Рынок глобальной безопасности

Живучий "реликт холодной войны"

После расформирования Варшавского Договора, а затем — и Советского Союза, многие весьма серьезные политические деятели и аналитики надеялись, что вскоре такая же судьба постигнет и противостоящий блок НАТО. В кругах ведущих специалистов-международников в начале 90-х была популярна идея того, что своей политикой одностороннего прекращения "холодной войны" СССР Россия лишила НАТО самого главного: смысла его существования, и теперь НАТО обречено. С некоторым ехидством в кулуарах заявлялось, что Горбачев таким способом подложил американским ястребам большую "свинью".

Однако, как часто случается, реальность оказывается сложнее научных теорий: прекращение "Холодной Войны" не только не ослабило НАТО, но даже наоборот — придало импульс к его усилению, увеличению числа его членов и стремлению к экспансии односторонне устанавливаемой "зоны ответственности". Основным побудительным моментом активизации блока стал, как ни странно, сам факт его существования, контрастирующий с прекращением действия Варшавского Договора, интерпретируемым как "распад", который ястребы в свою очередь объявили "непреложным доказательством" эффективности жесткой западной политики. По такой логике, если уж НАТО сумел пережить Варшавский Договор, его непременно следует еще больше укрепить.

Таким образом, инструментальное значение НАТО, как средства обеспечения безопасности, постепенно уступало место политическому "самодвижению", активности, направленной на самоусиление. Источники её находились, прежде всего, в Вашингтоне, а также и в некоторых европейских столицах и внутри самих штабов НАТО. Якобы "успешная" политико-бюрократическая структура, обросшая густым слоем политических лоббистов, старалась показаться "еще более успешной", раз за разом пытаясь найти себе новое применение, чтобы не только оправдать свое существование, но и усилить свой политический вес. Неудивительно, что после некоторого перерыва, начиная примерно с конца 90-х годов, с Косовской операции, организация НАТО вновь стала восприниматься даже российским умеренным политическим мейнстримом как растущая проблема, требующая безотлагательного решения тем или иным, хотя и исключительно мирным, способом.

В попытках ослабить последствия растущей активности атлантических структур на своих границах Россия всерьез рассматривала вопрос о вступлении в этот блок. Об этом говорилось на самом высоком уровне в самом начале 2000-х, но "пробные жесты" в этом направлении, как правило, заканчивались стеной молчания из-за неготовности стран альянса принять в свой состав новую демократическую Россию. Тем не менее, результатом такого курса России на сближение с НАТО стала программа сотрудничества, созданная специально для России в рамках "Совета Россия-НАТО".

Эта программа включала в себя взаимодействие по вопросам нераспространения ядерного оружия, борьбы с терроризмом, исследования возможности совместной ПРО театра военных действий, управления воздушным пространством, антикризисного урегулирование и целого спектра вопросов военного сотрудничества. Последний состоял из программы совместных антитеррористических маневров и действий, направленных на повышение оперативного взаимодействия, анализ возможностей тылового обеспечения в случае проведения совместных антитеррористических операций, возможные совместные действия тыловых подразделений НАТО и МЧС в случае стихийных бедствий. Определенный шаг сделан был и для налаживания научно-технического сотрудничества НАТО и России. Такая программа весьма неплохо подходила в качестве временного средства сглаживания противоречий, однако вскоре стало понятно — и для России, и для руководства Северо-Атлантического Альянса, — что повестка дня такого сотрудничества постепенно себя исчерпала, поскольку имеющихся противоречий на политическом уровне "политика малых дел" не сняла. Стало очевидно, что для разрешения этих противоречий необходимы действия сторон совершенно иного уровня.

В настоящее время оправданная озабоченность НАТО реальными проблемами безопасности своих членов сочетается с неблагоприятными проявлениями доминирования, которые частично следует считать следствием доставшегося ему относительно легко и без больших жертв статуса международной военно-политической организации, обладающей монопольным статусом. Другие военно-политические объединения пока не в состоянии конкурировать с НАТО, ни по своим военным возможностям, ни по своей структурной привлекательности — так называемому "фактору мягкой силы".

