Обострение "горячей дружбы"
На ближних и дальних подступах к России складывается все более тревожная обстановка. Видимо, правы "наверху" те, которые стараются не драматизировать положение, что могло бы привести к панике, на этот раз похуже "соляной". Тем не менее, и "сверху" до народа начинают доходит сигналы, к чему именно мы должны готовиться, и поскольку мы не политики, то можем не опасаться слишком большого общественного резонанса и поговорить об этих проблемах начистоту.
Что же происходит? На одном направлении нас предупреждают о том, что новая война на российских границах, возможно, уже не за горами. Даже дьявольски осторожный Лавров заявил недавно, что одно всем известное закавказское государство готовит "силовое решение" своим соседям, которых считает "неотъемлемой частью территории". Другое же государство собирается провести маневры с крупнейшей мировой сверхдержавой, на которых, согласно по непроверенной информации, будут отрабатываться меры по совместному силовому противодействию "сепаратизму". Под «сепаратизмом» в данном случае понимается настойчивое желание коренного народа страны изучать свой язык и носить свои собственные фамилии не искаженные переводом на другой язык.
Как показывают долгосрочные эмпирические наблюдения за политическим процессом, тот, кто ставит своей единственной целью сохранение статус-кво, всегда проигрывает. Это подтверждается и теоретическими предпосылками: ведь выиграть может только тот, кто предлагает некое новое развитие, способное вовлечь в себя значительные политические силы. Хотя последнее, конечно, лишь необходимое, а не достаточное условие. Поэтому недостаточно строить внешнюю политику "на основе международного права" — любое право сугубо консервативно, а успешная политическая стратегия должна предполагать пускай и дозированное, но его какое-то изменение.
После того, как стало ясно, что США и их европейские союзники готовят отделение Косово от Сербии, Россия неожиданно дала понять, что не потерпит столь откровенного изменения сложившихся принципов мировой политики без соответствующей компенсации. В качестве возможной компенсации был сделан на решение проблемы непризнанных государств "на тех же принципах, что и проблемы Косово", то есть, в духе, устраивающем Российскую Федерацию. Этот эпизод чем-то напоминает беспокойство Германии в 1905 году по поводу раздела сфер влияния в Марокко между Англией и Францией без ее участия. Тогда из-за этого инцидента чуть было не вспыхнула мировая война, которая, в конце концов, все равно вспыхнула, только несколько позже. Этот пример показывает более определенно, в какой точке истории мы находимся, чем все дипломатические объятия, которых стало до неприличности много в последнее время.
Конечно, вовсе не излишне, что параллельно этим демаршам на самом высоком уровне народу говорится о "решимости не допустить новую Холодную Войну". Было бы странно и даже страшно, если бы политики говорили противоположное. Однако если отбросить соображения политической психотерапии и предвыборной политики, то увидим, что выражение: "Если хочешь мира, готовься к войне" — теперь, как никогда, актуально. К этому следует добавить: "Беспокоясь о том, как бы не допустить новую "холодную" войну, не пропустить бы "горячую"!
Интересно проследить механизм раскрутки потенциального конфликта поподробнее. Как, шаг за шагом он зарождается в результате сознательных или бессознательных действий политиков и дипломатов, а затем вырывается наружу. Вот 2 июня грузинский министр Хаиндрава выдвигает России 3 часовой ультиматум, требуя вывода российского контингента с территории Южной Осетии. А уже на следующий день сам Саакашвили обращается к Путину с призывом встретиться на высшем уровне, и российский президент это предложение принимает. Есть ли логика в этих на первый взгляд противоречивых действиях грузинской стороны? Логика начинается просматриваться, когда примеры подобных дипломатических кульбитов мы обнаруживаем в истории.
Публичное обращение Сааакшвили к Путину по своему месту в дипломатической подготовке вооруженного конфликта напоминает обращение Наполеона III к российскому императору Николаю Павловичу, сделанное накануне Крымской войны. 29 января 1854 г. во французской газете "Монитер" было опубликовано открытое письмо, в котором Наполеон III предлагал свой вариант решения назревающего конфликта в Черноморском бассейне. Письмо было составлено в максимально миролюбивом тоне и подписано: "Вашего величества добрый друг". Царь высказал свою позицию по этому вопросу, также в весьма дружественных тонах, опубликовав ее в официальном органе российского МИД "Журналь де Сен-Петерсбург". Однако на вид примирительные, эти обоюдные жесты были поняты в дипломатических кругах совершенно однозначно: как попытка перед вспышкой конфликта свалить всю ответственность за его возникновение на противника, всячески демонстрируя свое "миролюбие".
