Русский Марш оставил по себе смешанные чувства. Если предыдущий Марш, в 2005 году, был сокрушительной победой, то сегодня такой однозначности уже нет.
С одной стороны — Марш состоялся, несмотря на административный запрет и невиданный уровень властного давления, причем состоялся не только в Москве, но и в десятках городов как в Российской Федерации, так и за ее пределами. Количество его участников заметно превысило число участников предыдущего РМ. Не оправдались страшные прогнозы о «бойне» и «Ходынке»: все прошло спокойно и без жертв.
А с другой стороны — думаю, трудно не согласиться с тем, что об успехе здесь говорить не приходится. Поход на чужой митинг вместо собственного Марша — это в любом случае не то, чего мы хотели. И такое количество организационных накладок и неразберихи также с понятием успеха плохо сочетается.
Можно вспомнить и о скандальных расколах, которыми сопровождалась подготовка к Русскому Маршу, и о судорожных оргперестройках «на полном ходу», и о так и не принятой Русской Хартии, и о пресловутой «теме метро», которая в последнюю неделю перед Маршем нагнетала страсти и всерьез заставляла многих подозревать в организаторах сознательных провокаторов... Словом, как выразился Константин Крылов, зачет сдан — но сдан на троечку.
Однако впереди у нас уже не зачеты, а экзамены, куда более сложные, чем нынешний. И на этих экзаменах «натягивать троечку» не получится — надо будет сдавать их либо на отлично, либо никак.
Разумеется, первым и главным виновником наших проблем является администрация, запретившая Марш и приложившая, без преувеличения, все возможные усилия для его срыва.
Однако винить в наших неудачах администрацию глупо. Начальство ведет себя так, как велит ему его начальственная природа. Наша задача — не жаловаться на его коварство, а вступить с ним в игру и выиграть. Когда сражение не оканчивается победой — претензии по этому поводу логично обращать не к врагу, а к Генштабу.
Поэтому теперь, когда первые переживания улеглись, стоит поговорить о том, какие ошибки с нашей стороны помешали Русскому Маршу-2006 достичь полного успеха.
***
Прежде всего оговорю то, что я обсуждать не собираюсь.
Последние дни перед Маршем были отмечены тяжелой паранойей. Отовсюду слышались разговоры о том, что организаторы Марша «засланы» или «куплены», что они сознательно ведут народ в западню, вопросы о том, кто конкретно отвечал за принятие того или иного решения, и даже требования каким-то образом наказать «виновных».
Сейчас, после того, как страхи не оправдались, эти разговоры приутихли. Однако, как говорится, осадок остался.
Так вот: никаких выяснений, «кто виноват?», никаких вопросов к организаторам, претензий или, тем более, обвинений в этом тексте не будет.
Потому что польза от публичного «разбора полетов» сомнительна, а вред очевиден.
Дело в том, что одна из серьезнейших проблем нашего Движения в целом — это тяжелый, местами просто зашкаливающий уровень недоверия и неприязни друг к другу. Именно это в прошлом парализовало почти любые наши совместные начинания. И любые публичные выяснения отношений, какими бы благими намерениями они не диктовались и в какой бы корректной форме не проводились, работают на эту деструктивную силу.
О том, кто прав, кто виноват, можно говорить в кругу своих (да и то — соблюдая определенную «технику безопасности»). Но для внешнего мира — ни «правых», ни «виноватых» среди нас нет и быть не должно. Мы — вместе, мы — одно целое.
Мне могут возразить, что «расследование» в той или иной форме необходимо: если среди лидеров Движения действительно имеются люди, преследующие какие-то свои цели, то их нужно разоблачить и больше не подпускать к серьезным делам.
Но что значит «разоблачить»? Если среди нас действительно есть «засланные казачки» — они, разумеются, никогда в этом не признаются. Доказать, что тот или иной человек ведет двойную игру, почти невозможно. К чему же сведутся попытки такого «расследования»? Все к той же подозрительности, к готовности швыряться тяжкими обвинениями, которые, по сути, невозможно проверить, к взаимному недоверию, к ссорам, скорее всего, к разделению на враждующие «партии»... В сухом остатке — очередной «скандал в патриотическом семействе», весьма радующий наших противников, и никакой пользы для дела.
Наша задача — не выискивать в шкафах и под кроватями агентов ФСБ. Мы просто должны сделать так, чтобы возможным «агентам» — кто бы они ни были и какие бы конкретные цели не преследовали — нечего было у нас ловить. Мы должны построить свою работу так, чтобы максимально затруднить им задачу. Как это сделать — отдельный вопрос.
***
Теперь перейдем к делу.
На мой взгляд, при подготовке к Русскому Маршу были совершены четыре серьезные ошибки, за которые в той или иной мере несем ответственность мы все. Необходимо учесть эти ошибки и больше их не повторять.
Во-первых, подготовка к Русскому Маршу началась слишком поздно.
Разговоры о том, как здорово было бы устроить Марш еще раз, ходили весь год, но реальная подготовка — создание Оргкомитета, сбор средств, разработка планов — началась в сентябре 2006. Причем ближе к концу сентября.
В результате, множество важных вопросов пришлось решать в спешке, и множество интересных вариантов оказались для нас закрыты просто потому, что требовали тщательной подготовки.
Это было совершенно неправильно. И нам необходимо принять меры к тому, чтобы в этом году все было иначе.
