Иранская революция: между поражением и экспансией

В последнее время призрак иранской исламской революции вновь пробудился от спячки и начал активно шастать по просторам Ближнего Востока.

28 мая издающаяся в Лондоне арабская газета Al-Sharq al-Awsat, а за ней и иранский официоз газета Tehran Times, сообщили, что в Иране существует организация «Комитет памяти мучеников», которая уже подготовила свыше 2 тысяч боевиков для отправки в Ирак, Израиль и прочие «горячие точки» Ближнего Востока. Кроме проведения терактов, перед ними поставлена и задача уничтожить британского писателя пакистанского происхождения Салмана Рушди, автора знаменитой книги «Сатанинские стихи». Иранские аятоллы усмотрели в ней «оскорбление ислама» и заочно приговорили писателя к смертной казни. Британский гражданин Рушди — далеко не первый и единственный объект внимания исламского революционного правосудия. В самом начале Исламской Революции аятоллы во главе с Хомейни приговорили к смерти и Государство Израиль. «Аль-Кодс» («Иерусалим») — было написано на головных повязках иранских подростков, которых муллы бросали разминировать своими телами минные поля во время ирано-иракской войны. Территориальные и прочие претензии у Ирана есть не только к Израилю, но практически ко всем соседям Исламской Республики, включая Россию. И Тегеран все чаще и чаще стал вспоминать об их наличии. Например, давний спор относительно небольших островов идет у Ирана с Объединенными Арабскими Эмиратами. МИД Ирана выступил недавно с крайне резким заявлением: «Эти три острова были, есть и будут неотъемлемой частью территории Исламской Республики Иран, которая имеет неотъемлемое право принимать необходимые меры в отношении этих островов. Это право основывается на принципах государственного суверенитета и территориальной целостности Ирана».

Что это: начало долговременной тенденции или случайный всплеск активности? Чтобы получить ответ на этот небезразличный для всех соседей Исламской республики Иран вопрос, надо вначале разобраться, как вообще управляется эта страна.

Иран — идеологическое государство. Надо признать, что муллам удалось создать уникальную в современном мире систему правления, сочетающую элементы демократии и теократии. Причем строили её прямо в процессе революционных преобразований, к тому же в условиях тяжелой войны — но система получилась довольно эффективная, проблемы индустриализации, военного строительства и прочие до сего дня решались ею более-менее успешно.

При Шахе в основу была положена децентрализация и конкуренция различных бюрократических вертикалей, например, даже командующие видов вооруженных сил не имели права встречаться в отсутствие Шаха.

Аятоллы же выстроили четкую вертикальную структуру, состоящую из четырех уровней.

Во главе всей пирамиды стоит Вождь (по персидски «Рахбар»). Власть его распространяется как на духовные, так и на светские вопросы, правит он пожизненно, хотя теоретически может быть смещен Советом мудрецов. Практически это власть монарха, только Вождь назначается на свой пост, а не наследует его. Кроме того, Вождь обязательно должен иметь титул аятоллы (дословно «Отражение Аллаха») — верховного исламского законоведа.

Власть Вождя проистекает из того, что он является верховным муджтахидом (толкователем шариата), ведь согласно учению Хомейни до появления Махди (исламского мессии) власть в шиитском государстве должна принадлежать именно знатокам шариата. По конституции Ирана, Вождь избирается «Советом мудрецов», при этом он признается марджа ат-таклид (“образец для подражания»), то есть руководствующимся в своих поступках исключительно волей Аллаха.

Вождь назначает главу судебной власти, членов различных советов, руководство телевидения и радиовещания, определяет, кому следует руководить пятничными молитвами. Без одобрения Верховного лидера не могут быть признаны состоявшимися президентские выборы, он утверждает назначение и отставку президента.

Рахбар является и главнокомандующим, имеет право объявлять войну, мир, всеобщую мобилизацию, назначать руководителей силовых структур, контролирует аппарат политработников-мулл в этих структурах, ему подчиняется Высший Совет национальной безопасности, он фактически руководит работой правительства в стратегических вопросах.

Сейчас эту должность занимает Великий аятолла (аятолла аль-озма) Сайед Али Хаменеи. Родился он в 1939 г., в 1981 и 1985 годах избирался президентом Ирана, а 4 июня 1989 г., после смерти первого Рахбара — аятоллы Хомейни, был назначен его преемником.

Совет мудрецов состоит из 96 муджтахидов (шариатских законоведов), число их может меняться. Его члены выбираются прямым всеобщим голосованием каждые восемь лет. Совет, теоретически, «в случае отхода от исламского пути», может сместить Рахбара, имеет право изменять конституцию. Собирается Совет дважды в год.

