Прямые исторические аналогии работают не так уж и плохо, как это может показаться на первый взгляд. В целом, политический стиль вождя, идущего к империи, может быть обозначен как «выдавливание» противников. По мнению Сталина, Иван Грозный был недостаточно последовательным и не довел до конца «расчистку» элиты. Как руководитель Путин не эксцентричен, а последователен, и в этом смысле он близок Сталину.
Сталин стал генеральным секретарем партии в 1921 году, еще при живом Ленине во времена торжества «внутрипартийной демократии». Уже в этот момент обозначилась «левая оппозиция» Троцкого, но сместить Троцкого с руководящего поста Сталину удалось лишь после смерти вождя. Лишь в 1924 году фигура Сталина становится достаточно весомой, чтобы говорить о новом центре политической силы, призванном заполнить харизматический вакуум после смерти Ленина.
Сталин был вынужден долгое время мириться с Троцким в Политбюро, а из СССР выслал его лишь в 1928 году. Весь этот долгий период (почти 5 лет) Троцкий не переставал баламутить партийные массы и интриговать против нового центра государственной власти, складывающегося вокруг Сталина. Очевидно, что этой фигуре аналогичен главный олигарх ельцинского времени — Борис Березовский. Путину удалось разделаться с Березовским и вытеснить его из российской политики более решительно, чем в свое время в отношении Троцкого удалось это Сталину.
В 1925 году Сталин повел наступление против «новой оппозиции» Зиновьева и Каменева. В их разоблачении большую роль играли уже службы ЧК. Выдавливание из власти Троцкого, Зиновьева и Каменева означало для Сталина признание своей однозначно лидерской функции в партии. Единоличной власти, которую он метафорически предложил называть «генеральной линией». Этому процессу аналогичен процесс сначала экономического выдавливания, а затем и уголовного преследования Гусинского, Березовского и прочих, вынужденных просить политического убежища в Израиле и Англии.
Сворачиванию внутрипартийной демократии при Сталине аналогична трансформация парламентских институтов при Путине. Региональные власти возвращаются в русло прямого подчинения центру через полпредов и через обновленный Совет Федерации. Партии и фракции эффективно контролируются администрацией президента, которая кладет конец ельцинской эпохе экспериментального партстроительства.
События 2003 года напоминают разгром «правого уклона» в ВКП(б). В 1928 году Сталин разоблачает ересь бухаринско-рыковской оппозиции, а в 1929 году выводит главных ересиархов из состава руководства. В 2003 году Путин наносит удар по последнему оплоту либеральной оппозиции: разворачивается кампания против Ходорковского. В непосредственной связи с этим объявляется отставка Волошина — этого символа «старой ельцинской гвардии» в руководстве России. В 2004 году отставкой Касьянова Путин подводит черту под эпохой целенаправленного выдавливания своих противников из власти.
Сталин в этот момент отбрасывает доктрину НЭПа и переходит непосредственно к амбициозной программе коллективизации и индустриализации. Теперь он становится уже полновластным хозяином в стране. Этот момент получил у Сталина название «год великого перелома» , с которого начиналась новая эпоха. Дальнейшие репрессии против его врагов в 30-е годы будут носить качественно иной характер, а именно: агрессивной ротации партийно-хозяйственной элиты. К 1938 году можно будет говорить о полной смене элиты. Такова была последовательность Сталина как политического стратега.
Обсуждения пресловутой «проблемы 2008» затуманивают перспективу дальнейших аналогий. Хотя здравый смысл политолога должен подсказывать, что переоценивать значение этой «проблемы 2008» не стоит. Сталин также стоял перед лицом угрозы (от сторонников Кирова) быть неизбранным на XVII съезде генеральным секретарем. Но логика исторически прирастающей власти сильнее логики конституционных и формальных рамок, в которых она осуществляется. В какой-то момент власть первого лица становится слишком велика, чтобы ее можно было уступить другому. Вероятнее всего, для Путина такой момент уже наступил.
Какова же судьба старой элиты? Попытки проанализировать судьбу участников высшей элиты эпохи Ельцина, так называемой «семибанкирщины», уже предпринимались. Из девяти наиболее влиятельных деятелей старой элиты (куда в данном рассмотрении не входил Волошин) часть утратила свои позиции еще в 90-е годы — Виноградов, Малкин, Смоленский. Другая часть выдавлена — Гусинский, Березовский, Ходорковский. Оставшиеся — Фридман, Авен, Потанин — пока органично вписываются в новую ситуацию и находят с Путиным общий язык. Их сохранение в элите по сути дела уже ничего не решает и не скажется на политической атмосфере новой эпохи после «великого перелома».
Единственное, чего не хватает «году великого перелома» у Путина — это программы технологического и инфраструктурного роста России. «Удвоение ВВП» — количественный лозунг без достаточного акцента на качествах роста. Но это уже специфика путинского стиля, в котором идеология в публичном пространстве рассматривается не более как риторика. Власть никак не может привыкнуть к тому, что «идеология» не является прерогативой идущих на выборы партий. Однако для общества идеология является постоянным, сквозным мотивом любой стратегически осмысленной политики. В контексте «выборов» идеология и впрямь вторична — профессиональные политтехнологи в этом случае брезгливо морщятся: «Ну что такое идеологическая программа, да мы ее вам за одну ночь накропаем!»
Если бы недавний банковский кризис не ограничился таким результатом, как продажа «ГУТА-банка» государству, а пошел дальше, в наступление на более крупные финансовые группы, то сейчас мы переживали бы самый разгар выдавливания последних представителей «семибанкирщины». Не исключено, что последний банковский кризис символизирует переход к эпохе малых конфликтов.
Восемь лет или Три тысячи дней для Путина — это не предел. За ними могут последовать еще Три тысячи. Когда он благополучно минует рубеж 2008 года и справится с технической задачей продлениия своей легитимности — тогда наступит третья путинская эпоха. В отличие от времене Сталина силовой вариант — в духе «устранить Кирова» — не единственный. Можно допустить на свое место подставную марионетку, нечто вроде «царя Симеона Бекбулатовича» при Иване Грозном. Либо провести референдум о своем «пожизненном» избрании.
Но только третья путинская эпоха может характеризоваться уже не выдавливанием противников. Не ограничиться малыми конфликтами за передел собственности, а характеризоваться масштабными репрессиями и тотальной заменой старой элиты 90-х. Утешим скептиков тем, что имперский стиль начинает проявлять себя несколько раньше утверждения Империи.
