Упырь пять

Михаил Булгаков
«Мастер и Маргарита»

Средневековая гравюра — человек высовывает руку за предел небесных сфер. В «Empire V» пелевинские герои наконец добрались до истинных механизмов мира. Как и ожидалось, они оказались чудовищны.

Какова главная тема Виктора Пелевина? Если говорить грубо — бегство, уход в лучший мир. Сходит с поезда навстречу стрекотанью цикад герой «Желтой стрелы», цыплята в «Затворнике и Шестипалом» улетают навстречу Солнцу — настоящему, не поддельному светилу, не такому, как тусклые лампочки птицекомбината им. Луначарского. Входит в Условную реку абсолютной любви Петр Пустота. Космонавт Омон, преследуемый по пятам Белкой и Стрелкой, всё же находит дорогу в обычное метро из правительственного подземелья, где был спрятан его фальшивый космический корабль.

Откуда бегут герои Пелевина? Опять же, если излагать грубо — из Советского Союза. Немногие помнят, что подземный космический корабль в «Омоне Ра» взят из старого советского фильма «Большое космическое путешествие». Его герои полетели в космос. По ходу сюжета им пришлось покинуть корабль. Они выбрались на поверхность и обнаружили, что находятся на Земле. Корабль оказался тренажером, полёт — фальшивкой. Впрочем, космонавт Леонов, снявшийся в фильме as himself, уверял, что всё еще впереди.

Ранний Пелевин не ставит вопроса, а что будет потом? Главное — выбраться из липкой, мерзкой советской действительности. Понятно, что «там», за советским пределом, за краем града и мира всё будет непременно хорошо. Там будет настоящее Солнце (а хоть бы и «настоящая» Нирвана), настоящие кузнечики и «мороженное по полной тарелке».

Здесь ожидания раннего Пелевина, осмысливавшего умирающую советскую реальность через «буддизм» и «кастанеду», совпадают с мироощущением «совков» времен заката. Всем казалось, что коллективное бегство из СССР приведет к тотальному улучшению. Реки потекут кока-колой, а земля семь раз в год будет родить джинсы.

Но СССР пал. Уже не Затворник с Шестипалым, а целые стада цыплят ломанулись с комбината им. Луначарского в «реальный мир». И тут выяснилось… тут выяснилось… что «реальность» устроена гаже и хуже любого советского строя. Несчастные цыплятки, вырвавшись из-под контроля добрых, хотя и плотоядных демиургов, оказались в окружении таких сущностей, по сравнению с которыми «боги» советского мира выглядели то ли козявками, то ли лакеями.

Выяснилось, что в «настоящем мире», в который так упорно стремились пелевинские герои, нет никакого Солнца. Есть тьма и демоны. Ибо как иначе оценить пелевинских вампиров? Они не вампиры даже, а разумные оболочки для истинных вампиров — «умных» паразитических сущностей, которые в романе названы «языками». А миром правит Великая Мышь — демон, сосланный в наш мир невесть кем и невесть когда за забытые ею грехи и создавший наш мир просто с целью вспомнить, за что же он наказан.

Получается, бежавшие постсоветские цыплятки опять попали на мясокомбинат. Только устроен тот мясокомбинат куда как надежнее, чем советский. И правят им вампиры — прислужники Великой Мыши. И главное в этом мире — пробиться как можно ближе к кормушке-поилке… тьфу, Великой Мыши — источнику баблоса, который «весь наш, весь наш, весь наш…». Затворник и Шестипалый с презрением бы отвернулись от новорожденного пелевинского упыря Рамы.

Пелевин исчерпал свой мир, прошёл до края. Выбрался из советского мясокомбината. Понял, что новый мир не столь уж прекрасен, ощутил в нём иные, мерзкие сущности. Указал на них. Деспотия Великой Мыши, царящей над миром — это уже предел, дальше которого нет ничего. Дальше лишь «Бог», который однажды как даст больно.

И поделом. Ибо пафос бегства из мира превратился у Пелевина времен «Поколения П» в пафос «обустройства» в мире. Обустройства не простого, обустройства в качестве беса. Сначала, вернее, халдея, то есть, как выяснилось из нового романа, помощника вампира. Потом уже — и самого вампира. Это как если бы Петр Пустота пошёл служить санитаром в психушку или, еще лучше, занял бы кресло Бабаясина. Это как если бы Шестипалый был бы назначен директором комбината им. Луначарского. Впрочем, все еще хуже. Это как если бы цыплёнок Шестипалый стал вампиром. Бывают ли цыплята-вампиры? Почему нет, «язык», как следует из текста «Empire V», может жить не только в людях.

Получается, постсоветский человек превратился под пером Пелевина из невнятного идеалиста в осознающую себя мерзость. Путь пройден до конца. Дальше уже ничего не будет. Во что может преобразоваться вампир? Вряд ли во что-то интересное. И главное, миры Пелевина обрели завершенность. Это Великая Мышь смотрит на героев его произведений с полночного неба. Это она стрекочет в траве в момент, когда герой «Желтой стрелы» сходит с поезда, лает Белкой и Стрелкой вслед Омону. Пелевина обвиняли в приверженности буддизму. Но картина мира в его последних произведениях всё больше тяготеет к гностике.

Точно также меняются и пелевинские герои. Раньше речь шла о просветлениях, переходе во Внутреннюю Монголию (что бы не понимать под ней — буддийскую нирвану или самый обычный рай в христианском духе). Ныне речь идет о посвящениях, то есть о принципиально разных духовных процессах. Просветление — дело личности и никого кроме неё. Инициация же — всегда дело внешних сил. Характерно, что и в «Поколении», и в «Empire V» герой превращается в Большого Начальника в результате стечения обстоятельств. Татарский становится «мужем богини» (ни читатель, ни автор еще не знают, что это — Великая Мышь) в результате заговора против его предшественника Азадовского, по итогам «ритуального гадания». Человек Рома превращается в вампира Раму из-за случайного стечения обстоятельств и превращается в приближенного Великой Мыши вследствие событий, которые он никак не мог контролировать. Какой уж тут духовный рост.

Безнадёжная картина. Да, безнадёжная. Обычно, исчерпав свой мир, писатели начинают рассказывать о духовном преображении старых героев. Про то, как Чичиков устроился управляющим богоугодных заведений и взяток не брал. Или как Карабас-Барабас стал экологом, ответственным за черепашье болото. Этот путь бесперспективен, да Пелевин как автор не решится на него. Искупление героя как литературный жанр невозможно. В скорлупу советского мира цыплятки уже не вернуться. Так где же выход из господства Великой Мыши? Да и нужен ли он?

Знающие люди называли мне имя Великой Богини. Пелевин не назвал его, но рассказал о мерзких сущностях почти до конца. Преодолеть их и «снять» изнутри мерзкой системы нельзя. Однако — мы уже не внутри. До тех пор, пока над мерзкими сущностями довлеет тайна, они всесильны. Но они — уже не тайна. Мы — за пределами мира постсоветского человека в результате самого факта его описания.

Похоже, ельцинская и постельцинская эпоха заканчивается. Энергия распада, бега от великой Совдепии исчерпана и почти сошла на нет. Впереди тусклым светом маячит новая эпоха. Россия движется по инерции и пока неясно, куда развернётся государственный корабль.