Совет хранителей Конституции — это самый влиятельный орган власти. В него входят двенадцать богословов, шесть назначает Вождь, а шесть других отбирает глава судебной власти, и одобряют члены парламента.

Совет имеет право вето на любые решения представительной власти, проверяет все новые законы на соответствие конституции и нормам ислама, может отстранять от участия в избирательной кампании кандидатов на выборах всех уровней, в том числе местных, президентских, парламентских и в Совет мудрецов, а также накладывать вето на их результаты.

Рахбар, Совет мудрецов и Совет хранителей Конституции составляют первый уровень властной вертикали.

Высший совет национальной безопасности. Занимается вопросами строительства и использования всего силового блока. В его состав входят: президент, спикер парламента, главы МИД, Генштаба, Министерства Информации и Безопасности (т.е. госбезопасности), МВД и планово-бюджетных организаций.

Совет по особым операциям. Именно он ответственен за «джихад во имя торжества Закона Божьего в мире». Совет состоит из президента, представителя рахбара, начальника Генштаба, в его состав также входят министры иностранных дел и информации и безопасности, командующий Корпусом Стражей Исламской Революции.

Кроме того, существуют: Совет по политике реконструкции и Совет по культурной революции, в которые входят высшие руководители (включая представителя рахбара) и главы профильных организаций по отраслям экономики, просвещению и здравоохранению.

Интересна роль Совета по полезности для строя, формально он должен улаживать конфликты между советом хранителей конституции и парламентом. Он состоит из представителя Рахбара и глав основных властных структур. Сейчас во главе Совета стоит бывший президент Рафсанджани. На практике роль Совета состоит в утверждении решений парламента, экономически выгодных, но не соответствующих шариату и конституции. Все его члены, постоянные и временные, назначаются Рахбаром.

Высшим административным и хозяйственным руководителем государства является Президент, избираемый общенациональным голосованием на четыре года (но не более чем на два срока). Эта должность выпячивается во внешней пропаганде, институт Президента позволяет Ирану замаскировать теократический характер своего режима, говорить о демократизации.

Парламент (Меджлис) избирается каждые четыре года на всеобщих выборах и не может быть распущен ни при каких обстоятельствах. Выборы в меджлис проходили даже в разгар ирано-иракской войны.

Он принимает законы, в том числе о налогах и об иностранных инвестициях любого размера, выражает доверие/недоверие правительству.
Рахбар назначает Главу судебной власти, контролирующего вертикаль шариатских судов. Тот, в свою очередь, выдвигает кандидатуры шестерых из 12 членов Совета хранителей конституции, выбирающего Вождя. Также к структурам этого уровня относится и Совет по наблюдению за конституционными правами, коллективный аналог омбудсмена (защитника прав граждан).

Различные министерства и организации, которые приводит в жизнь решения вышестоящих, и осуществляют текущее руководство. Организации отличаются от министерств тем, что главы организаций утверждаются лично президентом или советом из президента, спикера и главы судебной власти, а министры — парламентом, который может отправить их в отставку.

Вождь принимает активное участие в решении вопросов обороны, безопасности и международных вопросов, и министры часто отчитываются перед ним лично.

Во главе кабинета министров стоит или президент, или вице-президент.

Часть 2. Уроки исламской демократии

Эта система — детище исламской революции и, безусловно, ценный вклад Ирана в мировую политическую практику. Она позволяет осуществить принцип «велаят-е факих» — абсолютного верховенства мулл в управлении государством (в том числе и вооруженными силами), при этом, до определенной степени, обеспечивая и обратные связи — возможность влияния широких масс и представителей бизнеса на принимаемые решения. Совмещая элементы авторитарной и выборной систем, она позволяет избежать ряд недостатков, присущих как парламентско-представительной (именно ее в современной западной политике называют «демократический»), так и чисто авторитарной формам правления.

Одним из основных недостатков парламентско-представительной системы является невозможность проведения мобилизационной политики, как и вообще долгосрочной стратегической линии. Непропорционально большую власть также приобретает капитал: используя современные технологии управления массовым поведением (политтехнологии, наработки в области маркетинга, СМИ), он получает возможность манипуляции широкими массами. Когда же к контролю над информационным полем и финансовой системой страны допускается каптал иностранный, открываются также пути влияния на политику государства зарубежных центров, и, если ресурсы этих центров достаточно велики, сопоставимы с ресурсами самого государства, его национальная независимость может легко оказаться фикцией. Ирану же удалось эффективно противостоять режиму санкций и давления со стороны крупнейшей мировой державы. Одновременно иранская система позволяет в значительной степени преодолеть неисправимый недостаток авторитарной формы — слабые обратные связи между правящим аппаратом, с одной стороны, и населением и экономическими процессами, с другой.

