Референдум — шаг к признанию ПМР

— В Приднестровье 17 сентября пройдет референдум по вопросу независимости республики и возможности воссоединения с Россией. Но ведь такой референдум уже был, и пророссийские настроения приднестровцев известны. Возникает вопрос: а в чем смысл такого референдума?

— Приднестровью необходимо еще раз продемонстрировать международному сообществу, что наш народ хочет жить в суверенном и независимом государстве, а в качестве основного геополитического ориентира выбирает Россию.

У нас уже было несколько референдумов, связанных с проблематикой самоопределения. Так в 90-м году прошла серия городских и районных референдумов, где мы определились с тем, что хотим строить автономию. Когда с автономией не получилось, а Молдова развязала антиприднестровскую истерию, начала арестовывать наших депутатов, применять оружие в отношении мирного населения, в 91-ом году состоялся еще один референдум, на котором уже был поставлен вопрос о полной независимости. На этом референдуме явка была более 80%, из них более 90% высказались за построение независимого государства. Эти результаты были закреплены в Конституции и получили проверку на прочность в 92-ом году, когда мы с оружием в руках отстояли собственную свободу.

Спустя 15 лет мы снова проводим референдум, снова ставим вопрос о независимости и наших геополитических приоритетах. Дилемма проста: либо потеря суверенитета и вхождение в Молдову, либо независимость и курс на вхождение в состав России. Рейтинг России в настоящее время в общественном мнении приднестровцев составляет 96%. Для сравнения я скажу, что еще в ноябре прошлого года мы делали социологический опрос и тогда рейтинг России находился в пределах 82–84%. За период блокады, когда от нас отвернулась Украина, Россия набрала еще 12–14%. Это очень высокий прирост.

Так что референдум проводится, прежде всего, для внешнего пользования. Мы должны обеспечить высокую явку, обозначить свою позицию. Референдум — демонстрация нашей мобильности, нашей внутренней способности к консолидации. Международное сообщество вольно или невольно вынуждено будет учесть результаты голосования.

— Есть надежда, что мировые игроки каким-то образом изменят свою позицию по отношению к ПМР?

— Прежде всего, мы даем в руки России — нашему основному геополитическому союзнику — дополнительные козыри в диалоге с Западом по поводу Приднестровья. Цифрами, которые даст референдум, можно будет оперировать в ходе переговоров и международных конференций. Это важно. Ведь Молдова утверждает, что население Приднестровья спит и видит, как бы Россия отсюда убралась, вывела войска и наконец-то в любовном экстазе оба берега слились. Молдова абсолютно серьезно говорит, что приднестровская государственность существует не на основе общественного мнения и воли народа, а держится на штыках российской армии. Поэтому и важно провести референдум по международным стандартам, с участием независимых наблюдателей из разных стран мира, чтобы показать, что это не так.

— Были ли какие-то сигналы со стороны российских властей о возможности признания независимости Приднестровья в случае успеха референдума?

— В силу существующих международных правил, Россия не может заявить, что признает результаты референдума в непризнанном государстве. Но есть косвенные признаки, что этот референдум для России важен. С начала блокады ПМР, из-за которой встали наши предприятия, Россия выплачивает зарплаты приднестровским бюджетникам, среди которых преобладают граждане РФ. На это ежемесячно выделяется 10 млн. долларов. Кроме того, 17,5 млн. долларов пошло на поддержку приднестровского рубля. Это опять же говорит о том, что де-факто Россия признает Приднестровье как субъект международного права. С того момента, как был подписан протокол о сотрудничестве между президентом Игорем Смирновым и российским вице-премьером Александром Жуковым, уже фактически состоялось признание Россией Приднестровья. Иначе с кем Жуков подписывал соглашение? Проводя эту политику, Россия нуждается в том, чтобы было подтверждение — на уровне гражданского общества — правильности и адекватности этой линии. А сделать это можно только через референдум.

— На ваш взгляд, связаны ли с предстоящим референдумом взрывы в Тирасполе, которые в ПМР уже назвали терактами?

— Сказать, взрывали ли конкретно «под референдум», я не могу. Этим занимается следствие, а оно окончательных выводов еще не сделало. Но если организаторы взрывов и рассчитывали запугать население, в данном случае они ошиблись.