В то же время НАТО начала 2000-х — уже не тот благополучный блок, членом которого каждая условно "благополучная" страна по-определению является или, как минимум, стремиться стать. Решительное "нет" сказало НАТО русское большинство Украины, далека как никогда от желания войти в НАТО и Белоруссия. Страны НАТО в настоящее время ведут две крайне непопулярные и длительные локальные войны, каждая из которых грозит стать многолетним конфликтом по типу вьетнамского. Вследствие этих войн обострился мировой "конфликт цивилизаций" Запада в целом с исламским миром. И если в эпицентре балканских войн НАТО воспринималось скорее, как защитница мусульман, а Россия — как противостоящая исламу сила, теперь положение коренным образом изменилось.

В связи с последним расширением сферы деятельности НАТО в Азиатско-Тихоокеанский регион неизбежно его болезненное соприкосновение со сферой интересов таких растущих гигантов, как Китай и Индия. Страны НАТО европейского региона, не отягощенные до сего времени геополитическими амбициями и обузами, в скором времени могут невольно стать участниками конфликта с Китаем за Тайвань и китайско-японских пограничных споров за острова Японского моря. В Южной Азии НАТО может быть вовлечено в конфликт двух новых ядерных держав: Пакистан, получивший около двух лет назад статус "американского союзника — не члена НАТО", в случае обострения конфликта с Индией всерьез насчитывает на помощь инфраструктуры НАТО, развернутой в Афганистане. Также в случае военного столкновения с Ираном развернутые в Афганистане силы НАТО и силы натовских стран в Ираке могут оказаться мишенью для ответных атак.

Развертывание на территории ряда стран НАТО системы американской национальной ПРО — еще один момент, грозящий появлением дополнительных рисков безопасности для его участников: поскольку российский ответ будет, скорее всего, заключать в себе и наращивание асимметричных контругроз на европейском ТВД.

Другими словами, риски участия в НАТО выросли, а выигрыш от участия в этой структуре имеет тенденцию к снижению. Таким образом, каждая новая страна, вступающая в НАТО, вынуждена правильно оценивать свои риски, помня о том, что может быть втянута в конфликты вдали от своих границ, которые смогла бы избежать, будь её независимость в сфере безопасности сохранена.

Анализ причин снижения такой эффективности НАТО и его привлекательности в качестве одного из механизмов обеспечения региональной или глобальной безопасности приводит к мысли, что причиной этому является избыточность НАТО, вернее, отсутствие ему достойного конкурента, — факт, ведущий к образованию неэффективной структуры — монополии.

Снижение эффективности институтов международной безопасности в последние 10 лет видно невооруженным глазом. Это выражается в росте числа кровопролитных конфликтов, ведущихся в Старом Свете, а также в растущей степени опасности будущих столкновений. По данным ООН, число конфликтов несколько сократилось в последние годы, однако после кровавой серии конфликтов в Югославии и Руанде, где счет шел на сотни тысяч убитых, мы сегодня опять имеем конфликт в Ираке, где число погибших в результате этого вторжения мирных жителей, по оценке Американской ассоциации врачей, превысило 350 тысяч.

Что самое опасное — вырос потенциал жертв будущих военных столкновений вследствие роста числа стран, обладающих оружием массового поражения, большинство из которых вовлечены в международные конфликты, грозящие перерасти в открытые вооруженные столкновения. Кроме того, угрозы безопасности, которые долго были на втором плане, такие, как терроризм и различные, часто весьма опасные проявления международной преступности, теперь все больше выступают в качестве основных угроз ближайшего будущего. Ядерный терроризм, применение радиоактивных, токсических и биологических материалов международной преступностью и плохо контролируемыми спецслужбами — могут в самом ближайшем будущем выйти на первое место, из спорадических случаев превратившись в "кардинальную реальность" современной мировой политики.

