ОТ РЕДАКЦИИ. В условиях постоянного сужения пространства для свободного высказывания мы регулярно публикуем тексты, с которыми не просто несогласны, а являемся решительными противниками изложенных в них мыслей и оценок. Тем не менее, мысли и оценки должны свободно обсуждаться, а не прятаться под спуд - чтобы потом, при изменении политической конъюнткруры (которая рано или поздно происходит), стать безальтернативными.
Это относится и к публикуемой статье Сергея Жаворонкова. Так, мы поддерживаем Русскую Весну, и не можем сказать решительно ничего хорошего о Борисе Ельцине и девяностых годах прошлого века. Однако об этом лучше говорить, чем молчать.
* * *
В последнее время – в связи с событиями на Украине - появилось много разговоров о том, что, мол, существует единственно верная точка зрения – это поддержка так называемой «русской весны». Обосновывается это как идеологическими соображениями – мол, там «наши», «русские», так и соображениями прагматическими – мол, невозможно придти к власти, выступая против позиции, разделяемой большинством населения. Появилось большое количество комментаторов, которые бегают по блогам скептически относящихся к «русской весне» и сыпят умозаключениями про то, что скептики «себя похоронили», «теперь за них никто никогда не проголосует» и т.п. Казалось бы, ну похоронил себя какой-то глупый человек политически, ну и Бог с ним. Меньше народу – больше политического кислороду. Все, впрочем, становится на места, если мы увидим, что искренняя часть политических энтузиастов «русской весны» никаких благ, пока что, не обрела: их не только не зовут после митингов отогреться в высоких кабинетах, как некогда обещал Д.О.Рогозин, но представители их организаций по-прежнему являются политзаключенными или преследуемыми по политическим статьям, их кандидаты не допускаются к выборам, вносятся в экстремистские списки и разделяют со своими условно «проукраинскими» коллегами-оппозиционерами все прочие радости путинской демократии. Конечно, кто-то говорит о «знаках». «Сигналах», как это модно было говорить в период президентства Дмитрия Медведева. Впрочем, соответствующие специалисты уже получают и транслируют их ровно столько, сколько существует нынешний режим, причем, что удивительно, в диаметрально противоположных идейных направлениях, но с одним и тем же результатом. Впрочем, есть категория людей, кто видит эти знаки не только в речах руководителей страны, а и в расположении газет в киосках или в рекламе на автобусной остановке. Одним словом, «если вы такие умные, то почему вы такие бедные» - пока что, энтузиасты «русской весны» внятного доказательства своих политических успехов в России не продемонстрировали (равно, как впрочем, и их оппоненты, в актив которых можно отнести один – не будем спорить о численности, но довольно крупный митинг в Москве 15 марта). Так что пока – находясь в равном фактическом положении, поговорим о нашей недавней истории, когда оппозиционеры тоже обвинялись в предательстве, работе на ЦРУ, стремлении привести свое государство к развалу, а народ – к страданиям. Оппозиционеры те, однако, победили. Речь, собственно, о Борисе Ельцине и той политической коалиции, которая его поддерживала в 1989-1991 годах.
Многие относятся к Ельцину плохо по разным причинам. Кто-то обвиняет его в неэффективном и коррумпированном правлении, кто-то в огромных жертвах в чеченской войне, кто-то в конфликте с парламентом, закончившимся краткосрочной гражданской войной в центре Москвы, кто-то в распаде СССР. О первом не будем – анализ этих тем, и тем более, сопоставление с другими правителями, на фоне которых вердикт смотрелся бы объективно, достойно больших книг. Большой книги достоин, безусловно, и распад СССР. Вот о нем, мы собственно, и поговорим вкратце, тем более что кое-кто считает его «крупнейшей геополитической катастрофой века».
