. Поэтому, полагает руководитель службы стратегического планирования Ассоциации приграничного сотрудничества, договоренность по базе просто зафиксировала сложившуюся ситуацию.
Впрочем, сам факт «переоформления» дивизии в военную базу, переговоры о котором растянулись на добрых (вернее, злых, так как таджикская сторона, особенно в последнее время, делала все для того, чтобы вовсе сорвать процесс, выдвигая заведомо невыполнимые требования) пять лет, не вызывает возражений. А вот эффективность ее будущей деятельности, скорее всего, будет минимальной.
Дальнейшие перспективы развития Таджикистана в связи с окончательным правовым оформлением решения о передаче таджикско-афганской границы под контроль таджикской стороны (ответственность за надежность границы лежит на российских пограничниках лишь до конца 2006 г.) вызывают серьезные опасения. Уход России с границы повлечет безусловное ослабление контроля за наркотрафиком в связи с неспособностью и отчасти нежеланием таджикской стороны обеспечивать этот контроль. Кроме того, ситуация в Таджикистане и вокруг него продолжает оставаться нестабильной, что в значительной степени связано с воздействием внешних сил. Перед российской военной базой всегда будет маячить неприятная перспектива оказаться втянутой в межтаджикские или внутрирегиональные разборки, защищая, разумеется, рахмоновский режим.
«Пребывание в Таджикистане российских пограничников без охраны границы — полная бессмыслица, — считает политолог, главный редактор крупнейшего сайта по центральноазиатской проблематике «ЦентрАзия» Виталий Хлюпин. Выводить войска, конечно, не надо, но и толка от такого присутствия практически нет. В этом случае невозможно решить главную задачу — перекрытие наркотрафика». Возникают серьезные опасения, что она на самом деле мало кого волнует. И когда граница оголится, наркотрафик в Россию из Афганистана может увеличиться в разы.
Таким образом, полагает Хлюпин, «4-я российская военная база станет гарантом предполагаемых российских инвестиций — крайне сомнительного бизнес-проекта, который фактически является уводом капитала из России». Особенность данных договоров — большая растянутость во времени, достройка ГЭС — дело даже не ближайших пяти лет, говорит он. При этом Таджикистан, в котором постоянно что-то происходит, представляет собой «живой катаклизм». «За это время, как у Ходжи Насреддина, кто-нибудь обязательно сдохнет — или хан, или ишак, — считает Виталий Хлюпин. — В Таджикистане обязательно произойдет какой-нибудь глобальный форс-мажор, который все спишет — потоп, оползень, землетрясение, война с неверными, война с верными, война войне и т.д. и т.п.». Если же никакого из перечисленных бедствий и не случится, то, полагает эксперт, для оправдания исчезнувших в никуда огромных средств заинтересованные стороны могут сами организовать взрыв или иной инцидент на каждом из «долгостроев», списав все на афганских душманов.
Представленный в Душанбе инвестиционный проект, уверен Виталий Хлюпин — «полная Панама, из разряда поворота сибирских рек Лужкова, попытка положить себе в карман лишние нефте- и прочие доллары. Как будто в России недостаточно перспективных регионов для инвестиций! Или все настолько благополучно, что надо такие капиталы тащить в Душанбе? Существует еще ряд столь же «привлекательных» проектов — например, бетонирование котлована Каракумского моря (Туркмения) или поворот Амударьи в старое русло, чтобы в итоге река, как и столетия назад, впадала в Каспий, а не в Арал (Узбекистан) — кстати, сделать это зачем-то собирался еще Петр I».
«Деньги будут выделены, но до Таджикистана они не дойдут, а рассосутся мелкими партиями по оффшорам от Кипра до Виргинских островов», — прогнозирует Виталий Хлюпин. По его мнению, «подбор инвесторов — Чубайс, Дерипаска, несколько питерских банков и строительных кампаний — говорит сам за себя». Кроме того, напомнил политолог, «помимо «идеальности» Таджикистана как государства, «идеален» и его президент Рахмонов как партнер. Ему не надо долго объяснять, как, что, кому и куда «делится».
Александр Собянин оценивает эффективность инвестпроектов не столь удручающе низко, однако отмечает неудовольствие Москвы, вызванное нежеланием Таджикистана «принять на себя сколько-нибудь ответственные обязательства» в сфере электроэнергетики.
«Уже в ближайшее время и, безусловно, в среднесрочной перспективе Таджикистан и Киргизия будут серьезно влиять на ситуацию в Казахстане и Узбекистане, так как водные ресурсы и связанные с ними возможности развития электроэнергетики сосредоточены именно в этих государствах», — пояснил он. Проекты по строительству Сангтудинской и Рогунской ГЭС в Таджикистане приобретают значение стратегических и требуют значительно больших, нежели заявлено, вложений. Их невозможно реализовать только силами российских компаний, без поддержки госструктур. Самостоятельно, без помощи российского государства, «Базовый элемент» справится только с модернизацией имеющегося в Таджикистане алюминиевого завода, но не с постройкой нового, прогнозирует Собянин.
В связи с этим контроль над проектами становится критически важен. Однако анализ последних действий таджикского руководства показывает, что «энергетические» обязательства перед Россией не носят для официального Душанбе серьезного характера. Здесь столь же охотно принимают предложения Пакистана (выразившего готовность инвестировать в энергопроекты от 900 млн. до 1 млрд. долларов), ведут переговоры с Китаем, Ираном, различными структурами мусульманского мира, в частности Организацией «Исламская конференция». В силу огромной стоимости проектов, для их завершения придется привлекать исламские деньги, считает Собянин. В то же время, убежден он, сейчас в регионе без участия России или США не может быть реализован ни один крупный проект. «Таким образом, вопрос в том, кто будет контролировать мегапроекты в сфере энергетики, — полагает политолог. — Но тут Таджикистан, в силу очевидных причин, вынужден опираться на Россию». «Оба проекта по строительству ГЭС будут развиваться медленно и вяло, — констатировал Александр Собянин. — Российские участники будут расширять поле достигнутых договоренностей, для чего придется ответить на ряд вопросов, в том числе о том, кто будет софинансировать их с исламской стороны».
Что касается общих итогов визита, мнения экспертов несколько разнятся, однако проявлением восторга их никак не назовешь. «Не случилось очередного дипломатического и политического ляпсуса, — говорит Александр Собянин. — Победа, которую с трудом можно так назвать, была вызвана мощным давлением со стороны президентских структур». «Если до последнего визита Путина в Душанбе политика России в Центральной Азии была пассивно-бездарной, то теперь она стала активно преступной, — резюмирует Виталий Хлюпин. — К национальным интересам России все это никакого отношения не имеет, а прикрывать интересы Чубайса, Дерипаски и ряда других фигур штыками российской военной базы — по меньшей мере аморально».
