Инфантильность возникает тогда, когда за человека все решают, когда ему не дают возможность быть самостоятельным, когда он нигде не чувствует себя до конца хозяином.
Большевики победили во «враждебном им окружении». Чего в начале своей деятельности и не скрывали. Население России состояло в основном из мелкой буржуазии — крестьян, из мелкой буржуазии города — мещан, и из недобитых дворян, буржуазии и интеллигенции. Процент рабочих был очень невелик, к моменту победы большевиков пролетарии вообще исчезли как класс, разбежались от голода по деревням или трудились в советском аппарате.
В этих условиях большевистская власть стремилась контролировать каждый шаг каждого человека. В «подсознании» этой власти была заложена идея, что всякая бесконтрольность порождает контрреволюцию. И вот этот стремление тотально контролировать всех и все никогда не покидало советскую власть, и, кстати, это стремление по наследству перешло и власти нынешней.
Если людей оставить без присмотра, то мало ли чего они натворить могут?
Положение усугублялось тем, что большевики хотели вывести нового советского человека, а тут уж без контроля никак нельзя. И человеку задавался строгий формат поведения, все, что в этот формат не вписывалось, так или иначе, каралось. Человека осуждали на собрании, ставили ему «на вид» или выносили выговор в комсомоле или партии, применяли всякого рода репрессии, если не помогало.
В человека изначально закладывалось чувство вины перед родной советской властью. Это было глубокое внутреннее чувство страха сделать что-то не так. И средний советский человек жил, всегда готовый доказывать, что он ни в чем не виноват. Перейти некую незримую черту было ужасно для советского человека. Даже не закон нарушить, это уже другое дело, а просто поступить не так, как положено.
Любопытно, что какая-то часть людей в СССР получала громадный кайф именно того, что переступала эту черту. Скажем, люди ненавидели советскую эстраду, старались слушать только западную музыку, и этого им было достаточно, чтобы не считать себя быдлом. Они этим себя как-то «возвышали» над остальными, что смешно, конечно.
Но средний советский человек чувствовал себя нормально только тогда, когда никаких табу не нарушал. А страхи у советского человека носили часто интересный, неповторимый в мировой цивилизации характер.
Я уже рассказывал про своего знакомого, члена КПСС, который всякий раз, когда напивался, просыпался на утро с ужасом, что потерял свой партбилет. Это была реальная паранойя, реальный ужас. Он вскакивал, начинал искать партбилет, поднимал жену и всю семью, если партбилет не удавалось найти на привычном месте, и все они искали партбилет. А когда он всё-таки находил партбилет, то испытывал неизъяснимое блаженство.
Один из страхов советского человека заключался в том, что он мог совершить акт непослушания не по своей вине. Просто влипнуть в историю. Знакомый летчик рассказывал мне, как учился в летном училище в начале 60-х годов, и один курсант из их группы получил наследство. Эту парню какой-то родственник за рубежом оставил наследство, по словам моего знакомого — миллион долларов. Но я думаю, что и десять тысяч баксов было очень неплохо по тем временам.
И вот в училище собирают комсомольское собрание, наследник-комсомолец чуть не плачет. Он понимает, что виноват, подвел страну и товарищей. Ему говорят, конечно, ты можешь взять свой миллион, но из комсомола и училища мы тебя исключаем сразу. Какой может быть комсомолец и советский летчик с миллионом? Наследник взмолился, сказал, что не нужен ему этот миллион. Пусть государство забирает.
И в самом деле! Он уже сделал самое главное! Он поступил в летное училище, а это было очень непросто, он уже фактически сделал карьеру и вошел в элиту, а тут какой-то родственник со своим миллионом все изгадил.
Когда мне это рассказывали, я прекрасно понимал мотивы этого парня. Мне самому в мои двадцать лет деньги сами по себе ничего не давали. Ну вот у тебя миллион, и чего с ним делать? То ли дело стать историком, защитить докторскую диссертацию, или того круче, стать писателем. И это действительно хорошо. Это вообще хорошо, когда власти денег нет. Другой разговор, что в СССР эта власть все равно была, и, начиная с 70-х годов, это уже была реальная власть.
Но сейчас я говорю о другом: о сознательном нежелании большинства советских людей «выходить за флажки».
Советский человек, подчинясь власти, получал психологический комфорт. Он ей подчинялся, а за это власть опекала его с самого рождения до смерти. И это было действительно комфортное состояние. Я веду себя правильно, а за это я должен получить то, что должен.