Во-вторых, вопрос о возможном запрете Русского Марша и о наших действиях в этом случае серьезно и подробно не обсуждался, в сущности, до последней недели.
Почему-то нам казалось, что это очень маловероятно. В итоге, на первых собраниях Оргкомитета шли разговоры о хоругвях, о барабанщицах, о том, кто и в каком порядке будет выступать с трибуны — словом, о чем угодно, кроме того, что нам делать в случае «перехода на нелегальное положение». По этому поводу все ограничивалось, по сути, одной фразой: «Ну, если вдруг, то соберемся на Площади трех вокзалов — ее-то не перекроют... или еще что-нибудь придумаем».
Но когда запрет Марша все-таки стал печальной реальностью, вопрос: «Что делать?» — организаторам пришлось решать в страшном цейтноте, путем «мозгового штурма»... со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Однако методику использования хоругвей можно было обсудить накануне, а порядок произнесения речей — прямо по дороге на митинг. А вот возможность несанкционированного выступления и различные проблемы, с этим связанные, необходимо было обсуждать приоритетно — в первую очередь. И очень тщательно все продумывать. Хотя бы потому, что эта тема, в отличие от хоругвей и барабанщиц, предполагает реальную опасность и для организаторов Марша, и для его участников.
В-третьих, с самого начала у нас имелось совершенно превратное представление о сущности и задачах Оргкомитета.
Этот институт представлялся нам чем-то вроде парламента, в который входят представители от всех организаций, участвующих в Марше, и вопросы в котором решаются голосованием, согласно мнению большинства.
В результате, Оргкомитет представлял из себя громоздкое и аморфное образование. Люди, в него входящие, не обладали единомыслием даже в вопросе о сути и целях Марша. Почти сразу, естественным образом, как бывает в любой большой и плохо спаянной толпе, выделились «лидеры» и «массовка». А где лидеры и массовка — там, естественно, и недоразумения, и обиды, и все прочие прелести «стаи товарищей». То есть почва для расколов была подготовлена самой системой.
И непосредственно расколы — как первый, так и второй — были вызваны все той же неверной концепцией, из-за которой членство в Оргкомитете считалось чем-то почетным и «статусным», так что организаторы тащили туда всех подряд. Именно так попали туда и Фролов, и пресловутый Демушкин. Не будь этого странного взгляда на Оргкомитет как на представительный орган — скандал с Демушкиным был бы просто невозможен.
После истории с Демушкиным, как известно, организаторы Марша ударились в другую крайность: Оргкомитет был формально распущен, фактическое руководство событиями взяли на себя то ли два, то ли три человека, сами себя на это уполномочившие, и со стороны сделалось совершенно непонятно, что происходит, кто принимает решения, и кто за что отвечает.
И тот, и другой подход неверны.
Оргкомитет — это не парламент и не дворянское собрание. Это техническая команда, если хотите, команда инженеров, решающая прежде всего технические и инструментальные вопросы. Это рабочий орган, к которому предъявляются рабочие, а не парадно-представительские требования.
Оргкомитет не должен состоять из представителей организаций — безликих, безымянных, не знающих друг друга, вместе составляющих громоздкую и неповоротливую махину. Он должен состоять из конкретных людей, с именами и фамилиями. Людей, обладающих здравомыслием и организационными способностями. Единомышленников, знающих друг друга, доверяющих друг другу, способных плодотворно работать вместе. Он не должен быть большим — достаточно пяти-шести человек. Но все эти люди должны иметь возможность (и физическую, и психологическую) свободно обсуждать друг с другом возникающие проблемы и быстро принимать решения. Что касается самих решений, то все они должны приниматься коллегиально, по возможности единогласно, и быть совершенно прозрачными — если не для публики (понятие «военной тайны» никто не отменял), то, по крайней мере, для всех членов Оргкомитета.
Таким образом, удастся избежать многих проблем.
И, наконец, четвертое. То, что касается пресловутой Русской Хартии.
На мой взгляд, очень странно полагать, что основополагающий документ Русского Национально-Освободительного Движения может быть принят без участия собственно русского народа. По сути, эта идея была обречена на поражение.
Я не обсуждаю достоинства и недостатки той Хартии, которая была нам предложена. Понятно, что даже абсолютно безупречный документ не сможет удовлетворить всех: кто-то всегда останется недоволен. Однако если бы проект Хартии был опубликован не за два дня, а хотя бы за два месяца до Марша, если бы он подвергся широкому обсуждению, если бы, наконец, при его составлении были использованы уже существующие наработки — отношение к этому документу было бы совсем иным.
Существующая Хартия на Марше не была ни оглашена, ни принята — и это к лучшему. Очевидно, что этот документ нуждается в коренной переработке. Эту работу нужно начинать уже сейчас; и она должна вестись не где-то в кулуарах, а открыто, гласно, при активном участии тех самых русских людей, ради которых и во имя которых мы трудимся.
Пожалуй, можно сказать, что наше Движение переживает сейчас первый управленческий кризис. Но кризис — обнадеживающий знак, симптом жизни и развития. Русский Марш-2006 дал нам бесценный опыт. Мы больше узнали, в том числе и о себе, а значит — стали сильнее. Теперь нам предстоит усвоить эти новые знания, претворить их в жизнь и двигаться дальше
