“По дороге разочарований”?
В этом году ВЦИОМ провел очередное исследование об отношении россиян к национальным проектам. Хорошо информированными о национальных проектах оказались 8% опрошенных россиян, кое-что слышали — 48%, ничего не слышали — 41%, затруднились ответить — 3%.
Ладно бы дело ограничивалось незнанием, особенно молодых, что живут они в эпоху национальных проектов. Проблема в том, что по сравнению с прошлым годом (когда глава государства заявил о нацпроектах в образовании, здравоохранении, жилищной сфере и сельском хозяйстве), возросло количество россиян, считающих, что существенных изменений в уровне и качестве жизни большинства населения не произойдет (с 38% до 48%). Россия вступила на “дорогу разочарований”?
Кроме того, “умный, честный наш народ” прямо ответил, что “это обычные программы решения давно назревших социальных проблем, которым дали новое название” (44%). Лишь 20% считают, что это принципиально новые программы, направленные на повышение качества жизни населения страны. При этом 15% полагает, что это пропагандистская акция, чтобы отвлечь внимание людей от действий, направленных на ухудшение жизни населения, и 20% затруднились ответить.
В другой стране сказали бы, что полученные данные свидетельствуют об идеологическом провале проектов, который неизбежно повлечет за собой политические последствия. Но не в России, где существующей властью дорожат как талисманом, содержащим важнейшие символические смыслы.
Ясно одно — россияне не улавливают государственные инициативы, и, тем более, не рвутся участвовать в их осуществлении. Можно даже утверждать, что в общественном сознании возрастает роль альтернативных стратегий, не связанных с современной властью, ничего общего с выходцами из этой власти (включая Касьянова) не имеющих.
Впрочем, современное правительство обладает чудесной способностью знать о потребностях людей. Упомянутый опрос среди знающих и не знающих о нацпроектах показал, что выбранные государством в 2005 году направления удивительным образом совпадают с январским (2006 года) ответом на вопрос: “Развитие каких сфер общественной жизни лично Вы считаете необходимым отнести к национальным проектам, которым бы уделялось первостепенное внимание и финансирование? (не более четырёх ответов)”. Первые четыре места в январе 2005 года заняли здравоохранение, образование, развитие сельского хозяйства, развитие рынка доступного жилья. Правда, поклонников здравоохранения оказалось в 2 раза больше, чем поклонников развития сельского хозяйства и развития рынка доступного жилья. Образование — посередине, оно символически является главным индикатором развития общества.
“Не для школы, для жизни учимся”
Если искать истоки национального образовательного проекта у философа Ивана Александровича Ильина, то они обнаружатся и в его размышлениях о судьбе “качества” в России: “Всмотритесь в пути и судьбы России, вдумайтесь в ее крушение и унижение… И вы увидите, что все основные затруднения ее были от объема и количества. На протяжении веков вся беда наша, вся опасность наша состояла в том, что судьба навязывала нам неисчерпаемое обилие — обилие пространства, племен и людей — и не давала нам времени для того, чтобы проработать это обилие, овладеть им, извлечь из него скрытые силы и довести их до качественного расцвета”.
Количества в Отечестве на рубеже XX–XXI веков поубавилось — чего стоит территориальный распад СССР или сокращение населения. Но прибавилось ли качества? — Нет, если говорить, скажем, о неком среднероссийском производстве товаров и услуг, ибо в основном импорт качественнее.
Возможно, отсюда и тяга к Болонскому процессу в образовании. Почему “против” Болоньи выступает научно-образовательная “масса”, а поддерживает министерство и некоторые столичные вузы? Потому что образование неоднородно, имеет дело с различными слоями населения.
Можно сказать, что “количество качества” в РФ увеличилось, если говорить о качестве комфортного существования элит — и по сравнению с СССР, и по сравнению с Российской империей. Помимо прочего, управляемое экономической элитой хозяйство дает основные налоги, элита же и определяет госполитику, в том числе — в образовании.
В России, живущей от выборов до выборов, было бы странным, если у политико-экономических флагманов, взросших на эгоистических, “хватательных” рефлексах, превалировала бы забота о массовом, нежели элитарном образовании. В связи с этим естественна и тяга к быстрым кардинальным реформам.
У Высоцкого есть хорошая песня о том, кто спасет, а кто не спасет человека за бортом. Лозунг 1990-х годов был “Личное выше общественного”, его исповедовало и государство. Те, для кого “общественное” было выше “личного”, в основном превратился в массу — нацию, зачастую далекую от “государственных” интересов. Здесь также истоки “невосприятия” госинициатив.
Политику расслоения на “элитарное” и “массовое” во многом продолжает национальный проект в области образования. Собственно, расслаиваться дальше уже сложно, национальные проекты образца 2005–2006 года — попытка выправить ситуацию в стране методами 1990-х годов, когда на фоне советской уравниловки поддерживали все инновационное. Но политика в том и состоит, чтобы в нужный момент понять, например, важность массового и поддержать его. Способна ли на это сегодняшняя власть? Когда этот момент настанет?
Разное качество
Философ И.А. Ильин утверждал в статье о качестве: “Да, в нашей прошлой истории нам не хватало ни времени, ни сил на качество; на спокойную и сосредоточенную культуру; на взращивание и творческое оформление нашей природной даровитости; на воспитание и укрепление национального характера; на создание интенсивного, технически совершенного земледелия и промысла; на усовершенствование политической и бытовой организации жизни. И потому почти все, что мы создавали, мы создавали не культурой, а нашей первобытной, естественной даровитостью. И там, где западный европеец нередко извлекал многое, из малого дара, в России и большая одаренность шла прахом...”.