Но именно это и делало советских людей абсолютно инфантильными. Неспособными на поступки.
Проявить какую-то инициативу, начать свое дело, создать свою организацию и защитить свои права — это не для советского человека. Это то напряжение, которое для него невыносимо.
И это напряжение невыносимо для большинства нынешних русско-советских людей.
Эта советская инфантильность сказалась в начале 90-х годов, когда через Советы люди могли взять власть в свои руки, но это оказалось им не по силам. Власть — ведь это обуза для них.
Эта инфантильность сказалась в том, что у нас до сих пор нет нормальных профсоюзов, каких-то других цеховых организаций, которые защищали бы наши права. Мы терпим до конца, но не подаем в суд, хотя наши права нарушают постоянно, а защитить их хоть как-то можно только через суд. И при массовых исках в суд на то или иное безобразие, власти вынуждены были бы на это реагировать.
Это абсолютная черта советского человека — я веду себя хорошо, я честный и правильный, я законопослушный, в ответ власть должна обеспечить мне все, она должна: думать о моем здоровье, защищать меня от эксплуатации работодателя и т.д.
Хотя власть давно уже другая, она скинула с себя обузу защиты человека, но она охотно пользуется инфантильностью русско-советских людей и живет именно за счет этого припеваючи.
* * *
Я бы не сказал, что КПСС только выигрывала от инфантильности советских людей, ведь не позволяя человеку взять ответственность на себя, КПСС всю ответственность взваливала на собственные плечи.
Помню такой эпизод. Предновогодня распродажа в СССР. Не подумайте чего-нибудь не то. Просто на улице продают с машины дефицит — банки с зеленым горошком. Очередь огромная, на улице мороз, все потихонечку дуреют. Дует сильный, ледяной ветер. Продавец в тулупе, в шапке с опущенными ушами. И видно он уже не раз прикладывался к бутылке. Это худшее, что может быть на морозе — выпить водку, она сужает сосуды и становится совсем уж паршиво. Ему тяжело, он кряхтит.
И какая-то дамочка начинает предъявлять претензии советской торговле. Она визжит. Машет у продавца перед носом руками. Он ежится, а потом тихо говорит, но у него бас и слышно всем: «Хули ты ко мне привязалась, ты к Брежневу иди».
Действительно, он тут при чем? Во всем виноват Брежнев и партия.
Помню, как какой-то мужик принес на работу советскую газету с описанием того, какие ухоженные дома в «одноэтажной Америке». Журналист-международник вставил эту фразу в статью, и вроде бы осуждал эту мещанскую ухоженность, но на мужика это произвело огромное впечатление. Он бегал и всем читал этот отрывок об ухоженности. И тут ему кто-то сказал: «Ну им чего, Никсон, что ли эти дома такими красивыми делает? Они сами и делают». Мужик как-то сник на секунду, но потом разъярился, и стал кричать, что если бы Брежнев не был мудаком, то и у нас все было ухоженное.
Очень логичный вывод для советского человека.
Но что делать с народом, который в силу свой инфантильности постоянно скулит и жалуется, вечно всем не доволен?
И здесь КПСС нашла очень неплохую форму «работы с трудящимися». Человек должен в этом случае вступать только в одни отношения с властью, он должен жаловаться и просить. Не нравится тебе что-то, напиши, к примеру, письмо в газету, тебе ответят. А если твой случай заинтересует, то к тебе приедут и разберутся.
В советских газетах были специальные отделы писем. Сидели там, как правило, ни на что другое не годные дамочки, и сортировали письма, отвечали на всякую ерунду сами. А какие-то интересные и скандальные письма несли в другие отделы. И корреспонденты выезжали по жалобам на места, писали статьи, после чего местная власть уже не могла не реагировать, она обязана была ответить, или решить проблему, или объяснить, почему проблема не решается.
Даже было такое выражение — «заниматься отписками». Т.е. начальнику предъявили реальные претензии, а он занимается «отписками». Пишет, что все сделал или сделает, а сам не делает.
Но в целом это была вполне комфортная форма помощи инфантильным людям. И самому человеку особенно трудиться не нужно, взял лист бумаги, написал и бросил в ящик. И власти хорошо, чем больше пишут, тем больше информации, и если пишут, то верят в то, что власть поможет. И некоторые вопросы действительно удавалась решать с помощью письма в газету. СМИ были, конечно, в СССР не пятой властью, но какой-то властью были, бесспорно.