Примечательно, что, наряду с иранской, в 70-е годы произошли еще, как минимум, семь национальных революций, заявивших об «отказе следовать западному диктату». Это Ангола, Эфиопия, Мозамбик, Гренада, Никарагуа, Афганистан и Южный Йемен. За исключением Ирана, все они ориентировались на поддержку СССР, строили свои режимы по существующим авторитарным моделям, и к настоящему моменту прекратили существование.

Правящим классом в Иране является шиитское духовенство — улемы. Статья 4 Конституции Ирана гласит: «Все гражданские, уголовные, финансовые, экономические, культурные, военные, политические и другие законы и установления должны быть основаны на исламских нормах». На уровне стратегических вопросов линия развития страны определяется узкой группой исламского духовенства во главе с Рахбаром. К участию в управлении на этом уровне могут быть допущены лишь те, кто получил исчерпывающее исламское образование и прошел долгий путь отбора в рядах шиитской духовной иерархии — что и обеспечивает «верность нормам Ислама».

Но некоторые обратные связи с широким обществом существуют и на стратегическом уровне: Совет мудрецов, теоретически высший орган исламской власти, выбирается прямым всеобщим голосованием. Хотя сама его власть носит довольно формальный характер, а кандидатами на место в Совете могут быть лишь шиитские улемы, причем прошедшие предварительный отбор, выборность тут имеет большое психологическое значение: народ чувствует причастность к власти на ее самом высоком уровне. Кроме того, половина из членов Совета хранителей Конституции — реально высшего органа власти, чтобы занять эту должность, должны получить одобрение выбираемого народом парламента.

Однако на уровне тактического воплощения «исламского курса» (Третий уровень исламской вертикали) влияние населения на принятие решений довольно велико. Именно выборный Парламент решает вопросы налогообложения и основные вопросы экономической политики вообще. При этом, начиная с 98 года, в Иране действует многопартийная система (до этого существовали «политические фракции»).

Говоря об экономике, надо отметить, что ст.46 и 47 Конституции Ирана закрепляет право каждого на частную и личную собственность, а ст. 43 запрещает превращение государства в «крупного и единственного предпринимателя».

Бизнес-сообщество может оказывать влияние на принятие решений в первую очередь благодаря тому, что крупнейшие торговые кланы связаны семейными узами с основными группировками внутри исламского духовенства. Скажем, политические соперники — нынешний президент Хатами и бывший Рафсанджани происходят из двух соперничающих торгово-промышленных кланов. Причем эти кланы вовлечены именно в экспортно-ориентированную часть экономики, и не случайно, что оба лидера являются проводниками курса сближения с Западом. Важным органом влияния являются также цеха-«синфы», в которые организован мелкий бизнес.

Выстроенную в Иране систему необходимо и интересно пристально изучить, многие элементы ее могут быть использованы и в других странах Запада и Востока — ввиду все более очевидного несоответствия реалий парламентско-представительной системы изменяющемуся времени. Однако идеальное решение получено не было, и проблемы, стоящие перед Ираном, накапливаются, как снежный ком. Создав оригинальную и в целом эффективную систему госуправления, режим практически потерпел поражение на идеологическо-культурном направлении. На это накладываются и экономические проблемы.

Экономический прорыв так и не был достигнут. Иран устоял против режима санкций, однако его экономика все еще развивается недостаточными темпами. При этом около половины населения страны составляет молодежь, большей частью младше 16 лет, годовой прирост населения превышает 2%. Однако высшие управленческие посты занимают те, кому старше 50-ти. Увеличивается миграция сельской молодежи в города, где она пополняет армию безработных. А ведь именно эти процессы послужили социальной опорой антишахской революции! Муллам есть о чем крепко задуматься.

Мусульманское духовенство — «руханият», став правящим слоем, быстро усвоило себе и многие пороки шахской бюрократии. В стране растет социальное расслоение, причем муллы обогащаются быстро и открыто. Населению же силой навязываются исламские нормы поведения, причем в их довольно жестком варианте. Многие из этих «норм», например касательно одежды женщин, по мнению ряда авторитетов не являются обязательными с точки зрения ислама. В некоторых вопросах муллы вынуждены искать пути для уступок в рамках действующей идеологии. Так, из-за большого числа оставшихся после войны вдов, была легализована имеющаяся в исламском законодательстве, но обычно не используемая правовая норма «брак на час». Перед лицом мусульманского судьи пара заключает «брачный союз», а по прошествии нескольких часов — развод. При этом внебрачные отношения в стране запрещены. Подобные ухищрения, выставляя исламскую идеологию на посмешище, вызывают у молодежи желание вообще избавиться от ее пут. В стране широко передаются имена высших мулл, использующих свое положение для принуждения вдов погибших на войне «шахидов» к сожительству. Конечно, проверить эти слухи невозможно но, независимо от их истинности, все это не способствует популярности идей исламского правления.