То что в случае Саакашвили за день до "мирного предложения" раздались оскорбления в адрес России (ультиматум), только подтвердило: грузинский президент явно рассчитывал, что Путин оскорбится и ответит отказом на грузинскую "руку дружбы". Но Путин, видимо, не оскорбился, хотя по большому счету, оскорбление было нанесено не только ему, но и всей России. Логика конфликта теперь раскручивается дальше: Россия и далее будет терпеть оскорбления, чтобы не выглядеть агрессором, а грузинская сторона будет наглеть все больше, что вполне соответствует известному принципу грузинской политической психологии, предусматривающей принцип "возьми, если плохо лежит". Нетрудно догадаться, что история будет повторяться до тех пор, пока Саакашвилию, которого США по-видимому убеждают, что ему бояться нечего, не перейдет некоторую грань, когда Россия решит, что речь идет не об отдельных стычках, а о крупномасштабных боевых действиях против ее контингента, осетин или абхазов. Тогда дело решит действия армий.
"Пуля дура" и "танки наши быстры"
Вот как раз с этим и возникают некоторые вопросы. Нас убеждают хором политики и военные, что прямая агрессия против России невозможна в данный момент. Но что такое в данном случае означает определение "прямая"? Не получится ли так, что, когда армия станет воевать ради защиты интересов России и российских граждан, народ спросит президента: "Как же так, нам ведь говорили, что война невозможна?!", президент и свита разведут руками: "Мы вам говорили о прямой агрессии, а она оказалась непрямая".
Концепция ядерного сдерживания, которую нам часто представляют в качестве панацеи от угрозы войны, неявно предполагает, что противоположная сторона тебя боится. Что же на деле? Что-то непохоже, чтобы Ющенко или Саакашвили боялись Россию, или вообще всерьез принимали ее стратегические интересы во внимание. Получается абсурд: концепция ядерного сдерживания строится на предположении, что Россию опасаются даже США, в то время как Грузия даже при теперь считающемся чуть ли не "пророссийским" политиком Шеварднадзе преспокойно готовила на своей территории террористов для засылки в Россию. Получается, что на деле российское ядерное оружие не способно сдерживать даже грузинских президентов. Не абсурд ли надеяться, что оно способно удержать от агрессии американцев, если те будут уверены, что война не затронет территорию США?
Если через границу Россию полезут вооруженные до зубов американским оружием части "освободителей", будет ли это называться "прямой агрессией" или "непрямой"? Если самолеты без опознавательных знаков начнут бомбить российские города, по какой стране ответим ядерным оружием? Неужели по США? Или по приграничной с Россией территории, откуда они взлетают? Но радиация ведь полетит в Россию, не говоря уже о том, что на пограничных с Россией территориях сплошь и рядом живут в основном русские…
На Украине при видимости большего спокойствия, положение в итоге может стать даже хуже, чем в Грузии. Оранжевые силы взяли курс на раскручивание межнационального конфликта и этническую чистку многочисленного коренного русского населения, в существовании которого политическое "украинство" видит перманентную угрозу своей монополии на власть над этой исконно-русской территорией. Как долго Россия сможет оставаться в стороне, если против русских на Украине будет развязано вооруженное насилие?
Думается, что Россия в случае подобной эвентуальности не сможет сидеть тихо и смотреть, как у нее под носом вырезают русских по тому же сценарию, как резали сербов, и силой изгоняют их из своих домов. Это могло бы дать толчок началу нового этапа развала государства по типу югославского: нация очередной раз разуверится в национальном характере российского государства и способности власти защищать русских. В этом случае свой гнев улица очень скоро обратила бы на власть, как сербы после поражения в Боснии и Косово обратили его на режим Милошевича. Понимая это и видя пример Югославии, Москва не останется в стороне от событий на приграничных с ней территориях, когда они станут напоминать этнические чистки. Вопрос: есть ли у нее силы, чтобы направить военный сценарий по избранному руслу? Вот в этом как раз нет никакой уверенности.