За два взрыва мы потеряли 9 человек убитыми и 40 ранеными. Для такого городка, как Тирасполь, это очень много. Эти взрывы как рубцы после инфаркта останутся на сердце приднестровцев. Общество в очередной раз почувствовало себя в атмосфере 92-ого года, когда террористические группы из Молдовы приезжали сюда и совершали убийства руководителей Приднестровья, общественных деятелей, минировали мосты, дороги, электрические подстанции. В 92-ом году по Тирасполю носились на автомобилях молдавские террористы и прямо из окон расстреливали различные объекты. Я сам был под таким обстрелом.

Для населения это очень серьезный звонок. Потому что люди поняли: не будь независимости, не будь российских миротворцев — эти взрывы могли бы стать повседневностью.

— Но ведь, согласно официальной информации, по обвинению в подготовке взрыва в троллейбусе задержан житель Приднестровья. И следа кишиневских спецслужб пока не прослеживается…

— Этот человек состоял в молдавской националистической организации Солободзейского района. Такие полуподпольные сети существуют в виде кружков, посиделок на кухнях с разговорами и мечтаниями по поводу восстановления единой Молдовы. В первую очередь — в сельских районах, таких как Солободзейский. Они микроскопичны, но в острых ситуациях там могут возникнуть взрывоопасные настроения.

Никто специально не будет притягивать за уши факты, чтобы доказать, что этот человек — агент Службы информации и безопасности Молдовы. Но общественное сознание воспринимает так: любой террор, любые выстрелы – это правый берег. Это все равно связывается с Молдовой, потому что память о том времени, когда Молдова организовывала террор, еще жива.

— Приход нового правительства на Украине как-то повлиял на ситуацию с блокадой Приднестровья?

— Мы ожидаем положительных сдвигов. И они уже начались. Снова открылись кассы по продаже железнодорожных билетов, в сентябре будет запущена железная дорога, поезда пойдут через Тирасполь. Украина пропускает к нам импорт. Мы рассчитываем, что отменят и ограничения по экспорту, и мы вернемся к тому состоянию, которое было до 3-его марта. С того момента как Украина выступила на стороне Молдовы, она стала участником конфликта. Сейчас у нее есть шанс снова выполнять функции гаранта, а они должны быть нейтральны и одинаковы в отношении конфликтующих сторон.

А самым мощным ходом и настоящим прорывом блокады, на мой взгляд, было бы восстановление работы Тираспольского аэродрома и налаживание воздушного моста Россия-Приднестровье.

— В последнее время происходили активные перемены на политическом поле ПМР. Стали создаваться политические партии, их уже шесть. Не перебор ли для маленькой непризнанной республики?

— Мы сегодня переживаем то, что можно назвать парадом партий. Раньше у нас была мажоритарная система, и заморачиваться с созданием партий никто не хотел. А когда встал вопрос, что только партии будут участвовать в выборах, пришли в движение все основные приднестровские игроки. В первую очередь это, конечно, фирма «Шериф», которая является крупнейшей региональной корпорацией и на сегодняшний день имеет в большинство в парламенте, а также в ряде районных и городских советов. Они создали партию «Обновление». На сутки раньше была создана Народно-демократическая партия «Прорыв». То есть мы опередили всех! Затем возникла ЛДПР. Наконец, появилась Патриотическая партия Приднестровья. Сейчас развивается новый проект — движение «За единство с Россией», которое тоже станет партией. А еще у нас собираются создать партию «Республика» на базе одноименного общественного движения. Оппозиция, ориентированная на Молдову, формирует свою партию, которая, видимо, будет называться Народной партией Приднестровья. А еще у нас есть две Коммунистические партии. Оказывается на таком клочке земли уже минимум 9 партий. Это очень солидно, а с точки зрения западной демократии почти стандарт.

Конечно, тревожит то, что разрушается монолитность приднестровского общества. Создается внутриполитическое напряжение, поскольку конкуренция между партиями предполагает и войну компроматов, и приемы черного пиара, жесткие дискуссии, взаимные обвинения и так далее. Это негативные моменты. А позитивные — то, что мы не отстаем в развитии от остального мира. Все-таки гражданское общество и субъекты политического театра сумели быстро перестроиться и сделать в качественном отношении шаг вперед. Партии по сравнению с общественными организациями совершенно иной, более высокий уровень. Мы выиграем от пропорциональной выборной системы потому, что приднестровское общество станет еще более демократичным. Пропорциональная система позволит присутствовать в законодательных органах даже небольшим политическим силам, которые смогут перешагнуть 3–4% барьер. Я считаю, что плюсов в партстроительстве все-таки больше.