Трудящийся мог придти с жалобой и в профком, и в партком. И руководители не имели права отмахнуться от этих жалоб просто так. Мой отец, к примеру, работал мастером, и сделал одному пролетарию замечание. Тот давно должен был выточить какую-то деталь, но сачковал. Отец попросил его объяснить, почему он не сделал деталь, тот что-то стал «лепить», отец попросил его не заниматься демагогией, а сделать деталь.
Пролетарий был член КПСС, тут же пошел к начальнику парткома, нажаловался. Секретарь пригласил моего отца к себе, который не был членом партии, и сказал в том духе, что не стоит обвинять в демагогии члена КПСС. Вообще-то эти парткомы и существовали на производстве, чтобы реагировать как-то на жалобы трудящихся. Секретари парткомов часто были своеобразными психотерапевтами. На эти должности нередко выбирали душевных и неравнодушных людей. Но собственно политиками они не были.
Эта система жалоб была очень полезна женщинам. Они ее использовали на всю катушку. Пьет муж, сразу же в профком или еще куда, с ним поговорят обязательно. Даму утешат, как могут. Не помогает, женщина подает заявление в милицию, там тоже на ее стороне. Было даже такое выражение «посадить мужа». Т.е. когда муж сильно надоедал, женщина, не желая разводиться, в профилактических целях, либо «сдавала» его в ЛТП на год реального заключения, или обвиняла в хулиганстве. Тут, как правило, с первого раза не получалось, но при наличии регулярных заявлений мужику давали сначала 15 суток, а потом за какие-то реальные или выдуманные побои сажали, и отправляли на «стройки народного хозяйства». И женщина «отдыхала», и муж «исправлялся» и у государства была дармовая рабочая сила.
Помню, я работал в школе учителем, и там была уборщица, женщина лет 45, она хотела улучшить свои жилищные условия. Они жили вдвоем с дочерью в коммунальной квартире. Она ходила со всеми советовалась, куда лучше написать об этом письмо, кому пожаловаться, я ей советовал сходить к юристу, подать в суд и т.д. Она подумала-подумала, и сказала, что напишет Терешковой. Женщина-космонавт Терешкова возглавляла какой-то комитет по защите прав женщин, у нее всегда была такое суровое и властное лицо, что просто жуть. Но нашей уборщице она реально помогла.
Не всегда, конечно, людям сопутствовал успех. Я работал с серьезным мужчиной по фамилии Кирпичов. Он был фронтовиком, жил в Москве, но в своем доме. Этот дом решили снести в связи со стройкой, но фактически он не мешал, можно было и не сносить. И вот Кирпичов, будучи членом КПСС, записался на прием к первому секретарю райкома. Зашел, рассказал, что предки его жили в этом доме, что очень не хочет переезжать в квартиру. Партийный функционер выслушал его, не глядя в глаза, потом глаза поднял и сказал, как потом рассказ Кирпичов, с отвращением к шавке, которая посмела тут придти и качать права: «Ты вообще, что ли хочешь без жилья остаться? И дом снесем, и квартиру не дадим».
Кирпичов чуть не плакал, когда это рассказывал. Говорил, что потерял веру в партию, и дело было не в доме, а в том, что с ним так хамски разговаривали.
С другой стороны, была такая история. Мой дядя всю жизнь отработал учителем в школе, потом был директором. Вышел на пенсию, а ему в свое время село выделило квартиру в небольшом двухэтажном доме. И вот новые руководители решили снести зачем-то этот дом, в котором, правда, из шести семей, жили только две, и предложили дяде квартиру в областном городе. А чтобы ускорить решение вопроса, отключили в конце ноября отопление в его квартире.
Дядя мой поехал в приемную Верховного Совета СССР. Была такая приемная. Его выслушал молодой человек лет двадцати семи и сказал: «Они затопят». Дядя начал пояснять, что вроде бы он и не совсем прав, жилье-то ему дают, но он не хочет переезжать с того места, где прожил всю жизнь. Молодой человек еще раз повторил: «Они затопят и оставят вас в покое».
И вот приезжает дядя домой, а там уже так затопили, что аж батареи красные, и все окна пришлось открыть. Т.е. этот молодой человек позвонил тут же.
