Когда мы говорим о Византии (хотя правильно было бы говорить о Ромейской империи), то мы говорим о великом содружестве православных народов. Многие из них, например, русины, не входили в состав Империи, однако испытали огромное и благотворное влияние византийской цивилизации. Ими признавалось церковное первенство Константинополя, а его базилевс почитался как вселенский император. (Кстати, имперское первенство Византии признавали и франкские короли из династии Меровингов). При этом, что характерно, национальные культуры не подверглись какому-либо ассимиляционному воздействию.
Возможно ли восстановить это великое Содружество? И, что для многих будет главным вопросом, нужно ли вообще задумываться над проблемой единства православных народов? Начну именно со второго вопроса, без ответа на который не имеет смысла отвечать и на первый.
Сейчас много говорят о глобализации, подчеркивая ее опасность для национальных государств и культур. При этом часто упускают из вида, что сила глобализации как раз и заключается в попытке соединить самые разные страны и культуры. Людям свойственно объединяться, причем на самых разных уровнях — как на личностном (семья, дружба), так и на политическом (государство, союз государств). И это вполне естественное стремление можно использовать в самых, что ни на есть, неблаговидных целях. Что, собственно говоря, и делают глобализаторы, стремясь ликвидировать все национальные различия и границы, сдерживающие рыночную стихию и коммерческие аппетиты. Таким образом и происходит объединение всех со всеми — без учета родства и схожести культур. Обычно ведь к объединению стремятся культуры родственные и схожие, но при нынешней глобализации сначала происходит искусственное навязывание одной (причем весьма обедненной и космополитизированной) культуры всем остальным — с последующей интеграцией.
Глобализации необходимо противопоставить как мощь национального государства, так и сложность межнациональных, но в то же время самобытных проектов. Надгосударственному «вавилонскому» проекту неплохо бы противопоставить надгосударственный «византийский» проект, ориентированный на «византийцев» — людей православной сверхкультуры. Таким образом, идея глобального объединения приобретает религиозную и социокультурную (цивилизационную) конкретику — без какого-либо нивелирования национальных культур и ущемления национальных суверенитетов. И особая ценность такого, византийского, проекта заключается в том, что он может стать своеобразным магнитом, который притягивал бы православных со всего мира. Опять-таки без отказа этих людей от своих культур и от своего гражданства.
Это была бы оптимальная — гибкая, трехуровневая модель.
На первом уровне находилась бы Православная Империя (Третий Рим, Новая Византия), которой может быть только «модифицированная» (модернизация без вестернизации) Российская империя.
На втором — союз православных стран (России, Сербии, Черногории, Болгарии, Румынии, Греции, Кипра).
На третьем — православные общины всего мира, имеющие постоянное и некоторым образом централизованное общение. (Свести все к имперской интеграции здесь невозможно, ибо стремление к единству бывает самым разным и далеко не все готовы к союзу в рамках единого государства.)
Теперь самое время определить — при каких обстоятельствах возможно формирование Византийского содружества. Очевидно, что сегодня оно может быть установлено только в виде геокультурного взаимодействия. И это в лучшем случае. Действительно, православные страны и народы очень отличаются друг от друга, и потому они имеют разные геополитические устремления. Оставим даже в стороне ситуацию в СНГ. Посмотрим в сторону Европы. Там есть близкие к нам Сербия и Черногория, которые, впрочем, попали на крючок США и ЕС. Есть Болгария, которая тоже довольно-таки близка к России, но которая также находится на орбите западной цивилизации. Есть Греция, которая давно уже член НАТО и не испытывает по этому поводу серьезного дискомфорта. Есть прозападная Румыния, имеющая некоторые трения с Россией.
При условии восстановления Империи можно, конечно, попытаться осуществить некий геополитический «взлом» — посредством дипломатической, разведывательной и «лоббистской» деятельности. Но это приведет к неизбежной конфронтации с Западом, которая, к слову сказать, только укрепит его ныне пошатнувшееся единство.
А вот при условии нарастания кризиса в Европе и США «византийская задача» вполне решаема. Особенно это касается европейских дел. Дело в том, что нынешняя старушка Европа стремительно исламизируется. Поток афро-азиатской миграции кардинально меняет ее романо-германский облик. И, похоже, что само европейское общество вовсе не торопится включать свои защитные механизмы. Возможно, миллионы европейцев даже были бы рады отказаться от современной бездуховности и от обедненного, политкорректного «христианства» в пользу пассионарного исламского монотеизма. Некогда Европа отказалась от духовного владычества христианства, после чего она впала в новый паганизм — только без богов. И глядя на положение тамошних христианских общин вовсе не заметно, чтобы они готовы исправить ситуацию. Другое дело — пассионарный исламский авраамизм.
И если Европа исламизируется, то меньше всего этому обрадуются ее православные земли. Тогда для них будет весьма естественным радикальное сближение с Россией. Вот здесь то и должен сыграть свою важную роль турецкий фактор.