Орудием вмешательства на приграничных с Россией территориях могут быть только конвенциональные вооруженные силы. Но именно обычные вооруженные силы — наиболее слабое место всей российской оборонной стратегии. Именно на сухопутных силах период 15-летнего развала сказался наиболее серьезным образом. Если стратегические силы с грехом пополам все же финансировали, и по признанию самих военных туда продолжает идти 60% военного бюджета страны, то на сухопутные части просто махнули рукой. И это "махнули рукой" относится отнюдь не только к периоду ельцинского правления, но и к путинской современности. Достаточно напомнить фразу министра обороны, ставшую "крылатой": "враг к нам на танке не приедет".
Но враг, как мы уже убедились, в Россию без особого труда может прийти даже пешком. А танки у России и сейчас примерно в том же состоянии, что были и 10 лет назад, в период "новогоднего штурма" Грозного. Да, тактика контр-террористических операций за это время значительно усовершенствовалась, но это совершенствование было получено в основном за счет горького опыта войны, а не за счет вложения нефтяных денег, то есть оплачено не из карманов олигархов, а жизнями тех самых "необстрелянных пацанов", которых президент по его же собственным словам вынужден был посылать в огонь Второй чеченской войны.
Что касается состояния танкового парка, то по данным открытых источников, а также по наблюдениям очевидцев, которые в больших количествах можно прочесть на многочисленных форумах, посвященных вопросам вооружения, оно со середины 1990-х годов мало изменилось. Программу модернизации наиболее совершенного советского танка Т-80, которых в российской армии около 3500, только планируют запустить. Ее и в середине 1990-х тоже планировали. Эти танки составляют около половины российских танков, и модернизировать их пока что было негде. Серийное производство в Омске развалено, и после неоднократного обращения общественности ФСБ нашло там признаки "сознательного направляемого из-за рубежа банкротства оборонного предприятия". То есть, ФСБ нашло, наконец, то, что уже лет 10 ни для кого не является тайной. Если будет все хорошо, Т-80 могут начать модернизировать на Урале, где до этого с этой моделью никогда не имели дела, а значит, это займет дополнительное время и потребует дополнительного финансирования, которое Минфин выделяет крайне неохотно.
Другой завод — в Нижнем Тагиле — предприятие процветающее, но военную продукцию, танки, делает в основном на экспорт. За все постсоветское время завод выпустил для родной армии чуть больше ста танков Т-90 — глубоко-модернизированной версии танка Т-72, и должен теперь выпускать их по 30–50 штук в год. Для сравнения, только индийский заказ того же предприятия с 1998 года составил 700 машин. Еще 300 машин заказал Алжир. Российское правительство за 15 лет не купило для своих ВС даже половины того, что Индия закупила за 5 лет, а это 300 машин. Причем, Индия покупает российское оружие по существенно более высоким мировым ценам. Кто-то скажет опять, в стране нет средств… Но это уже даже не смешно.
Комплектация танков, уже поставленных родной армии, также ниже по уровню, чем индийская: более слабый двигатель, меньше блоков спецбронирования, на части якобы "самых современных" Т-90 по некоторым данным отсутствуют ночные прицелы, наличие которых в армиях даже не самых сильных соседей, например Турции, давно стало армейским стандартом.
При этом нельзя сказать, что разработчики подкачали. В стране есть, по крайней мере, две современные разработки перспективных танков на весьма продвинутой стадии (1 и 2), которые, согласно данным открытых источников, находятся на самом современном уровне, но им не дают ходу, продолжая в смехотворных количествах закупать стремительно устаревающие Т-90. Новая боевая машина пехоты с повышенной степенью защищенности экипажа, разработанная как раз для борьбы с танкоопасной живой силой на Кавказе и в ближнем зарубежье, не идет в войска даже в малом количестве из-за отсутствия финансирования.
В итоге западные танки последнего поколения (М1А2, Леклерк, Леопард-2) и украинские модернизированные (Т-84), которые, возможно, будут противостоять российским в ближнем зарубежье, изначально превосходят по броневой защите и совершенству системы управления огнем российский Т-90, хотя последний только планируется широко запустить в серию. Новые разработанные снаряды повышенного могущества и другие усовершенствования для него давно разработаны, но находятся пока только на стадии подготовки к серийному производству.