Для России снижение степени таких угроз в глобальном масштабе важно — как по стратегическим, так и по моральным причинам. Однако эффективность международных механизмов, созданных в ХХ веке для предотвращения таких угроз, как отмечают все стороны, оставляет желать лучшего. В частности, СБ ООН, который остается главной структурой, призванной устанавливать "правила игры" на поле международной безопасности, прогрессирующе утрачивает свое прежнее значение.

С одной стороны, в нем слишком часто стали выноситься на обсуждение вопросы, интересующие по конъюнктурным соображениям лишь одну из сторон. Так, отвечая в начале декабря 2006 на предложение США обсудить "преследование белорусской оппозиции", российский представитель в ООН отметил, что Совет Безопасности близок к тому, что там будет "обсуждаться попкорн". С другой же стороны, действительно кардинальные вопросы, омрачающие мировой климат десятилетиями, такие, как наличие ядерного оружия у Израиля, остаются в стороне от рассмотрения. Также и новые, но не менее взрывоопасные вопросы, как мировая энергетическая безопасность, остаются вне площадки обсуждения СБ ООН.

Часто глобальные вопросы наподобие энергетической безопасности пытаются поставить на повестку дня НАТО, хотя ясно, что они могут быть положительным образом решены только с вовлечением в их решение как стран производителей, так и потребителей углеводородов, поскольку с попытками сепаратного их решения западными странами такие государства как Россия, Китай и Индия никогда не согласятся. В то же время, никакой работоспособной и пользующейся авторитетом структуры на глобальной уровне для решения таких мировых проблем, как энергетическая и транспортная безопасность, особо опасные инфекции и геополитические последствия изменения климата, до сих пор не создано.

Следует, конечно, признать, что глобальные угрозы существуют не только для России. США и их союзники также имеют основания опасаться разрушения системы всесторонней международной безопасности. Особую тревогу у США вызывают события в мировом энергетическом секторе. В нем в последние 2-3 года происходят активные процессы замены прежних механизмов распределения на новые, идет обновление правил игры. Если раньше жидкие углеводороды продавались через систему локализованных в странах Запада сырьевых бирж, то в последние несколько лет новые активные покупатели энергетического сырья стремятся заключать двухсторонние долгосрочные контракты на поставки углеводородов, минуя традиционную биржевую квази-рыночную инфраструктуру.

Это уже стало предметом активного обсуждения в комитетах американского Конгресса, где ряд экспертов и политиков поспешили приписать растущему потреблению Китая и Индии, а также растущему государственному контролю за сырьевыми отраслями в странах-поставщиках дестабилизирующую роль на мировом рынке сырья. По мнению некоторых американских специалистов, это приводит к тому, что "растущая зависимость США от импорта энергоносителей и возрастающее потребление в таких новых центрах силы, как Индия и Китай, приводит к скорой эрозии американской глобальной мощи и влияния США в мире". Любопытна и формулировка, в которую американские официальные лица облачают свою обеспокоенность последними событиями на рынке энергоносителей: как заявляется, этот рынок должен остаться "свободным рынком, на котором доминируют США" ("US-led liberal market" ).

Однако другие эксперты признают, что, по сути, монополизация Америкой углеводородных богатств Ирака в результате вторжения сама по себе привела к симметричным действиям Китая, а вслед за ним и Индии, по овладению — пока путем скупок месторождений и приобретения концессий — источников энергии в странах Африки, Азии и Латинской Америки. По мнению этих экспертов, следствием этого может быть постепенный распад международного рынка природных ресурсов и цепная реакция враждебных действий по предупредительному овладению источников сырья силовыми и квази-силовыми методами. То есть, нам грозит возврат к порочной системе международных отношений, очень напоминающих обстановку накануне Первой и Второй Мировых войн.

В этих условиях Россия заметно увеличила свои усилия, направленные на формирование системы региональной безопасности — вместе со своими союзниками по СНГ и под своей собственной эгидой (ОДКБ), а также — систему азиатской безопасности совместно с Китаем (ШОС). В последнее время намерились признаки объединения усилий этих двух организаций, чему свидетельством являются планы проведения совместных маневров. Эти организации, однако, все еще слишком слабы и их ведущие участники пока не набрались достаточной политической воли, чтобы каким-то образом проявить свое стремление к превращении данных структур в глобальные.

