Почему у хорошего хореографа плохие танцы

Месяц назад на АПН появился мой достаточно абстрактный и достаточно вневременный текст про семантические войны. Вскоре нашёлся боевой мыслитель, обнаруживший в нём злобную заказную русофобскую агитацию против новейшего на тот момент откровения от К.А. Крылова. Выйдя из ступора, я понял: “Всё пропало, и остаётся одно — как следует повеселиться”. Надо уважать требования рынка. Если массовый читатель с рубильником в мозгу желает в каждой строке видеть ожидаемое лыко и ждёт только знакомую рифму — на, возьми её скорей.

Данная статья действительно будет агитацией против Крылова. Хорошо ли вам слышно? Сообщаю об этом заранее, а то вдруг вы опять что-нибудь не так поймёте. Обеспечение умственного комфорта потребителя — залог выживания публициста, спасибо, что напомнили.

Собственно, мыслители с рубильником могут дальше не читать. Да и не будут наверняка. Всем прочим сообщаю — автор не будет спорить с художественно-метафорическими построениями уважаемого гуру. Как литератор, Крылов неподражаем. Вероятно, он — единственный отечественный публицист начала XXI века, который действительно “впишет своё имя в историю русской литературы”, что бы ни думал по этому поводу Д.В. Ольшанский.

Однако литературный талант имеет оборотную сторону: человек, способный сделать конфетку из любого продукта, как правило, начинает этой способностью злоупотреблять. Если некий постулат можно “доказать” публике с помощью напора, драйва и богатого образного ряда — то зачем же его доказывать в прямом смысле, используя скучную логику? Если ловкость рук позволяет подменить понятия так, что введённый в транс читатель ничего не заметит, — отчего же и не подменить?

Вот логические-то подмены и обнаружены во 2-й статье Крылова из цикла “Русские вопросы” (той, которая про “культурофилию”). Поэтому, кстати, я не касаюсь 3-ей (на сей момент самой свежей) статьи. Прежде всего, она вообще не имеет содержания, только изящную форму — оттого не может являться основой какой-то дискуссии. Но даже окажись она логическим продолжением первых текстов цикла, её уже бессмысленно было бы принимать во внимание. Если в начале длинного доказательства (а конкретно во 2-й статье) обнаружена некорректная операция, — дальнейший путь рассуждений прослеживать незачем.

Первая из подмен такова. С целью курощения и низведения берётся известная концепция, определяющая нацию через “Язык — Культуру — Общую судьбу” (далее ЯКОС). Затем она перефразируется:

“Русским может называться всякий человек, причастный русской культуре и желающий называться русским”.

Далее Крылов предпринимает семантическую, исполненную художественно-литературными средствами атаку на психику читателя: первая часть фразы (“причастность культуре”) парируется остроумными примерами с “хорошим русским Гоги”, “ЦРУшным аналитиком” и “израильским филологом”; вторая часть фразы (“желание называться”) опровергается душераздирающим сравнением уважаемого А.Г. Асрияна, не желающего называться, и неких непоименованных презренных кукушат, спекулирующих лозунгом “да я более русский, чем вы все”.

Читатель, воодушевлённый этим эпическим холстом, согласно кивает головой. Между тем надо было не наглядностью примеров и образностью языка восхищаться, а следить за руками.

Для начала легко заметить, что составные части определения критикуются по отдельности. На входе имеем тезис: “русский = причастность + желание”; в процессе как бы критики читаем два независимых сюжета на темы: не все “причастные” — “русские” + не все “желающие называться” — “русские”; на выходе забавным образом получаем отрицание тезиса. Очень знакомый прецедент, даже в учебниках отражён. “Если не всё красное — морковь, и не всё длинное — морковь, и не каждый корнеплод — морковь, значит, морковь нельзя назвать красным удлинённым корнеплодом”.

Но это ещё цветочки. Нормальная публицистическая вольность, без таких шалостей с логикой пропаганда и агитация были бы вообще невозможны. Куда более интересна (и значима) изначальная подмена — превращение концепции ЯКОС во фразу о “причастности-&-желании”.