— А не напоминает ли эта системы российскую управляемую демократию с ее искусственно сконструированными партиями?

— Если было бы две партии, скажем, партия «Шерифа» и партия сына президента — можно было бы сказать, что речь идет об управляемой демократии. Но здесь это явно не так. Из тех партий, что я перечислил, как минимум три оппозиционных — это две Компартии и «промолдавская» партия. (Я уверен, что ее зарегистрируют).

Потом и остальные партии будут конкурировать друг с другом, бороться за избирателя. У нашего «Прорыва» сам принцип партийного строительства отличается от других. Это самая молодая (в плане своих участников) партия, средний возраст членов — 23 года. Мы живем в чисто постмодернистской парадигме. Мы создаем свое информационное пространство, оно вторгается в общее информационное поле и начинает его постепенно занимать. Пока лучше нас этого никто здесь не делает.

— Будут ли партии выдвигать своих кандидатов на президентских выборах в декабре? Насколько серьезной будет борьба?

— Партии могут выдвигать своих кандидатов на пост президента, и, скорее всего, будут это делать. Но на сегодняшний день ситуация такова, что кандидатом №1 будет по-прежнему Игорь Смирнов. Так сложилось, что наиболее опытным, харизматическим лидером является именно он. Мы делали социологические замеры. Все политики, включая спикера парламента Евгения Шевчука, ему значительно уступают.

— Республика по-прежнему будет сохранять статус пусть непризнанного, но независимого государства. В 2007 году мы приступим к завершающей фазе реализации проекта под названием «Признание независимости Приднестровья», придания ему международно-правового статуса. Я уверен, что мы выровняем отношения с Киевом. Российское политическое, экономическое, военно-стратегическое присутствие будет возрастать. Никакого сближения с Молдовой, пока там у власти Воронин, не будет. В 2008 году истекает срок полномочий действующего в Молдове парламента. Это будет означать конец коммунистической эпохи в жизни Молдовы, потому что ПКРМ не возьмет того большинства, которое у нее есть сегодня, и Воронин не станет президентом. Это облегчит задачу по решению молдо-приднестровского конфликта. Если придут более динамичные и гибкие политики, то при посредничестве России, Украины, ОБСЕ ключ к решению проблемы Приднестровья будет найден.

ПМР нужно наращивать свой внутренний потенциал, развиваться и подниматься на уровень, максимально соответствующий европейским стандартам. Мы (в отличие от Молдовы, которая в большей степени завязана на романо-германском политическом пространстве) можем стать той самой точкой консенсуса между Западом и Востоком.

— Какой же в этом свете может быть дальнейшая судьба Молдовы?

— Молдова обречена быть в составе либо России, либо Румынии. Она всегда дрейфовала в сторону той страны, центр притяжения которой казался сильнее. Сейчас геополитическая ситуация такова, что Молдова не может немедленно вернутся в Румынию. В каком-то смысле этому мешает и Приднестровье. В Кишиневе понимают, что уход Молдовы в Румынию повлечет за собой окончательную потерю ПМР, поскольку Приднестровье ни при каких обстоятельствах в Румынию не уйдет. Очень аккуратно, в течение ближайших 5–10 лет, Молдова будет все сильнее интегрироваться в Румынию. Российского притяжения хватит только на то, чтобы удерживать Приднестровье в орбите своего влияния. Здесь вопрос даже не в силе самой России: минимальный импульс из Москвы в Тирасполе воспринимается как знаковое событие, поскольку население и элита настроены пророссийски. То, что впервые за столько лет существования ПМР Россия повернулась лицом к нам, вызывает буквально эйфорию. Поэтому я полагаю, что возможен территориальный размен — Молдова взамен на Приднестровье.

— Если Молдова уходит в Румынию, как быть с пророссийской Гагаузией?