Чего хотел Ельцин? Чего хотели объединившиеся вокруг него люди? Ну Ельцин, положим, хотел власти. Но нельзя сказать, что он не имел определенной идеологической платформы. Эта платформа состояла из трех основных, крупногабаритных, элементов. Во-первых, речь шла о демонтаже всей партийной системы КПСС, дублировавшей официальную государственную, «советскую» систему. Против коммунистов использовался их же лозунг – «Вся власть советам!» Речь шла о многом – об отмене шестой статьи Конституции СССР, говорившей о «руководящей и направляющей» роли КПСС, о национализации огромной собственности КПСС, вообще, по большому счету, об изгнании коммунистов от управления страной и превращении их не более, чем в одну из многочисленных партий без каких-либо привилегий. Временами при этом использовались и лозунги типа «коммунисты за демократию», «демократическая платформа», а в двух наиболее продвинутых республиках СССР – Литве и Латвии - захватили изнутри аж целые республиканские компартии с их хозяйством, заставив внутрипартийную оппозицию создавать отдельные «компартии на платформе КПСС». К этому примыкали требования демократизации законов о выборах, о печати, отмены цензуры, допуска оппозиции на телевидение. Эта часть требований оппозиции была очень популярна, против нее было сложно возражать даже людям, не любившим Ельцина лично.
Вторая часть программы «демократов» была уже существенно менее внятна и популярна. Речь в ней шла об экономике. Общим представлением было то, что не должно быть государственной монополии на все виды экономической деятельности. Но проблема была в том, что многие рыночные реформы уже были проведены М.Горбачевым к началу реформ политических и итоги этих рыночных реформ были, скажем так, неоднозначны. Появились «кооператоры», «фермеры», «хозрасчет», «семейный подряд», позже «банки» и «биржи» и т.п. – но низкие зарплаты, нарастающий дефицит и инфляция никуда не делись, а товары у «кооператоров» мало того, чтобы были дороговаты, но зачастую и являлись теми самыми товарами, которые куда-то делись из государственных магазинов. Мутные финансовые потоки этих прорабов перестройки активизировали и активность криминала, а освободившаяся от цензуры пресса стала пописывать о том, о чем раньше разговаривали шепотом: «люберах», «крышах» и т.п. Одним словом, все было непросто даже для убежденных антикоммунистов. Было понятно, что государственное регулирование цен рушится, но признаться в этом было страшновато. Поговаривали о голоде, о натуральном хозяйстве. Голода не было, но измученные дефицитом горожане срочно начинали окапывать все дачные участки, страх перед голодом был – тем более, были живы еще многие люди, пережившие войну. Не случайно, баллотируясь в Президенты России, Борис Ельцин обещал «лечь на рельсы», но не допустить роста цен – его многие этим потом попрекали. Впрочем, слабость противников Ельцина была в том, что они в сфере экономики ничего не могли предложить также. Отменить кооперативы? Тогда вообще нечего купить будет. Заморозить цены? Тоже жрать будет нечего.
А вот третья часть идеологической платформы Ельцина и «демократов» была самая уязвимая. Речь шла, собственно, о «союзном договоре», «обновленном союзе» и прочих терминах, скрывавших необходимость ликвидации СССР. Конечно, никакой «борьбы континентов» за этим не стояло – активно кредитовавшие Горбачева правители Запада были категорически против распада СССР, страшась жупела «расползания ядерного оружия» (под давлением Запада чуть позже ядерное оружие таки будет сдано в Россию, но уже в 1992-1994 г.). Максимум речь могла идти о независимости республик Прибалтики, да и то не факт. За необходимостью распада СССР стоял простой политический пасьянс, разобрав который, мы можем перейти к разбору собственно политической риторики по поводу СССР.