По расчетам некоторых специалистов, скорость обновления танкового парка страны такова, что, если все будет продолжаться такими же темпами, на ввод в строй нового поколения танков уйдет 250-300 лет! "Это масштабное перевооружение для Камеруна, но не для России", — констатируют они. Состояние танкового щита — только небольшая часть проблемы, но этот пример весьма иллюстративен, чтобы осознать уровень накопившихся проблем и скорость их решения.
В результате, в случае ввязывания в пограничный конфликт российская армия будет противостоять регулярным и нерегулярным силам, вооруженным передовым западным пехотным и противотанковым оружием на уровне как минимум, чеченских боевиков на пике их боеспособности, а также более современными, чем в российской армии средствами связи и разведки. Кроме этого, у противной стороны будет достаточно боеспособное тяжелое сухопутное вооружение, возможно даже танки и легкая авиация. Эти силы будут способны вести боевые действия в ночных условиях более эффективно, чем российская армия. Поэтому весьма вероятно, что потери российских войск будут значительны, даже, несмотря на предполагаемое превосходство России в артиллерии, авиации и численности военнослужащих.
Задача по максимально быстрому разгрому противостоящей коалиции и овладению территории в кратчайший срок без больших потерь личного состава вряд ли выполнима при сохранении существующих тенденций развития российских ВС, которые можно наблюдать, основываясь на открытых источников информации. А значит, Россия вновь рискует увязнуть. Это было бы политической катастрофой и жестоким моральным поражением, учитывая, что речь идет о возможных сценариях боевых действий на территориях, где население либо просто русское ли настроено четко пророссийски.
Возможен и еще менее благоприятный для России сценарий, когда авиация США и их союзников рискнет осуществлять авиационное прикрытие антироссийской коалиции на ближних подступах к российским границам или даже поведет прямые боевые действия против российских сухопутных сил, исполняющих свой долг за пределами границ федерации. Тогда российским частям будет трудно не только добиться намеченных политическим руководством целей, но и избежать разгрома. Еще раз подчеркнем, что применение тактического ядерного оружия в реальных условиях ближнего зарубежья не приблизит достижение политических целей, поскольку поставит под угрозу разрушения сам предмет спора. Наличие аналогичного оружия и у противника вместе с большей готовностью его применять на удалении от своих заокеанских границ не даст России даже чисто военного преимущества.
В итоге, исход конфликта будет решаться применением обычных вооружений так, как будто бы стороны вообще не имели ОМП.
"Нужна одна победа"
Как же поступить?
Нам ведь справедливо указывают, что положение в последние годы действительно стало меняться к лучшему. Улучшилось в последние 2–3 года снабжение армии, стали поступать единичные образцы нового вооружения, армия стала даже проводить какие-то маневры, а летчики начали летать на своих самолетах.
Но "лучше" вовсе не означает достаточно. При ответе на вопрос, что нужно, следует учитывать не то, что было в России и что теперь изменилось, а в основном то, что происходит у потенциального противника. А происходит у него именно то, о чем сообщил народу Путин в своем последнем послании: он вооружается, "и молодцы… молодцы!".
В одном из советских фильмов приятель молодости Иосифа Джугашвили спрашивает у теперь уже советского вождя, как получилось так, что страна оказалась к войне не готова? Сталин оправдывается перед старым другом: "Наша военная промышленность перед войной росла на 30% в год. Что, разве мало?" Но, как показывает практика, судить потомкам приходится по результатам, а не по тому, вспотел или не вспотел президент, выбивая из министра финансов деньги на оборону. А результаты любого серьезного военного противостояния России с силами, открыто вооружаемыми Америкой, в настоящий момент могут быть только плачевными. И это, к сожалению для нас, эти силы уже осознали, а поэтому и все более наглеют.
Если говорить об исторических примерах, то следует обратить особое внимание на тот факт, что за последние 150 лет Россия ни одного раза не была, как следует, готова к войне и несла недопустимые потери там, где можно было бы их избежать. Причем, к неудовольствию всех сторон политического спектра, можно констатировать, что такая неготовность была при любом политическом режиме и социальном строе. Царская Россия оказалась неготовой в 1854 году к Крымской войне, и нельзя сказать, что царскую верхушку не предупреждали о вероятности подобного развития событий. Ту войну, как известно, Россия проиграла на своей собственной территории, хотя незадолго до ее начала Россия считалась, как СССР в ХХ веке, самым сильным сухопутным государством мира.
