Мануэль Саркисянц (р. 1923, Баку) — известный историк и социолог, исследователь религиозных истоков народнического социализма России, Латинской Америки, Юго-Восточной Азии. В 2005 г. в изд-ве Санкт-Петербургского университета на русском языке появился русский перевод первой части его книги «Россия и мессианизм Востока». Это сочинение ученого впервые вышло на немецком языке в далеком 1955 г. и получило признание выдающегося русского социолога Питирима Сорокина (предисловие которого открывает книгу). Вторая, еще не переведенная на русский язык, часть исследования посвящена революционным исканиям в исламе и буддизме. Эта книга, появление которой по идеологическим причинам которой оказалось невозможным в Соединенных Штатах, где в 1940–50-х годов работал ученый (по рождению — иранский подданный), стала первой крупной работой М.Саркисянца. Три другие книги ученого 1980-х–1990-х годов посвящены революционной традиции Южной Америки — Мексики и Боливии. Более ранний труд ученого, вышедший по-английски в 1965 г., — «Buddhist Background of the Burmese Revolution» («Буддийский контекст бирманской революции»), затрагивал тему религиозных (буддистских) истоков азиатского социализма.
В 2003 г. на русский язык в петербургском издательстве «Академический проект» была оперативно переведена книга историка «Английские корни немецкого фашизма», в которой Саркисянц подробно проанализировал генезис нацистской идеи, обнаружив его в империалистической идеологии и практике британцев. За эту книгу на Саркисянца дважды было возбуждено уголовное дело в Германии. Книга так и не была опубликована в Англии, увидев свет на английском языке лишь в Индии и Ирландии. В настоящий момент Саркисянц, профессор Гейдельбергского университета, большую часть года проживает в Мексике, где работает над новой книгой (она выйдет на испанском языке) об истории русского народнического социализма
В мае 2006 года Мануэль Саркисянц посетил с визитом в Москву. 18 мая он прочитал открытую лекцию на философском факультете МГУ им. М.В. Ломоносова «"Русский вопрос в англо-саксонской славистике XX столетия". После этой лекции он ответил на вопросы корреспондента АПН:
— В России Ваше имя известно в основном по книге «Английские корни немецкого фашизма». Расскажите немного об этой книге.
— Печататься пришлось у ирландцев и у индусов. В Индии она вышла под названием «От империализма к фашизму. Почему «Индией» Гитлера должна была стать Россия». В самой Германии об этом не осмеливаются вспоминать. Хотя для четырех немецких режимов, начиная с Рейха Гогенцоллернов, Англия всегда была недосягаемым образцом и примером для подражания. Однако в утверждении, что Гитлер заимствовал определенные положения своей расовой доктрины у англичан почему-то видят оправдание гитлеризма. Против меня в Германии возбудили уже два судебных иска. Я начал собирать материал ещё в 1947 году и удивительно, что за полвека никто меня не опередил. Колониальный империализм был лабораторией расизма. Вильгельмовская Германия сознательно подражала Англии. Гитлер не раз напоминал немецкому народу, что если он желает занять подобающее ему место в мире, то должен следовать примеру англичан. От Англии перешла к Германии идея избранной расы, а в Англию эта идея попала с кальвинизмом Кромвеля. Гитлеру ничуть не мешало «иудейское», ветхозаветное происхождение этих идей. Он дополнил их социальным дарвинизмом. Идея о «праве сильного» тоже попала в Германию из Англии. Константин Победоносцев говорил, что русское понятие этики не может принять «право сильного» в качестве нормы. В Англии Гитлер обратил внимание и на практику социал-империализма. Отец которого — Бенджамен Дизраэли — привлек рабочий класс на сторону правительства путем представления рабочим экономических возможностей в колониях. Предоставление права голоса рабочим связано с английским империализмом. Для Дизраэли раса стояла выше класса. Идеями расы удалось погасить классовые противоречия в тогдашнем английском обществе. Особенно ярко влияние английских идеологических установок проявилось в попытке создания германских элитных школ для будущих правителей Рейха. Для этих школ были характерны культ мускулов, презрение к духовному, муштровка, беспрекословное повиновение.