Однако региональные усилия и меры могут рассматриваться только в качестве полумер, поскольку не в состояния установить правила мировой игры в целом, или хотя бы частично направить эти изменения в положительной русло. Да и не ставят они перед собой такую задачу, во всяком случае, на уровне публичной политики. Очевидно однако, что такая задача — стабилизация мирового порядка путем коллективных усилий — должна рано или поздно стать предметом сознательного внимания, а создание необходимых механизмов для этого должно стать предметов долгосрочных целенаправленных усилий стран-участниц альтернативной системы безопасности.

В этой связи следует отметить заявление министра обороны России Сергея Иванова, который предложил западным странам разделить "сферы влияния" или "сферу ответственности" между НАТО и ОДКБ, которое теперь поспешно укрепляется Москвой. Можно, однако, оценить его, как имеющее весьма низкие шансы на успех — по причинам, прежде всего, историко-психологического характера. В глазах американцев подобное предложение должно напоминать возврат в 19 век, в то время, когда европейские страны проводили политику раздела мира, а США выступали (совсем не бескорыстно, зато весьма успешно) за политику "открытых дверей". В США на такое предложение не согласятся, прежде всего, из-за того, что идея раздела мира никогда не пользовалась там популярностью. Это противоречило бы устойчивой американской политической психологии и принципам экономических свобод, защитником которых объявляет себя эта страна.

Наоборот, другое предложение, возможно, встретило бы большее понимание со стороны американцев. Речь идет о формировании дополнительной к НАТО и конкурирующей с ней по определенным прозрачным и общим для всех правилам структуре коллективной безопасности, действующей на "глобальном рынке" в качестве "донора безопасности". В отличие от разрушительного соперничества между НАТО и Варшавским Договором, новая структура, которая могла бы быть создана на основе уже существующих ШОС и ОДКБ, могла бы, наряду с НАТО, стать двумя дополняющими друг-друга элементами международной системы безопасности. Конкуренция между двумя структурами не позволяла бы ни одной из них "снижать марку", требовала бы постоянных усилий в позитивном направлении для реализации своих заявленных целей.

Общим принципом для такой структуры — должен стать принцип свободного участия. Ведь существенным и, как оказалось, фатальным недостатком Варшавского Договора было то, что народы стран-участниц имели основания считать участие своих стран в этой организации вынужденным, а события в Чехословакии дали дополнительную пищу говорить о вмешательстве с целью удержания стран-участниц в "московской орбите". Опыт показывает, что такие страны оставались весьма ненадежными союзницами. В новой многополярной системе страна-участница будет обладать правом свободного выхода в рамках условленных процедур.

Наличие альтернативы в виде подобной военно-политической организации могло бы привлечь и некоторые страны нынешнего НАТО, не вполне удовлетворенные тем направлением, которое приобрело НАТО в последнее время. В свою очередь опасение потерять своих членов делало бы политику обоих блоков более взвешенной, чем это наблюдается сейчас в блоке НАТО из-за понимания того, что этой организации пока нет равноценной альтернативы.

Также сама эта организация в отличие от Варшавского Договора, будет с самого начала обладать многополярной структурой, а ее деятельность будет основана не на диктате одной из стран, а на одобренном всеми участниками механизмах принятия решений. Этот механизм, например, может быть "долевым", согласно установленной доле страны-участницы в финансировании совместной деятельности.

Необходимость создания глобального рынка безопасности порождается растущей в мире обеспокоенностью проблемами нестабильности и всевозможных угроз, а также неэффективностью применяемых методов их решения. Опыт человечества учит, что эффективности сумели добиться в тех областях, в которых удалось применить принципы свободы конкуренции, открытости и соревновательности. В частности, эффективность поддерживается в среде, в которой потребитель, которому делаются конкурентные предложения, может совершать выбор по своей собственной воле, а не по принуждению. И нет никаких оснований считать, что с "потреблением безопасности" дело должно обстоять по-другому, чему есть масса примеров.