Но даже жестокое поражение в Крымской войне, как кажется, ничему русских так и не научило. К войне 1877 г. на Балканах с, казалось бы, слабой Турцией Россия также оказалась не подготовлена: осада Плевны сильно затянулась, что превратило войну, задуманную, как блицкриг, в тяжелое испытание для Империи. Напомним: война шла на территории с дружественным населением. Потом — война 1904 года с Японией, поражение и опять никаких практических выводов. Потом — Первая Мировая, когда дело для России могло обернуться гораздо хуже (хотя, казалось бы, куда уж хуже!), если бы не французские кредиты. Французскому послу приходилось буквально уговаривать царя быстрее шевелиться с перевооружением армии и развитием сети стратегических коммуникаций.
В свою очередь, готовя войну, в 1904 году Германия навязала России торговый договор, предусматривающий снижение пошлин на импорт промышленной продукции из Германии. Этот договор оказался разорителен для слабой Российской промышленности, зато укрепил зависимость страны от ее европейского "благодетеля" и еще более привязал российскую воровскую элиту к Европе.
Если с Францией Россию начале ХХ века все-таки связывали общие интересы, то договор с Германией без ясного и недвусмысленного оформления отношений стратегического союза означал зависимость от потенциального военного противника и, вдобавок, косвенное субсидирование его военной промышленности. Такова была, как в Санкт-Петербурге тогда думали, честная плата Германии за ее "дружественный нейтралитет". Длительного нейтралитета Россия, как известно, от Германии не получила, но тогда российское правительство считало свою глупость "мудрой миролюбивой политикой", направленной на устранение "разногласий между народами".
Конечно, предоставляя упомянутые выше кредиты, французы в период дипломатической подготовки Первой Мировой Войны заботились, прежде всего, о себе, стремясь покрепче привязать Россию к антигерманскому альянсу. Однако русский царь, неловко пытаясь усидеть на двух стульях, в конце концов, и армию не удосужился перевооружить, и с Германией не смог обеспечить прочный мир из-за своего легкомыслия и нерешительности. Царь не смог воспользоваться свалившимися ему на голову французскими финансами по назначению, зато позволил французской дипломатии развалить уже было наметившееся сближение с Вильгельмом (свидание Николая и Вильгельма в Бьорке, 1905 год). Сегодня, как нам кажется, Россия может допустить другую ошибку: допустить углубление конфликта с США, не предпринимая достаточных мер по ликвидации качественного отставания в обычных средствах ведения войны и не потрудившись связать враждебный Америке Китай определенными военными обязательствами по отношению к себе.
Идем далее. Вот в 1917 г. в России пришла новая, коммунистическая власть, и миру показалось, что Россия вот-вот уподобится Наполеоновской Франции, двинет свои полчища на Запад и дойдет, по крайней мере, до Ла-Манша. Но агрессивный на словах революционный режим неожиданно для себя самого терпит поражение на своих недавних задворках — возле Варшавы, а затем надолго "уходит в себя".
Советско-финская кампания 1939–40 годов. Для русских она должна была стать репетицией перед большой европейской схваткой. Казалось, если Сталин к чему-либо серьезно и относится, то это к подготовке к войне. Ан нет, трудная военная победа над финнами обернулась чем-то сродни поражению на фронте политическом. И хотя формально СССР победил, но большие потери не позволили ему воспользоваться плодами усилий своей армии. Россия выглядела в ходе военных действий настолько слабой, что такая слабость могла только провоцировать Гитлера на нападение. О, если бы Сталин был более решителен в отношении Финляндии, возможно, это охладило бы и пыл Гитлера!
Через 2,5 года — немецкое нападение, и опять не готовы и "не ждали"! Что за бездарные либо на удивление беспечные лидеры у этой страны?! Даже не слишком длинная мирная передышка катастрофическим образом расслабляет русскую политическую элиту. Афганская война: не готовы к войне, либо готовы, но не к той, в которую ввязались. Две чеченские войны — и опять то же самое.