Здесь, кстати, любопытно отметить полную беспомощность искренних адептов ЯКОСа перед умелым демагогом экстра-класса. Они нутром чуют, что их где-то имеют, — но сказать не могут, поэтому постоянно скатываются в банальное метание банановой кожуры. А разгадка одна. “Народ” — никоим образом не 10 тысяч образованных и культурных людей, которые до хрипоты спорят, пытаясь найти дефиницию “народа” в самих себе. Любой “народ” — это миллион, 10 миллионов, 100 миллионов так называемых “простых людей”, совершенно не задумыващихся, что же такое “русский” (“англичанин”, “японец” и т.д.). Они и так являются сами собой, им нет нужды в осознанной самоидентификации. Концепция ЯКОС очевидна и аксиоматична, если мы поймём несложные вещи:

“Язык” — это родной язык, или даже “второй родной”, но так или иначе выученный не в школе, не на спецкурсах и не в колледже, а с младенчества дома, во дворе, на улице.

“Культура” — это не образование; не любовь к Чехову, не умение поговорить о Достоевском и не восхищение Мандельштамом; это комплексное мироощущение, опять же формируемое окружающей средой. Культура — система простейших мемов. Если хотите — система совершенно неосмысленных, инстинктивных реакций. Человек может знать только две строчки из Пушкина (“Мой дядя самых честных правил” и “На Лукоморье дуб зелёный”) и никогда в жизни специально ничего не думать про Пушкина. Но если при упоминании этой фамилии первая, рефлекторная реакция человека — “Наше Всё” (не в модной ныне саркастически-издевательской интонации, а именно в прямом, наивно-пафосном смысле) — то по этому параметру он уже “русский”.

Наконец, “Общая судьба” опять-таки не означает осознанного и непрерывного обдумывания Державных Судеб. Просто мы все Тут живём… Всегда жили. Это — Наша Страна и Наша земля. Здесь — кости дедов и прадедов. Уже общие кости, потому что перемешались. Неважно, в каком смысле “мы”, важно — что “мы Тут” (ещё раз подчеркну: мыслей таких нет, есть лишь подспудная, фоновая эмоция).

Вот, собственно, и весь бином Ньютона. “Народ” существует на улице, во дворе, в семье и на работе. “Народ” — сумма неких локальных феноменов, признаков, логически несвязанных, ни к каким умственным формулам не сводимых, но чисто историческим путём, в процессе жизни многих поколений, притёршихся друг к другу и образовавших гармоничное, нерасчленяемое единство. Здоровый и крепкий “народ” никогда не пытается понять, почему он именно такой, как ему удаётся столетиями танцевать свой уникальный танец и отчего у него до сих пор ноги (признаки) не перепутались. А вот когда народ болен, — тогда приходят хореографы-теоретики, и начинается: “Да у вас же эта нога короче вон той! А этот ботинок вообще от другого народа! А это сочленение по теории вообще не должно сгибаться! Да как же вы до сих пор-то танцевать умудрялись?”

И стоит над этим вопросом задуматься — всё, пиши пропало. Адепты ЯКОСа попали в интеллектуальную ловушку: они всё правильно почуяли нутром, но затем принялись вербализировать и рационализировать, глядя в зеркало на себя, любимых. Тут-то, на кривой дорожке определения абстрактных 100 миллионов “простых людей” через знакомые и близкие 10 тысяч “мыслящих личностей”, их и подловил хитрый Крылов с топором.

Как только “язык и культуру” подменили “образованием и культурностью” — извольте получить.

Как только “ощущение себя русским” подменили “осознанием себя в качестве русского” — извольте получить.

В этом смысле Крылов исполняет очень полезную функцию санитара леса. Он продемонстрировал одно: рационализация “национального самосознания” возможна не более, чем рационализация любого личностного самосознания. Вот Я — что такое, кто такой “Я”? Почему Я — не “он” и не “ты”? Как “Я” понимаю, что Я — это “Я”? Знаменитейшая проблема, не правда ли? Может, давайте и её между делом порешаем? Актуальность примерно та же.

…Надеюсь, теперь ясно, какое отношение к этой статье имеет эпиграф из Киплинга? Ей-богу, не худший пример для поиска общего языка. Киплинг не даёт определения. Он даёт эмоциональный ряд, список, который близок каждому, к кому обращено стихотворение. “Англичане”, the English — не “кто”, а “какие”. Не существительное, а прилагательное, и пусть успокоятся все плакальщики, обсасывающие точно такое же собирательное прилагательное “русский”.