За прошедшие после революции годы муллы не смогли ни навязать большинству населения свой вариант исламского поведения, ни создать исламскую массовую культуру. Среди молодежи все большей популярностью пользуются западные формы досуга, массового искусства и западные «кумиры». Даже ученики медресе, центров шиитского богословия в г. Куме в массовом порядке покупают записи исполнителей типа Майкла Джексона. Картина невозможная, например, в израильских ешивах (где для этого не требуется никаких запретов).

В общем, в последние годы религиозная идеология в стране стала стремительно терять свои позиции и влияние на умы. По данным за 2000 год, три четверти населения вообще не молилось, потребление наркотиков в Тегеране составляло пять тонн в день, а средний возраст проституток сократился с 30 до 22 лет. (Кроме всего прочего, это свидетельствует о том, что на панель выходят не отчаявшиеся создать семью женщины, как это было ранее, а молодые девушки, так сказать, сознательно делающие профессиональный выбор.)

Тенденция эта наметилась с 90-х годов, но поначалу муллы надеялись решить проблему лишь полицейскими мерами. Так, только в 1997-1998 годах пропало без вести около двух десятков мусульман, перешедших в христианство, в сентябре 1998 года были арестованы и приговорены к суровым наказаниям, в том числе и к смерти, участники подпольного «университета» бехаитов, изучавшие объявленную вне закона религию, выделившуюся в 19 веке из шиизма. (Под давлением ООН судебные приговоры были смягчены.) В декабре 2000 года шариатский суд вынес приговоры участникам научной конференции в Германии, одному из которых, например, инкриминировалось, что он продолжал выступление в присутствии женщины, танцевавшей с руками обнаженными выше локтя. Известно и примерно 500 случаев умерщвления сотрудниками госбезопасности Ирана за рубежом (в основном в Северном Ираке) активистов иранских оппозиционных, левотеррористических и курдских группировок.

В июле 1999 года в Тегеране и еще более чем в десяти городах страны прошли массовые студенческие выступления, вызванные закрытием оппозиционной газеты «Салам». А перед выборами в парламент в феврале 2000 года было закрыто сразу шестнадцать изданий. Пика эти репрессии достигли, когда по стране прокатилась волна убийств силами госбезопасности оппозиционных деятелей. В 2003 году дело дошло почти до восстания студентов, до стычек и даже перестрелок с силами безопасности.

На последних парламентских выборах большая часть кандидатов, верность которых заветам Хомейни вызывала сомнения, были просто отстранены от участия в выборах. Но иранское руководство понимает, что репрессии не смогли переломить ситуацию, лишь загнали проблему в подполье, эрозия основ режима продолжается, причем быстрыми темпами.

Влиятельная часть шиитского духовенства, в первую очередь аятоллы Кума, считают, что ситуация близка к катастрофической и исламское правление в стране — под угрозой. Выход они видят в войне — любой, пусть даже не победоносной. Война поможет вновь сплотить народ, закрутить гайки, «вдохнуть веру в остывшие сердца». Многие в Куме просто мечтали о том, чтобы американцы вторглись в страну. Но еще год назад доступ этой группы к реальным рычагам власти был все же ограничен, большая часть иранского руководства полагала, что проигранная война приведет к еще большей эрозии режима, в возможность победоносной войны с Америкой они не верили, а до Израиля было далеко. Сейчас ситуация изменилась — и влияние военной партии усилилось. Неудачи американцев в Ираке изрядно прибавили Тегерану бодрости. В начале операции против Саддама американцы говорили, что следующей их целью может стать Иран, однако сейчас янки явно не до этого. Наоборот, Иран готовится взять под свой контроль населенные шиитами районы Ирака, планирует и финансирует террористическо-диверсионную деятельность против Израиля ливанской Хизбаллы, Хамаса, ООП и Исламского Джихада, наращивает свое присутствие в других районах. Еще во время конфликта в Косово иранцы обучали и финансировали боснийскую службу безопасности и армию (в первую очередь «исламскую бригаду» в ее составе).

По мнению практически всех западных и израильских экспертов, Иран активно ведет разработку ядерного оружия, и, если сегодняшние темпы сохранятся, получит его к 2010 году. Если до этого момента Тегеран еще заинтересован в сохранении «низкого профиля», то с обретением заветной бомбы его активность в отношении ближних и дальних неминуемо возрастет. Если, конечно, к тому времени режим не падет в ходе очередной, организованной американцами, «бархатной революции».

Итак, отвечая на поставленный в начале статьи вопрос, можем признать, что новый уровень агрессивности иранской внешней политики — это тенденция. «Лучшая оборона — нападение». Эту мудрость хорошо понимают в Тегеране. Тем более, если война — единственный способ сохранить режим.