И еще интересный момент. Жаловались властям и женщины, когда от них уходили мужья, или даже когда молодые люди не хотели жениться на девушках. У нас на курсе училась Шурочка. Она дружила с аспирантом из МФТИ, забеременела от него. Аспирант жениться не хотел. Отец Шурочки, полковник КГБ, во все это вмешиваться отказался, но Шурочка очень любила аспиранта и хотела за него замуж. Она страдала и обратилась за помощью в наш комитет ВЛКСМ.
Тут же наши комсомолки написали «телегу» на подлого аспиранта, пользовался, негодяй, телом нашей Шурочки — женись! Но не тут-то было. МФТИ вуз мужской, и их комитет ВЛКСМ ответил не менее яростным письмом, типа того, самим следить нужно за своими «шурочками». В итоге аспирант признал вину, согласился платить алименты, но жениться все равно отказался. Шурочке не нужны были его алименты. Кстати, она родила, и личная жизнь ее потом сложилось удачно. Как ни странно, но главное для женщины — мужество, а счастье к этому приложится.
Не знаю уж по этому поводу или нет, но наш профессор Сироткин, который лет десять преподавала по «обмену» в Сорбонне, сказал на лекции к слову, что уж чего точно не придет в голову французской студентке — это жаловаться куда-то в случае беременности.
* * *
С одной стороны, такие отношения — инфантильный народ и его патрон — власть, навязывались с самого начала. И конечно, подобного рода отношения были отвратительны сильным, самостоятельным людям. Это невыносимо, когда тебе постоянно что-то навязывают, как компания Швондера навязывала профессору Преображенскому что-то там купить в пользу детей Германии. Детей профессору жалко, денег не жалко, но ему отвратительна сама ситуация — приходят в квартиру, требуют — сделай это, сделай это, думай так и не думай по-другому.
С другой стороны, власть не только что-то навязывает, но она и защищает. Она решает проблемы людей. И люди привыкают к подобным отношениям. Они избалованы этими отношениями, им уже лень что-то делать самим.
Сколько себя помню, столько было ощущение постоянного присутствия государства и власти в моей жизни. Не прямого, разумеется. Но я всегда знал, что есть то, что я должен делать, и есть то, что я обязательно получу за это. Был в этом положительный момент. Никто не боялся остаться без крыши над головой и без куска хлеба. Но это общество, рассчитанное на середняка. В таком обществе нет динамизма. Потенциально сильные и способные в таком обществе стремятся не к лидерству, а быть таким как все, т.е. середняками.
Эти середняки и пришли потом к власти на всех уровнях, и погубили СССР.
И сколько себя помню, нас всегда укоряли тем, что государство о нас заботится и опекает. Соберут классное собрание, и обязательно на нем звучит: «Да для вас все делают! Для вас революцию сделали! Войну выиграли! Страну разрушенную, за четыре года восстановили, сейчас ни в чем не отказывают, а вы уроки не учите».
Сидим, молчим, опустив головы. Что тут скажешь — виноваты.
Самое забавное, что и сейчас находится масса любителей читать точно такую же мораль: «Большевики Россию спасли, войну выиграли, социализм построили, тебя вырастили, а ты тут гадкие статейки пишешь, не любишь СССР».
Все это здорово, конечно, только мы ведь не просили делать революцию, «спасть Россию» и строить социализм. Русские и без вас бы замечательно обошлись.
Когда мать укоряет своего ребенка: «Ведь я же тебя родила». Это тоже не очень уместно, ребенок ее об этом не просил. Но тут хоть кровная связь, тут одно целое. Но благодарить хладнокровного погубителя национальной России Ленина, изверга Сталина, всех этих «кукурузников» и «выдающихся деятелей партии и государства», которые куда-то разбежались и попрятались в августе 1991 года? Да с какой стати?
Но опять же дело не в этих проклятиях тем, кто не «любит СССР», а в том, что даже сейчас в такой постановке вопроса виден абсолютный инфантилизм. Люди, которые корят других в неблагодарном отношении к СССР, обладают инфантильным сознанием. Это «правильные» дети, которые с наивными детскими глазами укоряют детей «неправильных». Ну тебе же дали конфетку в детстве, что же ты спасибо не говоришь?
Тотальная опека во всем и привычка за все благодарить и кланяться власти появилась у сталинского поколения, а в нашем поколении все это только окрепло.
