Интернационализм versus «толерантность»
Интернационализм, безусловно, включает в себя уважение к другим нациям. Уважение, основанное на признании того, что разные нации их представители, как таковые, равны в своих правах.
«Толерантность», по идее, предполагает терпимость к другим нациям.
При кажущемся сходстве двух этих идеологий, уже в этом вопросе кроется их противоположность.
Уважение означает, что к иной нации относятся как к достойной, то есть в ней не видят неразумного ребенка, которому его странности и капризы прощаются именно потому, что он не разумен и не отвечает за свои действия. Уважение к иному означает, что его оценивают по тем же нормам, по которым оценивают и себя. Видят в нем разумного партнера и в случае его неразумности предъявляют к нему те же претензии, которые предъявляют и к себе.
Терпимость означает, что иного терпят. То есть рассматривают как не отвечающего за свои действия, как не равного. Ему прощают то, что не простили бы себе или другому, рассматриваемому, как разумному. Заведомо занижают требования и создают некоторые преимущества, которые должны компенсировать подразумеваемое неравенство, видят в нем младшего, с которого и взять-то нечего.
Таким образом, уже в самом общем плане, если интернационализм предполагает равенство, толерантность — его снисходительное отсутствие.
При более внимательном рассмотрении, становится очевидным и глубинное расхождение этих понятий.
Интернационализм, как уже говорилось, выступает за наднациональное объединение того, что уже мало различается между собой. Толерантность — за отсутствие такого объединения, заведомое утверждение различия.
Интернационалист утверждает, что нации — продукт универсального общеисторического процесса, что равноправное отношение к другим нациям означает открытие им доступа к достижениям этого прогресса. Человеческая цивилизация рассматривается интернационалистом как живущая по общим историческим законам: в ней есть универсальные смыслы, ценности, истина — одна, причем, в принципе, — она достижима.
Сталкиваясь с реальным различием в уровне развития разных наций и культур, интернационализм признает это различие, но полагает, что тот уровень культуры, которого достигла более развитая нация, может быть достигнут и остальными. Свою обязанность по отношению к отстающим в развитии нациям интернационализм видит в том, чтобы делиться с ними своими достижениями, помогать освоить достигнутый уже уровень.
При этом он ни в коем случае не предполагает, что более развитый народ должен смириться с отставанием другого или, тем более что сам должен опускаться до его уровня.
Сторонник идеи толерантности считает, что существующее различие надо воспринимать как абсолютную данность и не нужно пытаться ее преодолеть.
Поэтому толерантность, на практике, утверждая, что отставание иного народа надо просто терпеть, предполагает, либо, что более высокий уровень отстающий народ, в принципе, не может освоить, либо, что единый ценностей и смыслов вообще нет. Истина в принципе не достижима или ее вообще нет.
Как ни парадоксально, в качестве высшего принципа толерантность, по сути, возводит пресловутый лозунг: «Каждому свое», чем она смыкается по постулатам с фашизмом. Только если фашизм, видя того, кого он считал низшим, считал его неисправимым и стремился уничтожить или превратить в раба, толерантность, сталкиваясь с тем, кого низшим считает она, предлагает терпеть его как домашнее животное — и отводить ему заведомо неполноценную роль. При кажущейся противоположности, эти идеологические крайности сходятся в том, что считают иного заведомо низшим и принципиально не способным подняться до более высокого уровня. Только если нацизм, уничтожая иного, желал при этом обезопасить «своего» и предоставить ему место «высшего», толерантность приносит в жертву представителям народов, исторически оказавшимся на более низкой ступени развития, более высоко развитые народы.
Утверждая право «иных» на собственную идентичность, право «оставаться самими собой» — и потому отказаться от развития, толерантность создает культурную среду, как бы растворяющую, нивелирующую более высокий уровень развития. Отстаивая национальную самобытность и борясь с ее преодолением, толерантность практически смыкается с апартеидом. Апартеидом для других народов и уничтожением — для своего.
Утверждая, что единой истины нет, что можно жить и по цивилизованным нормам и не по ним, эта идея, с одной стороны, лишает отставшие народы стимула к развитию, с другой — показывает тем, кто изначально находится в более развитом поле, что находиться в нем вовсе не обязательно.
Культура — это, прежде всего, система запретов. Более высокая культура несет в себе больше запретов, хотя предполагает их меньшую внешнюю регламентацию. Поэтому нести более высокую культуру — всегда несколько тяжелее. Стимулом к несению этой тяжести является утверждающееся в обществе осознание того, что культура — это благо и за нее надо платить. Но если человек видит, что рядом с ним живут люди, которые эту тяжесть не несут, однако общество относится к ним снисходительно, у него появляется мотив для отказа от этой ноши.