Мы не знаем, к сожалению, подробностей переписки Гитлера и Сталина, и была ли эта переписка вообще, но то, как европейцам удавалось каждый раз русских дурачить, усыпляя перед войной их бдительность, мы знаем из переписки Николая II с императором Вильгельмом. Последний, готовя заранее войну с Россией, отвлекал внимание Санкт-Петербурга своей видимым желанием "укрепить традиционную русско-германскую дружбу", — лозунг, безотказно работающий на русскую психологию со времен "железного канцлера" Бисмарка. Предлагая совместно выступить против Англии, он писал Николаю: "Дорогой Ники! Твоя милая телеграмма доставила мне удовольствие, показав, что в трудную минуту я могу быть тебе полезным. Я немедленно обратился к канцлеру, и мы оба тайно, не сообщая об этом никому, составили, согласно твоему желанию, 3 статьи договора. Пусть будет так, как ты говоришь. Будем вместе". ("Переписка Вильгельма II с Николаем II, 1894–1914 гг. Госиздат.)
Создается впечатление, что на Западе привыкли к тому, что русских можно бесконечно дурачить, время от времени коварно ударять ножом в спину, а затем лебезить и надеяться на прощение. У русских ведь "нет памяти" — они сами себя называют "иванами непомнящими", русские — не злопамятны… Русские никогда по-настоящему не мстили за постоянные набеги на свою территорию и разорения, никогда не устраивали европейцам геноцид, не производили массовые теракты. На таких "ездят".
Из войн, о которых без серьезных оговорок можно сказать, что Россия была к ним готова, можно назвать, разве что, события на Халхин-Голе и Маньчжурскую наступательную операцию 1945 года. Но там, скорее всего, сыграл свою решающую роль военный гений всего одного человека — Жукова.
Не получится ли так, что с удивительной настойчивостью теперь русские "наступят на те же грабли": вместо того, чтобы использовать благоприятный конъюнктурный момент и в предельно короткий срок — 2–3 года — ликвидировать качественное отставание в обычных вооружениях (а больше времени просто может не оказаться), в верхушке страны продолжаются "спор славян между собой", в какую из экономик геополитических конкурентов вложить огромные нефтяные средства, которые будут обязательно заморожены и просто пропадут в случае дальнейшего обострения отношений.
Такие медленные "телодвижения" могут только усилить риск войны. Так, нападение Вильгельма II на Россию в 1914 г. было только ускорено опасениями, что когда Россия закончит перевооружение армии, воевать с ней станет трудно. Тогда России, по мнению военных историков, не хватило 2–3 лет на то, чтобы обезопасить себя от столь разрушительных последствий войны и революций. Но, если бы Россия не дала Пруссии, а затем Германии обогнать себя столь значительно по вооружениям, Вильгельм, возможно, вообще отказался бы от войны в 1914 г. Япония ускорила подготовку к войне с Россией в начале ХХ века, стремясь добиться решительной победы до того, как Россия закончит строительство Транссибирской магистрали. Гитлер решил напасть на СССР в 1941, видя, что Сталин, который легкомысленно позволил СССР отстать от Германии в вопросах военного развития, теперь лихорадочно пытается наверстать упущенное.
Сейчас, после того как принято решение о строительстве энергетических магистралей в Китай, ближайшие 2–3 года до окончания строительства станут, на наш взгляд, годами повышенных военных рисков. США весьма соблазнительно спровоцировать локальные войны на границах как России, так и Китая, пока те не успели закрепить свои отношения и связать друг друга взаимострахующими экономико-энергетическими связями. А пока что Китай в случае конфликта с США, спровоцированного возможными шагами Тайваня к полной независимости, будет легко отрезать тихоокеанским флотом от источников ближневосточной нефти. В то время как Россия, не связавшая Китай однозначными союзническими обязательствами, в своем юго-западном подбрюшье останется один на один с объединенными силами США и НАТО.
Кроме того, соблазнительно втянуть Россию в локальный конфликт именно в предвыборный период, чтобы, нанеся по крайней мере пропагандистское поражение, спровоцировать смену власти по югославскому сценарию. Даже относительно благоприятное для России течение военных действий будет средствами психологической войны интерпретировано, как "позорное поражение". Другими словами, в случае, если война все же неизбежна, России нужна не просто победа в локальном конфликте. Ей нужна абсолютно недвусмысленная, скорая, легкая и бесспорная победа, очень желательно с капитуляцией противных сил. Естественно, подготовка такой победы может дорого стоить в финансовом отношении. Она возможна только в случае качественного технического превосходства над армиями марионеточных государств "санитарного кордона" и антироссийскими милициями. Это превосходство очевидно невозможно достичь при столь "голубином" военном бюджете.
