В стране все настолько хорошо, что актуальнейшей из проблем становится реформа праздников. Нам предлагается забыть о 7 ноября ради более примечательной даты — 4 ноября. Если бы не трагедия террористической атаки, реформу анонсировали бы раньше. Соответствующая PR-кампания началась еще до Беслана на ОРТ. Программа «Искатели», создатели которой отвечают на 1 канале «за историю» (не очень, правда, разбираясь в этой науке) озадачились вопросом: »А был ли Минин?». Я, признаться, вздрогнул, опасаясь, что в эфир пойдет очередная история в стиле «Минина не было, а Пожарский был женщиной». Но нет, отлегло. «Искатели» после долгих поисков все же нашли Минина на скрижалях истории, и неискушенному зрителю было невдомек, зачем потратили эфирное время — ведь и прежде никаких сомнений в существовании этого персонажа не было. «Искатели», впрочем, остались верны себе и «напартачили» (что важно для понимания последующих приключений Минина и Пожарского уже в наше время). В передаче русское воинство берет Москву в единой операции, причем, пока Пожарский теснит супостата в лоб, Минин смелым обходным маневром захватывает Кремль…
В действительности все было не так (о чем легко прочитать и в летописи, и в любом грамотном историческом сочинении на эту тему). В конце августа (по старому стилю) войска Пожарского одержали победу под Москвой, что позволило им осадить Китай-город. 22 октября они прорвались в Китай-город. Поляки продолжали занимать Кремль, который и капитулировал 26 октября 1612 г. (все по старому стилю, то есть Юлианскому календарю).
Какое это имеет отношение к современной политике? Самое непосредственное. Дело в том, что 25 октября (по старому стилю) произошел Октябрьский переворот, он же Великая Октябрьская социалистическая революция. Для одних это — святой праздник, для других — черная дата, для третьих — повод выпить. При Ельцине было найдено соломоново решение — 7 ноября как государственный праздник сохранить, но считать его днем примирения между историческими традициями, условно говоря — между «красными» и «белыми». Этот компромисс — один из столпов интеграции старой советской идентичности в новую российскую. Но именно в силу своей символической важности он не дает покоя тем, кто хотел бы эту интеграцию нарушить.
В отношении праздника 7 ноября можно было бы поступить трояко. Во-первых, не трогать. Превратить его в своего рода День взятия Бастилии, который уже давно не разделяет французов при всем различии их отношения к революции. Во-вторых, продолжать придавать ему более глубокий исторический смысл. Дело в том, что в это время русские воины в 1480 г. стояли на реке Угре, и если России нужен действительный, а не липовый День независимости, то его нужно искать в начале ноября, а не 12 июня (как известно, в «День России» 12 июня 1990 г., в честь которого установлен этот странный и непопулярный праздник, РСФСР так и оставалась частью СССР). В-третьих, праздник 7 ноября отменить и заменить другим — бросить вызов советской идентичности, отделить ее от государственности. Для этого нужно найти соседнюю дату. Теоретически, ею могла стать какая-то дата, связанная с завершением стояния на Угре (9 ноября, например — Ахмат ушел от Угры, фактически признав независимость Московского княжества). Но эта дата не годится по двум политическим обстоятельствам.
Во-первых, могут обидеться татары. Татарам легко объяснить, что нынешняя территория Татарстана — Казанское ханство — отделилась от Золотой Орды в 1446 г. и потому к Угре отношения не имеет. И Россия, и Татарстан получили независимость от одной империи — Золотой Орды.
Но, во-вторых, есть более весомый фактор, чем даже Татарстан — может обидеться Ельцин. Ведь если Днем независимости станет 7 или 9 ноября, то придется отменить его, Ельцина праздник 12 июня. А это — святое. 12 июня — символ преемственности нынешнего режима и ельцинских реформ. Сейчас предлагается даже День Конституции отменить, лишь бы 12 июня не трогать (это — повод для отдельных опасений: сначала отменят день, потом и саму Конституцию перепишут — что с ней церемониться). Вот и решили — День настоящей независимости России не нужен, нужно настоящее единение. Оно должно располагаться в ноябре, чтобы заменить 7 ноября, но не слишком близко к крамольной дате, чтобы «повод выпить» не затянулся дня на три. Решили, что 4 ноября — как раз будет хорошо.
25 сентября грянула кампания за объявление новым общероссийским праздником дня завершения Смутного времени. С этой инициативой выступили религиозные деятели во главе с патриархом Алексием. Сразу стали называть дату 4 ноября 1612 г. С точки зрения исторической в этой дате ничего нет. В этот день в 1612 г. никаких существенных военных или политических событий не произошло. Гражданская война (Смута) продолжалась как минимум до 1615 г., война с поляками — до Деулинского перемирия 1618 г. 1612 год вожен как дата освобождения Москвы от поляков, но это произошло не 4 ноября.