Таким образом, толерантность, формально утверждая право на существование других культур через терпимость по отношению к ним, на деле ведет к варваризации собственного населения, показывая ему, что нет ничего страшного в том, чтобы отказаться от более высокого уровня культуры: «Истин много. Кто знает, что лучше?».
Утверждая, казалось бы, право представителя иного народа на обладание своей «национальной» культурой, толерантность лишает на деле такого права свой народ.
Ставя во главу угла права всяческих меньшинств на свою особость, толерантность разрушает единое культурное пространство и приносит в жертву меньшинствам нравы и обычаи большинства.
Итак, интернационализм оказывается прямой противоположностью «толерантности».
Интернационализм стремится передать культуру более цивилизованных народов народам, отставшим в своем развитии, «толерантность» топит более высокий уровень культуры в более низком.
Интернационализм, стремясь распространить более высокий уровень культуры, относится к другим народам, как к потенциально равным, «толерантность», декларируя право иных народов на самобытность, рассматривает их заведомо неспособными освоить достижения цивилизации.
Интернационализм, преодолевая национальные различия, опирается на национальные достижения и идет вперед, веря в возможности неограниченного развития человека, «толерантность», «терпя» национальные различия, опускает свои нации до преднационального состояния, вообще не усматривая ценности в человеческом развитии.
Интернационализм верит в прогресс и стремится содействовать ему, опираясь на достижения цивилизации, «толерантность» отказывается от прогресса, не видя трагедии в варваризации своего общества.
Наконец, интернационализм уважает человека, «толерантность» его только терпит.
Интернационализм versus «полинационализм»
В свое время, в четвертой главе «Манифеста», Маркс и Энгельс писали, что коммунисты поддерживают борьбу всех народов против угнетения и за их независимость.
Это вполне законное интернационалистское утверждение оказалось предельно странно интерпретировано многими современными левыми. Оно обернулось экстравагантной позицией, которую можно условно определить как «полинационализм».
Резонно, с формальной точки зрения, выступая против национализма своей нации, «полинационалисты» при этом борются против него так, что оправдывают любой другой национализм, если только он направлен против их собственного народа. У западноевропейских левых это проявляется в постоянных осуждениях попыток собственных наций защитить свои ценности на фоне культурной экспансии других народов. В свое время, как известно, даже поддержку Советским Союзом борьбы афганского народа они объявляли экспансионизмом.
Многие современные российские левые, следуя этой логике, объявляют СССР империей, разрушение которой явилось бы благом и освобождением входивших в Союз народов, а также не принимают любых попыток России сохранить свою территорию и поддержать процессы реинтеграции союзного пространства.
Вполне естественно, что к нынешнему российскому руководству они относятся негативно, как и к реально существующему русскому национализму. Но они абсолютно теряют из вида тот факт, что, выполняя реакционную роль внутри страны, то же руководство, преследуя свои собственные цели, объективно может в ряде случаев противодействовать еще более реакционным тенденциям на том же пространстве СССР.
Встает, самый, казалось бы, естественный вопрос об объединении с Белоруссией — и они заявляют, что выступают против, поскольку это объединение будет означать поглощение независимой республики русскими империалистами.
Встает вопрос об отражении внешней агрессии в Чечне — и они заявляют, что русские жандармы подавляют борьбу свободолюбивого чеченского народа за свою независимость.
Как только где-либо возникает любое направленное против России действие — они радостно приветствуют его, видя в нем союзника в борьбе с ненавистной им властью.
Любого бандита, если только он объявляет себя врагом Ельцина или Путина, они готовы приветствовать как освободителя, абсолютно игнорируя все страдания, которые этот бандит приносит своему собственному народу.
В этой проблеме есть два момента, конкретно политический и общеконцептуальный.
Конкретно политический включает в себя два аспекта.
С одной стороны, при всей реакционности режима, существующего в современной России, наша страна, из почти всех псевдогосударств, образовавшихся на территории СССР, является чуть ли не самым социальной: в России на сегодня в наибольшей степени защищены права трудящихся. Исключение, пожалуй, составляют Белоруссия и Приднестровье.
Во многих республиках Москва сегодня воспринимается чуть ли не как образцовый социалистический город, где платят хоть сколько-нибудь существенные пенсии. На фоне многих других режимов Россия выглядит страной, в которой есть еще хоть какая-то свобода слова, какая-то не маргинальная оппозиция, где еще как-то осуществляются гражданские права.
С этой точки зрения, воссоединение с Россией почти любой республики означало бы прогресс в ее развитии и избавление ее народа от многих страданий и откровенного варварства своих правителей.
