В последние годы Российская Федерация предстала перед остальной Европой в качестве нового игрока. Однако на Западе уже давно привыкли к тому, что в разные исторические периоды Россия, выступая на мировой арене, меняет собственные роли. Поэтому каждый раз европейским стратегам приходится разрабатывать очередную схему поведения относительно России, пытаясь смикшировать новые геополитические вызовы, идущие с Востока.
Учитывая данное обстоятельство, вряд ли стоит сильно удивляться тому, что Запад, страхуясь от возможных проблем, так настойчиво пытается «удушить» Россию «кольцами анаконды» А. Мэхена или «буферными кордонами» Зб. Бжезинского. И действительно, территория, воплощающая в себе большую часть современной РФ, в разные годы объявляла себя то «Третьим Римом», то «Колыбелью мировой революции», то «Страной перестройки», а потом «Демократической Россией». Наконец, в начале XXI века она обозначила себя как «энергетическая держава».
Образ «энергетической державы» затребовал для себя целый набор различных реквизитов. Так, за последний год в отечественное информационное поле прочно вошли такие речевые операторы, как «Энергетическая Хартия», «СЕГ», «СРП», «Штокманское месторождение», «БТД», «Голубой поток», «Сахалин-2».
В то же время российскому обществу ярко продемонстрировали, что энергоресурсы можно использовать и в качестве политического оружия, например в отношении некоторых стран СНГ. Несмотря на то, что «Энергодержава» имеет ценный ряд потенциально экспортных направлений — атомная энергетика, электро– и гидроэнергетика, нефть, уголь — на сегодняшний день своеобразным «политическим оружием» стала все-таки не сверхдорогая нефть, а природный газ. Не случайно, «смотрящим» за газом от государства был назначен наиболее вероятный на сегодняшний день преемник президента Дмитирий Медведев, а кадровые перестановки, произошедшие недавно в «Газпроме», сразу попали в ранг «топовых» российских новостей.
В итоге, газ, рентабельные месторождения которого, в отличие от нефти, встречаются гораздо реже (Россия, Норвегия, Катар, Ливия, Алжир, Каспийский регион), благодаря не только своей естественной ценности, но и искусному пиару — обратим внимание на то, что главным актором вышеприведенных речевых операторов является природный газ, — стал полноправным геоэкономическим ресурсом современной РФ.
В результате, даже «великие» европейцы, осознав страх перед таким «энергетическим оружием», стали постоянно обсуждать на формальных и неформальных саммитах проблемы экспорта российского газа. Очень показательно, что каждое подобное мероприятие (Сочи, Лахти), на котором представители ЕС отчаянно пытались загнать агрессивную тактику экспорта российского газа в принятую в интересах европейцев Энергетическую Хартию, заканчивалось провалом.
Таким образом, в течение каких-то двух лет, бренд «Газпрома» стал вызывать латентный страх и раздражение у европейских потребителей. К примеру, строительство Северо-Европейского газопровода некоторыми государствами расценивалось не иначе как энергетическая оккупация, осуществляемая посредством европейской «пятой колоны» под предводительством Герхарда Шрёдера.
Причем европейцев пугает не сам экспортируемый газ, а тот возможный энергетический финансовый монстр, в который переродится российская компания. Однако «Газпром», поймав в паруса попутный ветер, совсем не собирается прислушиваться к «пожеланиям» европейцев и не желает останавливаться на достигнутом. Понимая то обстоятельство, что деньги есть не только у европейцев, российский монополист продолжает поиск новых путей транспортировки газа не только в Европу, но и в Азию.
После анализа таких проектов, создается впечатление, что свою цель менеджмент «Газпрома» видит в скорейшей продаже больших объемов газа в момент, когда на рынке сложилась благоприятная ценовая конъюнктура. Получается, что монополист, благодаря своему эксклюзивному положению, обретенному в середине 1990-х годов, пытается добывать и экспортировать такое количество газа, которое может уместиться в транзитные газопроводы.
Конечно, не дело общества учить менеджеров «Газпрома» продавать российский газ. Но, с другой стороны, если менеджер торгует произведенной частным лицом пластмассой, целлюлозой или цветной капустой, то пусть продает столько, сколько ему вздумается, но газ — продукт «народный», особенно в то время, когда он стал «геополитическим ресурсом», такой ресурс автоматически становится ценностью всей общественной системы. Поэтому общество обязано принимать участие в судьбе российского газа. В противном случае, вполне возможен вариант, при котором через десять лет кто-то грустно объявит: «Газ закончился…», и в этом случае уже станет невозможным отыграть несколько шагов назад.
Поэтому общество должно взять на себя нелегкую задачу — понять, какие объемы газы могут экспортироваться так, чтобы не были нарушены интересы будущих потомков, а также получить представление о том, каким образом граждане могут получать пропорциональную часть увеличивающейся с каждым годом экспортной выручки.
По-видимому, инициативу в этом вопросе, в силу понятных причин, должны взять на себя члены Федерального Собрания, а также представители Общественной Палаты. В идеале хотелось бы, чтобы совместная комиссия Государственной Думы, Счетной и Общественной палаты провели детальный аудит месторождений природного газа. Правительство РФ составило бы план оптимальной эксплуатации месторождений и стратегию газового экспорта, а в последующем Государственная Дума одобрила бы эти инициативы, оформив их юридически. В этом случае современный «закрытый» характер борьбы «Газпрома» с Энергетической хартией приобрел бы уже общенациональные, а не «внутрикорпоративные» контуры. Кроме того, по поводу стратеги экспорта «геополитического ресурса» хотелось бы услышать мнения большего количества независимых экспертов.
В конце концов, кто сказал, что продавать больше газа в сложившейся ситуации выгодно для России? Нефтегазовые компании-экспортеры действительно получают сегодня максимальные прибыли, государственные дивиденды уходят в специальный Стабилизационный фонд, тратить средства из которого Правительство РФ не может (по словам Алексея Кудрина, российская экономика этих денег не заработала, и трата их внутри страны приведет к новым виткам инфляции). Однако если российское общество не может воспользоваться экспортной прибылью, тогда есть ли смысл вообще стремиться строить новые газотранспортные сети? Те же США почему-то не спешат выбрасывать существенные объемы техасской нефти на международные рынки.
А если Россия, наоборот, уменьшит поставки газа в страны Европы, то это, возможно, приведет не только к пропорциональному увеличению цены на «голубое топливо». Что в этом случае будут делать европейские потребители? Конечно, алжирского и норвежского газа хватит, чтобы отопить жилые помещения, но что делать промышленным гигантам?
Стратегам транснациональных корпораций тогда придется искать новые места дислокации для собственных предприятий. И если Россия перестанет экспортировать за свои пределы природный газ, то ТНК придется переносить собственные мощности на территорию РФ, так как в этом случае, наличие газа может в некотором роде уравновесить высокие тепловые издержки, имеющие место в современной России.
Таким образом, России представится уникальная возможность скоррелировать внутренние высокие производственные издержки, и сделать существенный шаг в сторону создания конкурентоспособной, не ориентированной на экспорт сырья экономической системы.
В связи с этим российскому обществу было бы крайне важно получить от экспертов упомянутый «энергетический баланс», а также стратегию экспорта газа, учитывающую, прежде всего, общегосударственные интересы.