Решающее влияние на Гитлера оказал империалист и антисемит Хьюстон Стюарт Чемберлен. Геббельс называл его вдохновителем, его труды переписывал Розенберг. Другой Чемберлен, Невилл спас Гитлера от заговора генералов в 1938 г., которые хотели арестовать Гитлера в случае провала авантюры с Судетской областью. Ещё раз англичане спасли Гитлера в 1939 своим бездействием в первые дни польской компании. В книге я нарушаю ещё ряд табу, наложенных на отношения Англии и Германии. В частности, рассматриваю оккупацию Нормандских островов.
— В силу каких мотивов политическая элита Англии проводила политику поддержки нацизма?
— У них был интерес в сохранении классового характера английского общества, но, главным образом, в сохранении империи, ведь империя была основана на расовой идеологии. Расовая идеология уже была под угрозой, исходящей от учения Ганди и воззвания Ленина к народам Востока. В расизме Гитлера британцы видели противовес неизбежной эмансипации туземцев. Этот фактор сыграл гораздо более важную роль, чем боязнь коммунистов в Англии, как принято считать. Тем более что коммунисты в Англии были сравнительно малочисленны и безобидны.
— Вы пишете об английском влиянии на идеологию нацизма, а можно говорить о каком-то американском влиянии?
— Да и это Генри Форд. На Нюрнбергском процессе Бальдур фоне Ширах начал говорить об этом влиянии, но тут его прервали замечанием, что это не относится к делу. Вышла книга «Американские сподвижники нацизма», кроме Форда там упоминается знаменитый летчик Линдсберг. Клан Кеннеди, хотя ходят такие слухи, не имел отношения к поддержке нацизма. Они были католическими клерикалами. Джозеф Кеннеди, посол в Англии, в некоторой степени поддерживал генерала Франко. Наперекор Рузвельту.
— А, что вы можете сказать о современном неонацизме в Германии? Каковы его корни?
— Это интересный феномен. Ведь нацизм был основан на праве сильного. Но право сильного оказалось иллюзией более слабого. Теперь характерно увлечение эзотерикой. В этих кругах распространено ожидание конца мира — Кали-Юга. Большое влияние на интеллектуальном уровне в нацистских кругах имеет тибетская и псевдотибетская, индуистская, эзотерика. Ведь Гиммлер в свое время посылал экспедицию в Тибет, чтобы найти там следы древних арийских мистерий. Теперь антифашисты в Германии винят Далай Ламу в покровительстве нацизму. Неонацисты, в отличие от голливудских кинозвезд, увлекающихся дзен-буддизмом, ориентируются на тантрический буддизм, который скорее — разновидность тибетского ламаизма.
Никто ещё не написал книгу о баварском происхождении нацизма. В Германии привыкли винить всех немцев. Но мне кажется, если все виноваты — значит, никто не виноват. Если бы союзники были хорошо осведомлены об истоках нацизма, они упразднили бы Баварию как государство, а они упразднили Пруссию. Хотя родовым гнездом нацизма была Бавария, а совсем не Пруссия.
— Сейчас Вы работаете над книгой «Земля и воля. От Герцена до Иванова- Разумника». Какова предыстория её написания?
— Я много изучал историю революционного движения в России и судьбы революционной интеллигенции. Изучение истории русской революции в США развивалось в период холодной войны, и это привело к определенным перекосам. Хотя было бы ошибкой преувеличивать влияние холодной войны, гораздо большую роль тут сыграл этноцентризм, сосредоточенность на этнических корнях тех или иных идеологических движений. Когда в 1954 году проводились исследования, кстати, по заказу флота, русский национальный характер, то есть готовность терпеть жесткую власть, был объявлен продуктом русского обычая туго пеленать младенцев. Другой исследователь, Д.Ранкур-Лафферьер, доказывал, что русский характер — это результат смеси мазохизма христиан и садизма кочевников.
Во время холодной войны русские, живущие в Америке, имели практический интерес не вспоминать о русской национальной самобытности. Большевизм, коммунизм, для масс был понятием абстрактным, не ассоциировался с идеологией, но ассоциировался с Россией. Интересно, что в разгар холодной войны, когда, казалось бы, очень важно было рассказать публике о сути коммунизма, ни один американский университет не провел курса о коммунизме. Вероятно, руководствуясь принципом, что лучшая защита от невинности — это незнание. Иначе говоря, если студентам рассказать о коммунизме — они станут коммунистами. Были исключения, это католические университеты. Там были курсы о коммунизме, где эта идеология разоблачалась с примерами и аргументами из классиков философии.