В условиях исламизации Европы России крайне выгодно поддержать Турцию. Важно, чтобы именно она стала главным субъектом преобразования ЕС. В этом случае удастся избежать победы и даже резкого усиления радикального исламизма, который крайне опасен и непредсказуем. Со времен Ататюрка и его революционного национализма Турция получила хорошую прививку секуляризма. Она научилась сдерживать волну агрессивного фундаментализма, отводя ему некоторую нишу, но не допуская его к реальной власти. Поэтому в новой, «зеленой» Европе Турция сыграет мощную стабилизирующую роль. С такой «зеленой» Европой Россия уже может спокойно разговаривать и разграничивать сферы влияния. Она легко пойдет на выход православных стран из европейской орбиты и создание Византийского союза. Но, конечно, при этом нужно будет забыть про все цареградские мечтания. Да и зачем делать упор на «сакральной географии»? Смена эпох приводит и к смене сакральных центров. Вчера Царский Город был в Константинополе, позавчера он находился в Риме. Сегодня его место в Москве. Священной является та реальность, которая деятельно выражает изначальные архетипы. Важна не территория, а воля людей, которые эту территорию населяют.
Но как же быть с опасностью пантюркизма? Ведь еще недавно почти все национально мыслящие политики и идеологи вовсю говорили о зловещих планах Турции, мечтающей о Великом Туране. Вот, например, что писал в 1993 году лидер Национально-республиканской партии Николай Лысенко (тогда эта патриотическая организация пользовалась некоторым влиянием): «…Главным стратегическим направлением внешней политики России может быть только сдерживание, а лучше — полная нейтрализация гегемонистских поползновений Турции, нейтрализация любых попыток создания единого исламского фронта, острие которого логикой истории может быть направлено только на север. Создание Великого Турана, а вместе с ним неизбежно — единого арабо-тюрко-пакистанского исламского фронта противоречит интересам всех европейских держав, но прежде всего, разумеется, русским национальным интересам».
Одновременно Лысенко жестко критиковал евразийское движение, считая, что оно способствует утверждению пантюркизма. А, между тем, сам Александр Дугин в своих «Основах геополитики» решительно указывал на «турецкую угрозу»: «Путь Турции это путь служения атлантистской сверхдержаве и принятия мондиалистской модели планетарного Большого Пространства, подконтрольного «мировому правительству». (Сегодня Дугин свою позицию существенно скорректировал.)
Действительно, в 1990-е годы политика Турции отличалась определенной враждебностью по отношению к России, хотя до серьезной конфронтации дело так и не дошло. Имели место быть и пантюркистские мечтания, и поддержка ичкерийского сепаратизма. Но со временем турецкое руководство осознало, что поддержка антироссийских сил и реализация пантуранского проекта приводит к пробуждению революционного исламизма, который представляет опасность и для самой Турции. В связи с этим в политике Анкары произошел некий серьезный поворот, который позволяет надеяться на лучшее.
По этому поводу Сергей Маркедонов пишет следующее: «Сегодня и в России, и на Западе много говорят о позитивной роли «народной дипломатии». Между тем, в российско-турецких отношениях именно этот фактор сыграл первостепенную роль. Многосторонние и интенсивные российско-турецкие деловые связи — челноки и туристы — посадили Турцию на российскую «денежную иглу» и заставили Анкару существенно скорректировать политику по отношению к России. Идеи, озвученные отдельными министрами, не стали официальной стратегией Анкары. Сближению Москвы и Анкары значительно поспособствовал отказ России от поддержки «Курдской рабочей партии», считающейся в Турции террористической организацией. Общей проблемой двух стран становится противостояние радикальному политизированному исламу. В этом плане у светски ориентированной Турецкой Республики накоплен значительный опыт — также, как и в борьбе с ультранационалистическим и крайне левым терроризмом».
Самым лучшим, в условиях исламизации Европы, было бы выстраивание дружественного России союза европейских государств во главе с Турцией. Скорее всего, в этом союзе младшим партнером Анкары будет выступать Берлин. Турция всегда тяготела к Германии. Не случайно, что и сейчас основной поток миграции в ФРГ составляют именно турки. Что ж, создание оси Анкара-Берлин было бы великолепным исходом давнишней исторической драмы. Передовые западные демократии (Англия, Франция) частенько натравливали друг на друга «отсталые», консервативные империи: Россию, Германию, Турцию. Теперь пора ставить точку в давнишней вражде и переходить к позитивному сотрудничеству.
А бояться конфронтации не стоит, поскольку новый формат существования Европы создаст надежную систему сдержек и противовесов. Византийские Балканы станут некоторой перемычкой между Турцией и континентальной Европой. Она, эта перемычка, сделает обреченными любые попытки серьезной геополитической игры против России. В свою очередь, проживание в России многочисленных тюркских народов станет серьезной гарантией для Турции.
Нам необходимо быть готовыми к любым, даже самым невероятным изменениям геополитических реалий. Таким изменениям, которые потребуют совершенно экстраординарных шагов на внешнеполитической арене.