Так, советская система не смогла поддерживать свою конкурентоспособность не только на рынке бытовых товаров и услуг, но на мировом рынке услуг безопасности, поскольку ее конкурентоспособность в какой-то момент стала под вопрос, а членство в ней — поддерживалось силой. Таким образом доказано, что для того, чтобы система безопасности оставалась конкурентоспособной, выход из нее должен быть для государств открытым, а ее конкурентоспособность поддерживаться за счет постоянного роста эффективности, а также за счет механизмов политической консолидации. Монополия же, как известно, — прямая противоположность эффективности и предвестник загнивания, что уже давно осознано в мире.

Монополия в любой сфере вызывает неизбежный протест с обвинением в её неэффективности и репрессивности. Люди никогда не поверят, что глобальная монополия может быть эффективна, поскольку само положение вещей доказывает обратное. Примером здесь может служить монополия компании "Микрософт" и порождаемое ею сопротивление ("идейное пиратство"). По сути дела, реакция людей на монополии в экономической сфере и политической весьма схожа. Между модальностью мировой реакции на монополию "Микрософта" и глобальную монополию США отличий немного. И если мы посмотрим на то, как в мире реагируют на попытку США закрепить свою монополию в области безопасности, мы увидим все более нарастающий жесткий негативизм.

Люди прекрасно осознают, что монополия всегда идет к подавлению, пренебрежению правами рядового потребителя и высокой цене за свои услуги. Поэтому человечество инстинктивно сопротивляется любой глобальной монополии, еще больше увеличивая издержки такой монополии на поддержание своего статуса. В какой-то момент для самой монополии издержки станут непосильными, и она разорится, либо там осознают, что пришло время поменять политику, открыв рынок для конкуренции.

Нет никаких оснований считать безопасность чем-либо иным, кроме, как товаром или услугой, которые можно приобрести, заплатив соответствующую цену на глобальном рынке. Этот принцип должен ввести международные отношения в сфере безопасности в цивилизованное русло, что будет весьма способствовать и эффективному решению проблемы глобальной безопасности, как таковой. То, что наблюдается сейчас — это попытка создания монополии, которая не может привести ни к эффективности, ни быть приемлемой для большинства человечества по моральным соображениям.

Будучи вовлеченной во всеобщую систему интеракций, глобальная безопасность теперь становится товаром стихийно. Этот товар все еще очень часто носит "штучный", "эксклюзивный" характер, однако это его настоящее качество будет подвергнуто сомнению в случае наличия конкурентного предложения, превращая этот все еще весьма специфический товар (услугу) в обычный рыночный. По своим качествам будущая конкуренция систем безопасности должна будет напоминать конкуренцию услуг крупных страховых компаний.

Таким образом, в мире должен постепенно сложиться цивилизованный рынок предоставления услуг безопасности, когда каждый игрок понимает правила игры, а за услуги устанавливается рыночная цена в соответствие с конкурентными предложениями. Это будет способствовать усилению глобальной взаимозависимости, при которой горизонтальное сотрудничество не только не должно прекратиться, но даже наоборот — выйти на новый уровень.

Несмотря на то, что политика США и возглавляемого ими НАТО приобретает все более тревожный, антидемократический характер, а идеи дружбы и стратегического партнерства с США не кажутся более реалистичными, сотрудничество с Америкой в ключевых областях должно продолжаться. НАТО и впредь будет представлять для России интерес в качестве партнера в различных областях, затрагивающих укрепление безопасности на Евразийском континенте и в мире в целом.

НАТО также по-прежнему — ценный союзник для России в решении таких международных проблем, как борьба с терроризмом, наркотраффиком, нарушающей этнический баланс миграцией. Однако перед Россией всегда будет стоять вопрос о том, как сделать так, чтобы негативные моменты, которые все больше дают о себе знать во внутренней и внешней политике стран НАТО, не мешали плодотворному сотрудничеству России с членами альянса, и конечно, прежде всего, с США. (В качестве серьезных внутренних проблем ряда стран– членов НАТО, беспокоящих Россию, можно привести дискриминацию русских и предоставление убежища для террористов.)