"Тормоза безопасности"
Основной декларируемой причиной ограничения бюджетных расходов, в том числе и в военной области, является, как известно, политика сдерживания инфляции. Перед страной ультимативно и без оглядки на реальность ставится амбициозная цель: догнать Запад по уровню инфляции. Причем ставится эта цель в такой форме, что затеняет собой другие, гораздо более неотложные национальные задачи. При кажущейся привлекательности и внешней "научности", столь ультимативно ставить цель снижения инфляции по сути псевдонаучно, догматично и не более рационально, чем ставить цель "догнать Америку" по любому другому показателю, что в свое время так любили делать советские вожди. Она в той же мере не соответствует возможностям национальной экономики и первоочередным национальным задачам, оттесняя действительные проблемы на второй план.
Эту цель (ограничение роста цен) иногда пытаются обосновать необходимостью снижения ставок по кредитам, но в таком аргументе нет логики, поскольку массовая выдача займов, к которой якобы стремится государство, сама по себе подбросит цены, что уже демонстрирует рынок недвижимости, где цены резко подскочили после введения ипотеки.
В итоге — опять, как и в советский период, иллюзорная идеологическая доктрина ставится вместо решения насущных проблем. Кроме иного вреда, о котором уже много написано, эта доктрина эффективно препятствует развитию возможностей России по совершенствованию своих вооруженных сил в размере, необходимом для осуществления действенной национальной политики.
Часто также всплывает тема "эффективного расходования средств": говорится об "учете экономических особенностей" и о "недопустимости палить деньги". Это все сами по себе правильные слова, но они в данном случае не к месту. Ведь акценты расставлены так, что иногда кажется, что президента "эффективность вложения денег" заботит больше, чем сам результат в виде перевооружения армии. Ничего не говориться о том, что ВПК был 15 лет на хроническом недофинансировании, и просто не в состоянии тратить деньги "эффективно" из-за разрушения основного производственного фонда, утраты технологий и ухода специалистов. То есть, если цель — действительно в короткий срок восстановить ВПК и на его основе укрепить оборону, то о другой цели — "эффективность вложения средств" — придется на первое время забыть. Ничего не говорится и о том, что если теперь не впрыснуть средства с избытком, восстановив серийные производства, завтра придется потратить гораздо больше на возведение их с нуля. Не слишком дальновидно забывать, что скупой платит дважды...
Причина роста цен на продукцию ОПК также вполне очевидна: большая часть производств нуждается в обновлении и им просто неоткуда взять на него деньги, кроме как из средств оборонного заказа. Рост цен на продукцию ВПК, на который так часто жалуется министр обороны, — всего лишь отсроченная плата за недофинансирование ВПК в недавнем прошлом, не говоря уже о плате за рост цен на металлы, энергоносители, электричество и транспорт, о чем страна должна особо "поблагодарить" тарифную политику и политику стимулирования сырьевого экспорта.
В ряде случае Минобороны и МЭРТ выражают свое недовольство "качеством выполнения оборонзаказа", а в ответ слышат встречные обвинения: что деньги по заключенным сделкам оружейники от Минфина не получают. То есть государство не выполняет свою часть договора, а предприятия — свою. Государство же это раздражает: почему предприятия не хотят отдавать свою продукцию Минобороны без денег, после того, как привыкли, что индусы и китайцы платят вовремя. "Разбаловались"!
Все эти реальные недочеты нужно иметь в виду, когда нам показывают успокоительные диалоги между президентом и министром обороны, из которых следует, что "все хорошо, но хотелось бы побыстрей". Конечно, можно было бы сказать, что руководство России просто оценивает военные риски для России не так драматически, чем автор данного материала, которому именно в данном случае очень хотелось бы ошибиться. Однако традиционная беспечность русских политических элит, примеры которой были приведены в начале статьи, заставляет нас беспокоиться всерьез. Если не забывать об этой отличительной черте российского политического класса, президентская эйфория по поводу "поступательного развития вооруженных сил" уже не выглядит столь безобидной.