27 сентября в кампанию включились представители Государственной Думы, которые обрадовали нас, что теперь мы не будем работать 1-10 января (и так, впрочем, многие не работали), а за это у нас нужно отнять один праздник среди года (решили не церемониться с Конституцией), и раз уж пошла такая пьянка, то 7 ноября передвинуть на это самое 4 ноября.
Что касается 7 ноября, то это неприятность для той немалой части населения, которая чтит советские ценности. Еще в речи 4 сентября президент Путин выстраивал мостик от СССР к нынешней РФ, вроде бы протянув руку советской идентичности. Теперь инициаторы 4 ноября наносят носителям этой идентичности прямое оскорбление. Миллионы людей будут обижены, и почти никто не обрадуется — слишком далеки от нас Минин и Пожарский. Настолько далеки, что даже радетели «увековечивания» стародавней истории не смогли посчитать, когда Минин и Пожарский освободили Москву.
Первоначально проскочило сообщение, что герои свершили свое деяние 22 октября по старому стилю, что значит 4 ноября по новому. Это — двойная ошибка. 22 октября поляки еще контролировали Кремль, и 22 октября по новому стилю — не 4 ноября, а 1 ноября. Дело в том, что в XVII веке различие между Юлианским (старым) и Григорианским (новым) стилями составляла не 13, как сейчас, а 10 дней. Но и более верная дата занятия русскими Кремля (хотя и без драматического сражения) — 26 октября — не выпадает на 4 ноября — только на 5-е. Если объявить праздником 5 ноября, то до привычного 7 ноября остается всего день 6 ноября. Несложно предположить, что народ как прекратит трудиться 5 ноября, так до 8-го по привычке и не выйдет. Новый повод для многочисленных трудовых конфликтов на идейной основе — 5 ноября не работают одни, 7 — другие.
Вся эта история была бы забавным примером некомпетентности наших чиновников и депутатов (о священниках говорить не буду — им по должности положено с презрением относиться к католическим премудростям Григорианского стиля). Но она выстраивается в неприятную цепочку последнего времени, когда меры власти, не вызванные особенной необходимостью, создают для части населения неприятности. Сначала реформа автострахования разозлила большинство автомобилистов, затем монетаризация льгот разделила инвалидов и других льготников на тех, кто от реформы выиграл (преимущественно в деревне), и на тех, кому она доставила неудобства и неприятности (преимущественно в городе, где накопление недовольства особенно опасно политически). Провозглашенные после терактов политические реформы (никак, впрочем, с проблемой терроризма не связанные, а лежавшие под сукном в ожидании повода) создают неудобства для части региональных элит, пиарщиков и местных политических «бугров». Население в провинции по всем опросам высказывает недовольство, считает, что теперь дотянуться до депутатов из глубинки не будет никакой возможности. Зато вся ответственность за все неприятности в провинции теперь перекладывается на Кремль — именно он будет «назначать» губернаторов. В довершение «крадут праздник», заменяя его непонятной пустой датой 4 ноября.
В итоге — накопление конфликтов, недовольства по разным поводам, накладывающегося на опережающие темпы инфляции товаров массового потребления.
Все это напоминает провоцирование напряженности низкой интенсивности, которая может рассматриваться элитами как рычаг управления. В случае нарастания серьезных, системных проблем искусственные неприятности — ложные цели недовольства. Эти проблемы можно сбрасывать, как балласт, в случае нарастания кризиса, пересматривая в ту или другую сторону. Если конъюнктура будет благополучна, то политику мелких неприятностей можно прекратить накануне выборов, заметно улучшив этим психологический фон в стране. Вроде, ничего хорошего не происходит, но это — уже хорошая новость (таким был ресурс популярности Путина в 2000-2001 гг. и 2003-начале 2004 гг.). Чтобы повторить этот эффект, нужно держать население в некотором неприятном напряжении в остальное время.
Но очагами недовольства может воспользоваться и та часть элиты, которая подспудно готовит обвал режима Путина. В нашей стране, где последующий лидер самоутверждается, критикуя предыдущее правление, искусственные конфликты жизненно необходимы. Новый правитель, пересмотрев раздражающие меры прежнего правления, может и дальше не менять изжившую себя структуру общества, заменяя реальные преобразования виртуальными.
Если кризис «олигархического капитализма» обострится (например, в условиях падения цен на нефть), народное недовольство нужно канализировать в «бархатную революцию» низкой интенсивности, эдакую «революцию роз», направленную против фигуры президента и внешних атрибутов его правления, но не против олигархической структуры современной российской социальной системы. Для этого следует заранее выстраивать ложные цели, которые будут раздражать население, но которые затем можно будет легко снять, когда занавес с лицом Путина упадет, и «победившая демократия» должна будет творить дешевые благодеяния.