Американское представление о России вообще отличается полным господством социальной психологии при отсутствии философии. Это касается не только русских. Индийскую культуру изучают так, что философия индусов не рассматривается вовсе. Для американцев все это слишком далеко, слишком экзотично, слишком эксцентрично. Вообще знания о России минимальны. Меня даже спрашивали, а, правда ли, что армянский язык — диалект русского. Некоторые студенты даже считали, что Сталин — уроженец штата Джорджия.
— А оказала ли большевистская идеология какое либо влияние на США?
— В США совершенно чуждые марксизму круги пользовались и пользуются марксистской методологией. Марксистское понятие о человеке как об экономическом существе, довольно близко понятию о человеке в капиталистическом обществе, где человек ведь — тоже экономическое существо. Этим объясняется то, что роль меньшевиков в американской науке сильно переоценена. В мире специалистов по России было популярно мнение, что основные социалистические противники большевиков были меньшевики. Между тем, на общенародных выборах в Учредительное собрание меньшевики собрали ничтожный процент голосов по всей стране, за исключением Грузии. Но меньшевизм имел обратно пропорциональное влияние на американских исследователей. Пример: Леопольд Хаймсон, комментируя полемику Н.К. Михайловского с марксистами в 1990-х годах XIX века, говорил, что «народнические идеи экономики – это бред больных душ». Более объективно подошел к этому вопросу американский исследователь Артур Мендель. В наше время, пишет он, тезисы освободительных движений развивающихся стран аналогичны тезисам Михайловского конца XIX века. Творческое наследие Михайловского достаточно объективно осветил американский историк Джеймс Биллингтон, который отметил, что хотя Ленин боролся с народничеством, последнее было до некоторой степени унаследовано большевиками. В том смысле, что категория народа была поставлена вне добра и зла и косвенно служила делу большевиков.
— А какие ещё американские исследователи занимались историей русской революционной мыслью?
— Самый интересный историк российской революции О.Радке занимался исследованием «зелёного» движения. В частности, «антоновщины». Мы представляем себе гражданскую войну как войну белых и красных. На самом деле это была война, которая происходила сначала между красными и красными, потом между белыми и красными, наконец, между зелеными и красными. В своих исследованиях Радке яростно критикует русских интеллигентов, особенно интеллигентов-народников. Считается, что на него повлиял своеобразный американский популизм, антиинтеллектуальная неприязнь к городу, американская разновидность «почвенничества». Раньше в США лучше понимали русскую революционную интеллигенцию. Джордж Кеннан познакомил мир с Екатериной Брешко-Брешковской, «бабушкой русской революции». Под влиянием Степняка-Кравчинского был основан американский «Центр друзей русской свободы». Для русских революционеров не только красный, но и американский флаг символизировал свободу. В годовщину Американской революции в 1876 политические заключенные одной из российских тюрем подняли звездно-полосатый флаг как символ освобождения.
— Это было в XIX веке, а теперь?
— Спустя 100 лет американцы понимают Сталина лучше, чем Керенского. Вопрос Сталина, «сколько дивизий у римского папы?», был им абсолютно понятен. Это практический язык. А Керенского с его «миром без контрибуций и аннексий» считали представителем безобидного русского идеализма. И по сей день, дело обстоит именно так. Чернышевский и его единомышленники, такие как Добролюбов, гораздо понятнее американской публике, чем Михайловский. Нигилисты, как известно, объявляли, что пара сапог важнее, чем весь Шекспир, и большинство американцев охотно согласились бы с этим утверждением. А тем более с тезисом Чернышевского, что «жертва — это сапоги всмятку». Это утилитаризм. Согласно этому учению, человеческая натура объясняется боязнью боли и охотой за удовольствиями. И именно поэтому «америкэн дрим» — американская мечта исполнилась на самом деле, в отличие от русской идеи. Можно сказать, что «америкэн дрим» гораздо проще, повседневнее и понятнее для простых трудящихся. В Соединенных Штатах ближе подошли к исполнению того, что обещал марксизм. Но это не меняет факта, что для людей творческих это мелко и пошло. «Русское видение» было «видение было не от мира сего», поэтому оно не было реально осуществимо в той степени, что и «америкэн дрим» — то есть американское видение. Это объясняет, почему в русском духовном революционном движении есть столько непонятного для американского утилитариста из среднего класса, как бы хорошо он не понимал Чернышевского.
Американцы не могут взять в толк, что русский антикапитализм — аристократического происхождения, а не пролетарского. Что русский социализм от Герцена и Огарева обусловлен вовсе не завистью неимущих к богатым. А, наоборот, совестью самих богатых. Совестно иметь слишком много.