Итак, констатируем: Крылов иллюстрирует несостоятельность всех точных, кратких и рациональных культурофильских “дефиниций русскости”. Однако это побиение рационализаторов никак не затрагивает истинной, глубинной основы “культурофилии”. Если эту основу попытаться озвучить, она будет выглядеть примерно так: “Я – русский, потому что я это чувствую. Мы — русские, потому что мы ощущаем друг друга русскими и признаём друг друга в этом качестве”.

Помните любимую позитивистскую присказку про объект, который выглядит как утка, крякает как утка и ходит как утка, — а, значит, утка и есть? Здесь то же самое, с одним отличием: “утку” мы всё-таки можем теоретически представить как некий объективно и независимо от нас существующий объект. Это вопрос философских предпочтений. Но уж “народ”-то совершенно точно не существует “независимо от нас”. Рекурсивность определения в данном случае не порок, а единственно возможный выход. Попытки навесить на эту эмпирическую формулу ярлык “замкнутого круга” — бессмысленны; “народ” и “я/мы” действительно составляем сами по себе замкнутый круг.

…Да, но что же делать с теми, кто называют себя “русскими”, но при этом “ведут себя как кукушата, выпихивающие из гнезда ласточки её птенцов”? Как отделить агнцев от плевел? Автоматически. Смотри выше. Вы — их — признаёте в качестве русских? Вы их ощущаете “своими”? Да ведь нет же, не признаёте и не ощущаете. Вы чуете, что они лгут. Они ходят и крякают не как утка. И этого ощущения — достаточно. Они — нерусские, это прямо следует из вашего и моего восприятия. Зачем же городить лингвистический огород? Чтобы отмежеваться от тысячи-другой “кукушат”, “популярных журналистов” и “представителей русских интересов”, пытаются сочинять какие-то умозрительные конструкции, грозящие между делом формально отсечь от Нас миллионы людей, которые на самом-то деле — Мы...

Очень странное понятие о КПД национального процесса — разменять одного широко известного массовика-затейника в кипе на полмиллиона простых, неизвестных, давно обрусевших бурятов или чувашей. Здесь снова наблюдается тот же изгиб сознания: патриот, теоретически радеющий за весь абстрактный “народ”, фактически обитает в среде из нескольких тысяч образованных “соратников” и “оппонентов”. Тусовка заслоняет мир, тактическая борьба подменяет стратегические цели. Дубина народной дефиниции применяется для решения узкоспециальной задачи: “Посмотрим-ка, кто у нас тут истинно русский!” (в тусовке ударение на “у нас”). В этаком масштабе несколько жучков-вредителей, мимикрировавших под “русских”, конечно же, поважнее каких-то там башкиров...

Кстати, вот ещё пример логической подмены, популярной у любителей крови и почвы: “по данным Переписи 2002 года, русских в России 83% — так чего нам бояться, чего оглядываться на всякие мелкие народцы-инородцы? Мы и без них о-го-го…”

Но во время Переписи-2002 каждый респондент сам, по желанию, указывал свою национальность. То есть 83% вычислены как раз с помощью предельно культурофильского определения — как я себя желаю называть, так и назвал. Забавно смотреть на этакий выверт сознания: люди сражаются с некоей враждебной методикой, привлекая как доказательство статистику, полученную с помощью именно этой методики… Да, по Переписи подавляющее большинство населения многих так называемых “Автономных Республик” считает себя русскими. Но ведь вам же не нравится именно этот критерий? Вы же хотите “русской крови”? Ну-ну. Тогда либо дудочка — либо кувшинчик. Либо 83% русских — либо расовая чистота с неизвестными последствиями.)

В результате создаётся поганенькое ощущение: никто из “народных защитников” не надеется выйти на реальную общенародную сцену и даже не ставит перед собою такой цели. Всё полемическое оружие специально заточено именно под схватки типа “26 интеллигентов на 28 интеллектуалов”. С упорством, достойным лучшего применения, отрабатываются семантические мантры и риторические приёмы, позволяющие обнаружить малейшее расхождение во взглядах или даже вкусах, — и немедленно, сладострастно размежеваться. Ещё раз уныло спрошу — ну и зачем? Снаружи, за пределами уютной резервации мыслителей, вопрос о “самоидентификации русских” не стоит. Снаружи нет нужды в умелых дезинтеграторах, их и без того довольно. Есть нужда в объединителях и собирателях, — но кухонные патриоты, как назло, считают своим долгом совершенствоваться в прямо противоположной дисциплине…