И что интересно? У отщепенцев, которые не любили СССР, инфантилизма было еще больше, чем у нас, у честных граждан этой страны.
Отщепенцы, со своим детским сознанием так относились не только к своей стране, но и ко всему миру. Все эти поклонники Запада в СССР хотели не свободы, не возможности открыть свое дело или еще как-то реализовать себя, они в большинстве своем хотели сидеть и болтать на кухнях, так же как и в совке, но при этом иметь материальный достаток как на Западе. Я подозреваю, что значительная часть нынешних поклонников СССР, образовалась именно из этих охламонов. Которые были прямым порождением СССР и без него жить не могут.
* * *
Любопытно, что когда во всем мире боялись СССР, когда наши военные советники и наши базы были разбросаны по всему миру, внутри страны царила полная расслабленность.
Инфантильное сознание рождало показуху. Ибо только инфантильному детскому сознанию свойственно скрывать какие-то вещи, в расчете на то, чтобы «взрослые» не узнают. Чук и Гек из рассказа Аркадий Гайдара получили телеграмму, стали баловаться и выронили эту телеграмму из-за окна. И решили ничего не говорить маме: «Если нас спросят, получали вы телеграмму, мы скажем, что получали. А если не спросят, мы и не скажем. Мы же не болтуны какие».
Где-то я читал, как во времена СССР в одну воинскую часть должен был вот-вот с проверкой приехать начальник, а тут в котлован случайно сполз огромный грейдер. Для того чтобы его достать нужно было время. А вдруг начальник все это увидит? И командир части велел быстренько завалить этот грейдер землей.
И таких историй миллион.
А вот бред, который был практически на всех производствах. К первому дню каждого нового месяца нужно было выполнить план, хотя бы на 101 процент. Тут и начинался аврал, люди сидели на «переработках». А что говорить про конец квартала или года? Когда советский человек покупал некачественно сделанную вещь, то был уверен, что ее склепали к концу года. А куда, спрашивается, торопились? Все склады были забиты товарами, не находившими спроса.
Все эти взрослые игры, - и, надо признать, глупые игры, - шли от инфантилизма советских людей.
* * *
Иногда, впрочем, инфантилизм выглядел забавно.
Я часто ездил через Шереметьево домой по Ленинградскому шоссе, и за все эти годы, только один раз шоссе это «перекрыли», остановили движение. То ли Брежнев должен был проехать, то ли еще кто. Короче, стоит пробка, абсолютная редкость для тех лет. Все ждут «членовозы», черные ЗИЛы. А вместо этого, гаишники зачем-то решили прогнать из конца колоны грузовик. И получилось так, что грузовик этот, для ожидавших людей, появился вместо «кремлевских» машин.
Тут же все стали махать руками водителю грузовика, приветствовать его, как члена политбюро. И эту игру приняли все. Начали кричать «ура», кричать «Слава КПСС».
Водитель грузовика, был не дурак, он в ответ приветственно махал, как вождь рукой и царственно кивал головой.
* * *
Или взять милитаристское воспитание в СССР. Вообще-то серьезное дело — готовить молодое поколение к обороне страны. Но у нас в классе (и я думаю, не только у нас) был цирк вместо военной подготовки.
К нам пришел военрук, звали его Иван Петрович, и был он удивителен тем, что вышел в отставку в звании старшего лейтенанта.
Разумеется, нам было все равно, какое у него звание, но, видно, самого Ивана Петровича это тяготило. И он строго сказал: чтобы не было вопросов по поводу его звания, он сам готов рассказать. Во-первых, он служил в грузовой авиации, а там звания идут очень медленно, а во-вторых, тут он замялся, были некоторые превратности судьбы.
Про превратности судьбы мы скоро поняли. Иван Петрович как-то похвастал, что очень метко стрелял в тире, но потом все хуже и хуже: «Придешь с похмелья, рука-то дрожит». И вот Иван Петрович начал с нами эту военную подготовку, он нам подробно рассказывал об атомных взрывах, для наглядности приносил плакаты. Рассказывал, как действует радиация на человека, как он потом умирает, какие боевые отравляющие вещества применяют против гражданского населения, и как от них умирают. Начинает головная боль, потом рвота и судороги.
Или как рушатся дома в результате бомбардировок. В СССР многоэтажные дома строили так, чтобы в случае бомбежек и разрушений, падающий дом не завалил другие дома, и было все рассчитано до метра. Я думаю, что Лужков изрядно нагадил своей точечной застройкой в этом вопросе.