С другой стороны, уже с национальной точки зрения, пространство СССР сегодня населяют представители расчлененной пятнадцать лет назад единой полиэтнической нации, не говоря уже об огромном этнически русском составе граждан во многих республиках. Эта нация обладает, как уже говорилось, правом на воссоединение своего государства и народы, населяющие эти республики, в основном этого желают и ждут.
Если бы обстоятельства сложились так, что нынешние обитатели Кремля сумели (что, в общем-то, окажется удивительным) добиться воссоединения всего или части пространства единого государства, эта тенденция явно носила бы общедемократический характер, многими народами была бы воспринята чуть ли не как освобождение и выражала их объективные интересы.
Конечно, с классовой точки зрения, лучше было бы, если бы это сделали коммунисты. Но вот таких перспектив на ближайшее будущее пока не просматривается. А потому — за неимением Гарибальди приходится соглашаться и на Бисмарка. Каким бы он нехорошим человеком не был, объединение железным канцлером Германии было прогрессивно и отвечало интересам немецкого народа.
Левые этого не понимают, потому что им кажется что все, что делают не они — плохо по определению. Но история не может ждать, пока они избавятся от политической импотенции и научатся вести политическую борьбу.
Второй момент, как и говорилось, — общеконцептуальный.
«Полинационализм» воспринимает категорию национальных прав, в частности — права на самоопределение не как историческую данность, а как некий абсолют. Он исходит из того, что
1.Нации есть и у них, естественно, есть права. Марксизм против национального угнетения? — Против. Значит, надо отстаивать права наций.
2.Кто сегодня говорит, что ведет национальную борьбу на пространстве СССР? — Те, кто борется против России и ее руководства.
3. кто сегодня подавляет национальную борьбу? — Россия.
Значит, надо бороться против России. Поскольку ясно, что власть Россия не выражает интересов народа, значит, борясь против этого руководства, они считают, что борются за российский народ.
При этом ясно, что левые должны бороться против национализма. Живя в России, против какого национализма они должны бороться? Против русского. Кто еще может бороться против русского национализма? Националисты других народов. Значит, надо бороться вместе с ними.
То, что российская власть, не выражая социальных интересов российского народа, может объективно выражать интересы объединения страны, то есть демократический интерес всех народов на пространстве СССР — игнорируется, как и то, что нерусские националисты — такие же враги, как и националисты русские, то, что Басаев хуже и Ельцина, и Путина и ничем не лучше Баркашева — игнорируется.
Борясь против ненавистной и антинародной власти, борясь против русского национализма, «полинационалисты» выступают против интересов страны.
Интернационализм, как уже говорилось, уважая права наций, видит их исторический характер и поддерживает то, что способно преодолеть национальное разделение. Для него нации — звено, соединяющее донациональное и посленациональное устройства мира.
«Полинационалисты» не уважают нации. Они не видят процесса их развития в динамике. Для них нации — абстрактное начало, права которых должны защищать интернационалисты.
Но, попадая в плен этой абстракции, «полинационалисты», декларируя интернационализм, практически, в отношении к нациям, смыкаются с теми самыми националистами, против которых, формально, ведут борьбу.
С той разницей, что националисты, абсолютизируя нации, на первый план ставят интересы своей нации, как они их понимают, а «полинационалисты» стремятся защитить интересы любой другой нации, кроме своей, принося последнюю в жертву любому, кто на нее покусится.
С их точки зрения, то, что угрожает национальной идентичности и — нарушает права наций на существование. Поэтому, в отличие от интернационализма, они ведут борьбу против всего, что нации сближает, за то, что их разделяет.
Если интернационализм, уважая иные нации, стремится преодолеть это разделение, «полинационализм», прикрываясь знаменем интернационализма, увековечивает это разделение, но в ущерб собственной нации.
Парадокс заключается в том, что «полинационализм» проповедуют именно левые, которые гордятся своим интернационализмом и вместе с этим дискредитируют его.
В конечном счете, все три энтропийные мифологемы, рожденные нынешней эпохой и выдающие себя за лики интернационализма, по сути, прямо ему противоречат, обозначая непонимание и отрицание его смысла, и берут под защиту именно те начала, которые в принципе интернационализмом отвергаются.
Интернационализм — это признание равного права разных наций на свое развитие, но не обязанность народа-интернационалиста пожертвовать своим развитием в угоду чужому.
Интернационализм — это готовность помогать другим нациям в их развитии, готовность делиться с ними своими культурными достижениями, но не обязанность признавать их право на варварство и этому варварству подчиняться.
Интернационализм — это убежденность в преодолимости национальных различий и в неизбежности слияния наций, — но на основе передовых достижений цивилизации, а не на основе увековечивания варварства.