Эстетика революционного движения совершенно непостижима для так наз. среднего класса. Я имею в виду эстетику Шиллера, которая вдохновляла Герцена и Огарева. Смысл этой эстетики в единстве справедливого и красивого. Не случайно, Шиллер в американских комментариях о Герцене и Огареве именуется «вечно незрелым». А то, что Герцен писал о мещанском надругательстве над видениями юности, практически подтвердил его биограф Мартин Малиа, когда он писал о том, что клятва на Воробьёвых горах есть «фантазия зеленых юнцов».
Все это тем более парадоксально, что американский народ в целом ориентирован на мораль. Он инстинктивно готов встать на сторону более слабых, но он редко бывает правильно информирован. И все то, что я сказал об американском народе, не относится к меньшинству — «продвинутой» американской интеллигенции. Здесь в основном почему-то считается, что иметь убеждения — признак незрелости. Над убеждениями смеются. В XVII веке Локк пришел к выводу, что человеческая натура везде одинакова, а разницу объяснил патологией. Фрейдисты проанализировали личность Бакунина и нашли у него «Эдипов комплекс». Завладеть страной-матерью и убить отца-царя. Я задал вопрос одному из такого рода исследователей: «Почему вы подвергаете анализу Бакунина, а не Милюкова? Потому что Милюков слишком похож на нас с вами?».
Но 100 лет раньше было все не так. Были США Марка Твена, написавшего письмо Степняку-Кравчинскому, где он восхищался самоотверженностью русских бойцов за свободу, которые шли на верную гибель. Без надежды на другой исход, кроме виселицы. Марк Твен видел такое только в России и нигде больше. Это было в 1891 году, а сто лет позднее более практичная Англо-Америка находит в этом мученичестве мазохизм. Нужно напомнить, что в 1918 году Иванов-Разумник писал, что мученичество всегда побеждает. Он не имел в виду кальвинизм, где реформация среднего класса удалила всех святых, а заодно и мучеников из богословия. Мучеников здесь просто выселили в психиатрические лечебницы. Я не могу забыть, когда шел фильм «Преступление и наказание», в том месте, где Раскольников говорит, что он готов взять на себя бремя страданий за все человечество и идти в Сибирь, раздался хохот. Публика состояла в основном из студентов, и это характерно. В англо-саксонской традиции джентльмен не должен выказывать своих чувств.
— А что вы думаете о политическом положении современной Америке? Проблема эмигрантов, отношение с Мексикой?
— Мексика по отношению к Соединенным Штатам испытывает амбивалентные чувства. С одной стороны, ненависть — мечты о реконкисте, с другой — подражание. Нувориши во всем подражают американцам. Все дикторши мексиканского телевидения — искусственные блондинки. Мексиканская армия десятилетиями обучается в США. Оппозиция обвиняет Фокса в пресмыкательстве перед Соединёнными Штатами. К сожалению, Мексика, где была совершена первая социальная революция в ХХ веке, сейчас занимает одно из печальных первых мест в мире по расслоению на богатых и бедных. Большинство мексиканцев сильно обеднело в результате глобализации за последние 10–15 лет.
— А как относятся к Вашим работам научные круги?
Питирим Сорокин хвалил мои работы за то, что в отличие от других исследователей я не доказывал с огромным трудом, что два умноженное на два равняется четырем. Я не имею право сравнивать себя с Пушкиным, но когда от меня требовали переписывать мои работы, как Николай I требовал у Пушкина изменить «Бориса Годунова» в духе Вальтера Скотта, то я как Пушкин отказывался. За работу о русском миссионизме украинские самостийники намеревались мне «набить морду». Чикагский университет считался самым либеральным во время холодной войны. Но мне было велено приспосабливаться, если я хочу там работать. И, в результате, я попал на работу в университет на негритянский Юг — самое презираемое место. И там я чувствовал себя более востребованным и популярным, чем в престижном университете. Однако в США помимо университетской иерархии существует иерархия географическая. Восточное побережье презирает Западное. Калифорния Средний Запад. Все вместе — Юг. Подобная географическая иерархия имела жизненное значение. На научных конференциях надо было, представляясь, называть свой университет. Когда представлялся я, то в ответ получал лишь снисходительные улыбки и жалостное молчание.
Интервью подготовил Яков Шустов.