Все эти лекции об ужасах войны давались Ивану Петровичу с большим напряжением. Он сильно потел, и все время вытирал лоб платком. Но где-то месяца через три вместо бодрости духа доблестных защитников Родины мы приобрели стойкое отвращение к армии и фактически стали пацифистами.
Иван Петрович на этом не остановился. Девочкам стали преподавать азы медицинской помощи, они стали заниматься отдельно, и, оставшись с одними парнями, Иван Петрович сказал облегченно: «Как хорошо без баб, а то слова в простоте не скажешь». После чего последовал отборный мат.
Иван Петрович в молодости служил в Китае, рассказывал, что женщина там не человек, родится дочка, и она никому не нужна, а пацану - уважение с самого рождения. А девка растет и на нее внимания никто не обращает, ее в пятнадцать лет первый раз помоют. Посмотрят на то, что выросло, и сразу замуж.
Как все меняется, сейчас женщины в Китае в цене. Да и Китай такой, что Иван Петрович ахнул бы.
И еще военрук рассказал, какая замечательная дисциплина в китайской армии. Нашему солдату сто раз скажешь, а он не сделает, а если сделает, то не так. А китайцу только прикажешь, он сразу вытянется в струну и отвечает: «Есть, капитана!». «Капитанами, — сказал Иван Петрович, — там называют всех офицеров». И было видно, что ему очень приятно, что его хоть в Китае называли капитаном.
Наши офицеры долго не понимали причин такой выучки и исполнительности китайских солдат, а потом раз зашли в китайскую казарму, а там солдат висит, подвешенный за руки к балке. Всех недисциплинированных китайцы брали так и вешали, повисит солдат, а потом уже все делает как надо: «Есть, капитана!»
«Вот бы и у нас так», — сказал Иван Петрович. После чего мы окончательно стали пацифистами.
Один раз Иван Петрович повел нас на стрельбище в соседнюю школу, там тир был в подвале. Длинный такой коридор, в конце его мишень, но поскольку все это в подвале, то потолки низкие, и по коридору к мишени нужно идти согнувшись. Стреляли не из «мелкашки», а из настоящей пневматической винтовки. Между прочим, мощное оружие. Ложится ученик, делает несколько выстрелов, потом военрук идет и смотрит, сколько очков выбито.
И вот Иван Петрович идет считать, встает буковой Г перед мишенью, а Валька Ручкин в это время передергивает затвор и нажимает на курок. Патрона в винтовке нет, но раздается характерный звук выстрела. В ужасе Иван Петрович хватается за задницу, тут же распрямляется и бьется головой о бетонный потолок. После чего звучит его командирский рев: «Ручкин, пошел отсюда к ебе…ей матери».
Вот такое было у нас милитаристское воспитание.
* * *
Именно инфантильное сознание породило культ Сталина уже после Сталина, и даже шире, культ «настоящих вождей».
Детям страшно жить на земле без отца. Кто будет думать, кто будет принимать решения, кто скажет, что хорошо, что плохо? Инфантильные советские люди были детьми в своих душах, и им было страшно жить даже в относительно свободном и почти русском СССР.
Для инфантильных советских людей вера в Отца нужна была как воздух. Без нее все конструкции, которые были отстроены в общественной жизни, повисали в воздухе. А если нас предадут? Мы же все знали, что бояре предатели, и только строгий царь всех может поставить на место.
А самим нельзя все поставить на место? Самим нельзя выбирать чиновников и их контролировать? Для инфантильного сознания — это просто невозможно. Дети не могут выбирать взрослых. Всем этим должен заниматься Отец.
И таким Отцом для меньшинства был Ленин, а для большинства Сталин. В определенном смысле Отцом был и Запад. Ибо там жили «взрослые люди», которые тоже знали, как нужно жить, по каким правилам.
Для советских людей были гении — Маркс и Энгельс, они были так умны, что их знания даже и постичь невозможно. Были гении в политике Ленин и Сталин. И тут какие-то пигмеи — Хрущев и Брежнев. Самозванцы. Они такие же, как и мы. Разве можно верить таким же, как и мы? Это страшно. Ибо про себя мы знаем, что мы дети, мы в случае чего сразу заблудимся в густом лесу и никогда не выйдем из него, погибнем.