— Гагаузы свыше крыши наелась молдавской демократии и экономики. Поэтому там сильнейшие оппозиционные настроения. Гагаузия поддержит тех лидеров, которые четко и ясно выступят против официального Кишинева и в направлении союза с Россией. Румынии вряд ли удастся забрать эту территорию, поскольку там сильное влияние Украины, России и Турции. Плюс там высок рейтинг и Приднестровья, поэтому ПМР будет оказывать самое серьезное влияние на гагаузское общество.

— То есть принцип «За Днестром земли нет», который исповедовался приднестровской политической элитой, остался в прошлом?

— Этот принцип исповедовался определенной частью нашей элиты. Я его никогда не разделял. Еще в 2000–2001 годах народное собрание Гагаузии было готово проводить совестные заседания с Верховным Советом ПМР и подписать с нами федеративный договор. Федерация могла начать строиться в обход Кишинева. Это был бы мощнейший ход. Построение свободной федерации снизу могло бы давно решить проблему молдо-приднестровского конфликта. Представим себе: заключают договор Тирасполя с Комратом, потом к нему присоединяются Бельцы и происходит федерализация по факту. В Кишиневе понимали эту опасность, и пока здесь медлили, они сместили независимого башкана Дмитрия Кройтора и проприднестровского главу Народного собрания Михаила Кендигиляна.

— Реален ли этот сценарий на сегодняшний день?

— Он реален, но более труднодостижим, чем в начале правления Воронина. За это время он сумел раздавить реальную оппозицию, сформировать в Молдове полицейское государство. Но даже в этих условиях построение свободной федерации с равными субъектами снизу реально.

— Периодически приходит информация о попытках молдавских спецслужб организовать ваше задержание. В Кишиневе чуть ли не в каждом отеле милиции ваш портрет висит среди особо опасных преступников. В чем вас обвиняют, и какие шаги вы предпринимаете, чтобы прекратить преследование?

— В течение длительного времени в Молдове не находят ничего лучшего, как оппонировать мне с помощью уголовных дел. В 2004 году они возбудили дело по факту якобы совершавшихся мною убийств на основании газетной публикации. С той поры я был подан в розыск сначала в Молдове, потом — по СНГ, а теперь еще и в Интерполе. Нет ни заявления от пострадавших, ни какой-либо предварительной следственной работы, вообще ничего нет. Есть статья в «Независимой Молдове» и уголовное дело. Расчет делается на то, что рано или поздно я попаду в их сеть. Буду где-то задержан, схвачен, переправлен в Молдову, где со мной смогут расправиться в тюрьме или при каких-то других обстоятельствах. И устранить тем самым одного из опасных для Воронина оппонентов. Я несколько раз судился с «Независимой Молдовой», с программой «Резонанс». Все мои иски наталкивались на грубый срыв судебных заседаний, на запугивание адвокатов, и ничего не получалось. Требовали моего личного участия в судебном процессе, зная, что я в розыске в Молдове. Если бы я приехал на суд, прямо в зале я был бы и задержан.

Я не могу свободно перемещаться. Меня в любой момент могут арестовать или убить. Были неоднократные попытки моего похищения. При этом, я как ученый-социолог не могу посещать научные конференции и симпозиумы, не могу поехать защищать докторскую диссертацию (которая уже готова) и т.д. Не могу съездить на отдых с семьей. Да и жизнь моей жены и троих детей тоже подвергается опасности, когда они находятся рядом со мной. Молдова нарушила все мои права, сфабриковав уголовное дело.

В связи с этим я обратился во все инстанции Молдовы — в прокуратуру, суд, Министерство реинтеграции с требованием пересмотреть это дело, признать его незаконность и прекратить. Кроме того, я написал заявления в посольство РФ и сопредседателю Объединенной контрольной комиссии от России, где изложил суть проблемы и показал незаконность возбуждения против меня как гражданина России уголовного дела, которое влечет мое поражение в правах. Более того. Я обратился к генпрокурору Юрию Чайке и к уполномоченному по правам человека в РФ Владимиру Лукину с просьбой провести экспертизу уголовного дела.

Я получил уведомления, что все заявления и жалобы поступили адресатам. Жду с нетерпением ответа. Надеюсь, что России хватит воли отстоять честь и достоинство своего гражданина.