Укрепление системы евразийской безопасности и придание ей глобальной ответственности помогло бы убрать многие негативные моменты и существующие в России подозрения, характерные для этих взаимоотношений теперь. Так, в России существуют серьезные опасения, что в случае ухудшения отношений с НАТО европейский рынок, в том числе и рынок энергоресурсов для России, будет закрыт. В Западной Европе, наоборот, опасаются российского энергетического бойкота, однако России к нему прибегать совершенно не обязательно даже в самых форс-мажорных обстоятельствах. Вместо этого в случае настоятельной необходимости Россия способна перекрыть поток нефти из зоны Персидского Залива, поскольку последний находится в пределах досягаемость российских средств поражения. Параллельно Россия может продолжать поставки энергоресурсов в Европу, чтобы не обескровить свой собственный бюджет.

Существование мощного противовеса блоку НАТО, убедительно отстаивающего свои законные позиции, в том числе и в сфере энергетической безопасности, позволило бы легче убедить российскую общественность в возможности конструктивного сотрудничества с США и НАТО, избавило бы общество от растущих страхов перед Западом, безусловно способствовало бы большей уверенность российского бизнеса в силе государства и в перспективах экономического роста. По мере формирования новой глобальной системы безопасности с центром в Евразии, НАТО станет для России еще более ценным союзником вследствие того, что потенциал взаимодействия сформированного евразийского блока будет неизмеримо выше потенциала любой из отдельных стран-участниц.

В принципе, активизируя свои усилия по формированию альтернативной системы безопасности, Россия не обязана советоваться с США, или координировать свои действия с НАТО. Будучи убежденной в своей правоте, в целях укрепления принципов свободной конкуренции вполне может действовать и "унилатерально". Однако лучше, если бы США удалось убедить не только в неизбежности, но и в прямой выгоде для них самих такого развития событий. Внутри США тогда можно было бы обзавестись союзниками этой идеи, и использовать помощь и финансовые ресурсы самих США для формирования нового, более свободного и менее монополизированного миропорядка. Цель России — привлекать США к решению своих национальных задач и задач по укреплению мировой безопасности и сотрудничества, когда это только возможно. Построение более эффективного мультиполярного миропорядка — сфера, где США не только могут, но и обязаны сотрудничать с Россией в своих собственных интересах.

Процесс формирования множественных центров мощи идет не только на общемировом уровне. В самом НАТО также постепенно происходит процесс мультиполяризации: Европа все настойчивее заявляет о себе в качестве равноправного партнера с США в том, что касается обеспечения безопасности. В условиях глобальной монополии НАТО Америке легче игнорировать такие инициативы, однако в долгосрочной перспективе следует убедить США, что они только выиграют от разделения ответственности за принимаемые решения, как на уровне НАТО, так и в глобальном мире.

Как показывает опыт иракского вторжения, унилатеральное решение США о вторжении, навязанное их союзникам, ударило в первую очередь по самим США. В случае если бы политика США в области безопасности осуществлялась в рамках коллективных решений НАТО, возможно, действия США более выверены, а последствия не столь катастрофичны для них самих. Как показывает опыт, система противовесов в рамках военно-политического союза — весьма полезная вещь, поскольку помогает нивелировать неблагоприятные, а часто и весьма опасные популистские решения, вызванные избирательным циклом конкретной страны-участницы.

В связи с крахом иранской и афганской авантюр позиции унилатерализма в США в самое последнее время серьезно пошатнулись, и теперь появился дополнительный шанс убедить Америку в том, что от сотрудничество в ликвидации старой монополистической системы международной безопасности она только выиграет, разделив ответственность за происходящее в мире с другими ответственными участниками. Следует раз за разом указывать американцам на то, что кроме более справедливого распределения рисков новая мультиполярная система международной безопасности предполагает и свою большую эффективность. Принципы такой системы могут в современных условиях быть построены только на принципах свободной конкуренции.