Безумный интерес порождали и Отцы прошлого. Разве без благодатной «почвы» мог быть такой культ любви и обожания к Ивану Грозному и Петру I? К ним была воистину всенародная любовь. Вот злые бояре-изменщики плетут интриги, они глупы и невежественны, но приходят Отцы, рубят головы, прорубают «окно в Европу», и это счастливый конец у страшной сказки.
Мучай, пытай, стреляй, но только не оставляй меня наедине с самим собой, я боюсь этого мира, я боюсь этой жизни! — это крик души советского, инфантильного человека.
И ладно бы это были реакции только масс. Но среднее и высшее звено руководство КПСС было такое же.
При русских лидерах, при русской власти без всяких расстрелов и репрессий была создана после Сталина сверхдержава. Русская власть показала, на что она способна. И это при отнюдь не лучших русских «наверху». Русская власть после февраля 1917 года, была ли она в виде Временного правительства, или, скорее всего, в виде временной военной диктатуры решила бы все проблемы, стоявшие перед страной. И без всякой крови и чудовищных жертв Россия стала бы свердержавой уже году к 1930.
Но инфантильные советские люди не могут поверить в это. Как же так, без расстрелов, без пыток, без дыбы, на которую вздернули всю страну? Нет, так не бывает. Сначала расстрелы, а потом уже Гагарин в космосе.
Почему же у других народов бывает, а у нас этого быть не могло? И тут тебе тысячу аргументов назовут, не понимая, что эти аргументы рождает детский страх.
Русско-советский человек не понимает, что это он сам все сделал, это он создал великую державу, он, а не Ленин со Сталиным.
Русско-советский человек абсолютно не верит в свои силы, боится брать на себя ответственность, и изо всех сил снова на свою и на нашу голову призывает нового Отца.
У инфантильных людей нет социальных установок, которые вырабатываются и закрепляются специально на то, чтобы взять самим что-то, отстоять свои права, или хотя бы как-то их обозначать. Инфантильным гибнуть легче, чем бороться за свои права. Чтобы бороться, а не подчиняться, нужны новые социальные установки.
И речь здесь не о личном мужестве, храбрости. Это как раз к делу не относится. Сколько офицеров российской армии застрелилось в 90-е годы! За все время беспредела против армии только какой-то один капитан-танкист, которому не платили зарплату, на своем танке подъехал к местному административному зданию, и навел на него орудие, после чего зарплату полку выплатили.
Речь не о личном мужестве, и не о мужестве народа, а о том, что инфантильные люди не способны сами делать то, что должен делать Отец.
Именно таким Отцом, точнее, «тенью Отца» стал Владимир Путин для части русско-советских людей. Дети успокоились на время. Не понимая, что под эти их страхи вполне могут дать и другого папаньку, который опять их построит в колоны, и они снова будут ходить строем. И этот новый Отец может дать им ПОРЯДОК, о котором они так тоскуют. Но порядок этот он даст не во имя заботы о них, а во имя интересов элиты.
Но детям ведь неважно в чем заключается ПОРЯДОК. Важно, чтобы восстановились правила игры. Важно, что снова есть Отец, и он строг, и он знает, как и что нужно делать. И тогда для русско-советских людей мир снова наполнится гармонией.
Во времена поздней «перестройки», кто-то из марксистско-ленинских публицистов, по-моему, Бушин, написал о Горбачеве. Пересказываю, как помню. Что вот идет этот мучительный процесс «перестройки», а голоса Отца не слышно.
Но ведь, когда в повести «Тарас Бульба» пытают Остапа, и дело подходит к самым страшным пыткам, Остап кричит: «Видишь ли ты меня, батька?» И Бульба отвечает из толпы: «Вижу, сынку!» И что Горбачев тоже должен сказать, если он Отец, что видит наши муки.
Это просто гениально! Это крик души советского, инфантильного человека. Выдержу все муки, но если рядом будет Отец.
Слава Богу, что русско-советские люди сейчас все-таки не составляют большинства, ибо на их плечах нам обязательно всучили бы очередного Грозного-Петра-Ленина-Сталина в одном флаконе.
* * *
Русско-советские люди вполне могли бы взять власть в 1991 году, если бы не были инфантильными и не боялись этой власти.
Перед новым русским государством проблема воспитания нового человека, встанет как главная проблема. Человек только тогда силен, когда имеет опору внутри себя, а ни ищет ее вовне.