Так, да не совсем. Российский правящий класс всегда был скорее “европейцем”, он и извлекал и извлекает многое из большого дара под названием “Россия”. В принципе, и сейчас этот класс интернационален. Правда, не все могут купить “Челси”, а некоторым за границей вообще грозит арест, как бывшему министру Адамову. Еще и поэтому элите нужно готовить качественные российские “тылы”.
Мало кто возражает против новаторских программ в нацпроекте, и даже возможности отбора около 30 инновационных вузов. Однако вопрос, кого и для кого будут готовить эти вузы. Ответ у Минобрнауки готов — для работодателей, добавим, в том числе европейских, поскольку Болонский процесс служит именно этому.
Что станется с остальными, “неинновационными” вузами, в “правильных” дискуссиях о национальном проекте стараются не упоминать. Как не любят говорить, почему в Общественной Палате мало “неэлитарных” россиян, как не любят рассуждать, почему важно следить за украинско-российскими газовыми перипетиями, если вырученные средства идут не совсем понятно куда и на что. Власть, элиты все более замыкаются сами на себе, закономерно, что и о нацпроектах людям мало что известно. Это отражение общего пути негативного отчуждения государства от нации.
По словам Ильина, из-за избытка количества “мы постоянно опаздывали и шли “на авось”. Кто сейчас идет “на авось”? — неужели те, кто и шагу не ступит, не посчитав прибыль? “На авось” предлагается идти тем миллионам специалистов, которые, в частности, не будут обласканы национальными проектами, предусматривающими надбавки избранным. Куда они выйдут “на авось”? — Возможно, на улицы, тем более что на примере “антимонетизационных” выступлений начала 2005 года поняли, когда правительство начитает “работать эффективно”, а главное ощущают, чье оно, это правительство.
В регионах есть сомнения и об идее награждения избранных учителей, и выборе школ. Все это чревато социальной напряженностью, тем более с учетом уровня зарплат, особенно в регионах. Многие регионы уже навесили маску “национального проекта” своим программам, продемонстрировав верность партии и правительству.
Народ, как свидетельствует соцопрос, по-прежнему о нацпроектах мало знает, получается, что скорее это президентско-губернаторские проекты, к нации имеющие опосредованное отношение? У нацпроектов есть время для “развертывания”, но уже начало их осуществления свидетельствует о важнейшей проблеме: оторванности нации от государства. Кто будет преодолевать этот разрыв в условиях приближения неопределенного 2008 года?
Национальные особенности
В 2005 году в Москве открылся музей образования, в котором можно найти свидетельства о том, как развитие массового образования позитивно сказывается на прогрессе страны. И, с другой стороны, насколько дешевле и надежнее для власти создать несколько подконтрольных ведущих университетов, чем нести просвещение в массы.
Обычно за массовое образование брались после военных и прочих поражений, хлебнув причуд элиты и научно-технической отсталости. После лихолетья новое образование “ученье черпало отовсюду”, а не только из ретроспективных схем времен очаковских и покоренья Крыма. Впрочем, какой сейчас Крым? Крым присоединялся с идеей, далеко выходящей за пределы земного практицизма и национальных границ. Все в прошлом, одни маяки остались, как символы надежды.
Вероятность вырастания инноваций из массового образования зачастую выше, чем из элитарного образования. Тем более, что современное образование делается не только профессионалами, чиновниками или работодателями, оно создается “всем миром”, потому и служит “всему миру”, и сравниваться может с мировым уровнем. Так, если говориться о планирующихся надбавках за ученые степени — для России звучит внушительно, но по сравнению с зарплатами научно-преподавательского состава в Европе и США — мизер. Сами проекты появились без широкого обсуждения — вещь затруднительная в другом государстве.
Но трудно идти против утверждений экспертов, что в начале XXI века гумбольдтовская модель сугубо национального университета во многом изжила себя. Для науки слишком узки национальные, и бюрократические барьеры, а без науки университета не бывает. Кроме того, уже вторая половина XX века стала периодом перехода к массовому высшему образованию.
Сейчас не решен вопрос о создании в рамках российского национального проекта двух новых университетов — в Сибирском и Южном федеральном округе. Еще нет ответа на вопрос: строить с “нуля” или “пристроить” финансирование к существующим вузам. Возможно, главная проблема в отсутствии понимания, что такое “национальный университет” в XXI веке. Если опять-таки выйти за национальные проекты и границы, увидим, что Китай стахановскими темпами создает новые научно-образовательные центры, обозначив путь перехода от количества к качеству через обучение у всего мира. США претендует на обучение всего мира. А Россия?
В советский период, когда слово “национальный” на госуровне не очень приветствовалось, после Великой Отечественной войны СССР понадобилось 15 лет, чтобы открыть человечеству дорогу в космос. Через 15 лет реформ, Россия пришла к национальным проектам. 66% опрошенных ВЦИОМ считают, что “национальный” относится к учету интересов всей страны, 24% полагает, что это учет интересов русских и других народов России. Если национальные проекты не оправдают ожиданий 66%, в политическом плане они повысят шансы националистов в 2008 году, просто потому, что в узких рамках национализма понятие качества окажется более определенным, чем в разочаровывающейся стране.
Где другие варианты? — Быть может, в профсоюзном движении, которое в России достигает успехов в основном на иностранных предприятиях — представительствах. Или россияне жаждут крайностей? Вольно или не вольно вспомнишь Лотмана и Успенского, утверждавших, что “дуальная” тяга к крайностям в России, зиждется на символическом выборе между “адом” и “раем” без промежуточных вариантов. А потому тяга к революционным крайностям как национальный проект в России также не исключается.