Население СССР состояло, согласно переписи 1989 года, из 286 млн. человек, из которых лишь 147 млн. (чуть-чуть больше половины) проживало на территории РСФСР. Соотношение русских и нерусских в СССР (не все русские жили в РСФСР, и не все нерусские – за ее пределами) было примерно таким же, русских лишь чуть больше 50%. Первые альтернативные выборы народных депутатов СССР в 1989 году проходили по сложной выборной системе. Всего количество депутатов было 2250. Выборное законодательство было далеко от демократических норм. Сотни депутатов представляли не избирателей, а т.н. «общественные организации» - в большинстве своем, КПСС и его многочисленные придатки. Впрочем, скажем, Андрей.Сахаров также был избран от Академии наук, как общественной организации. Выдвижение шло от «трудовых коллективов» - в условиях фактической государственной экономической монополии, никакие собрания, например, фермеров не предусматривались. Таким образом, на большей части территории СССР оппозиции просто не удавалось зарегистрироваться. Собственно, ключевым вопросом выборов в те времена становился именно вопрос наличия решительного трудового коллектива предприятия и регистрации кандидата, а не честный подсчет голосов. Возможны были безальтернативные выборы с одним кандидатом (в этом случае он должен был набрать более 50% голосов). При всем том, что проведение хоть где-нибудь настоящих выборов вместо советского фарса с бюллетенем, предлагавшим вычеркнуть всех кандидатов кроме одного (и этот кандидат был один) обладало огромным информационным эффектом, итоги их были неутешительны: «Межрегиональная депутатская группа» никогда не набирала более 300 человек в своем составе – в подавляющем большинстве, они представляли РСФСР, но были и «национал-демократы» из союзных республик: Витаутас Ландсбергис (Литва), Дайнис Иванс (Латвия), Мирча Снегур (Молдова), Давлат Худоназаров (Таджикистан), Тельман Гдлян и Галина Старовойтова (оба – Армения), Станислав Шушкевич (Белоруссия), Юрий Щекочихин и Алла Ярошинская (оба - Украина) и др. Одним из пяти сопредседателей МДГ (наряду с Борисом Ельциным, Гавриилом Поповым, Юрием Афанасьевым и Андреем Сахаровым), был также избран эстонский академик Виктор Пальм – как проявление внимания к союзным республикам. Надо сказать, причем, что «твердых искровцев» среди них было еще меньше – декларацию о том, что МДГ является «парламентской оппозицией», подписало в декабре 1989 года лишь 153 человека. Но и это еще не все. Дело в том, что высший советский законодательный орган был хитрой «матрешкой» - он из своего состава избирал состав двух типа профессиональных палат, Совета Союза и Совета Национальностей, по 271 человек каждый. Причем если Совет Союза избирался просто, то Совет Национальностей избирался по хитрым квотам от союзных республик (поровну), автономных республик, автономных округов и автономных областей в составе союзных республик (от каждого типа также поровну), в результате чего, собственно русские депутаты, даже если бы они были поголовными демократами, там всегда оказывались в меньшинстве. Даже самый популярный на тот момент «демократ» Ельцин избрался в Верховный Совет лишь потому, что один из «надежных товарищей» - омский депутат Алексей Казанник взбунтовался и после рейтингового голосования неожиданно снял свою кандидатуру, тем самым, подарив место нижестоящему, «непроходному» Ельцину.
Подытоживая все сие: ловить на советском съезде (и вообще союзном уровне власти, как таковом) было абсолютно нечего, ни Ельцину, ни «демократам» из других республик СССР.
Взгляды «демократов» быстро обратились к намеченным на следующий, 1990 год выборам в парламенты союзных республик: и вот тут-то в полный ход пошло требование «суверенитета», который надо брать столько, сколько можно унести. Благо, Конституция СССР содержала прекрасную статью 72 о возможности сецессии – ее авторы как-то не задумывались, что статью могут прочитать буквально. За прошедший год популярность коммунистов лишь упала, так что, несмотря на практически столь же безобразное законодательство о выборах, из которого исключили лишь квоты «общественных организаций», но оставили выдвижение от трудовых коллективов и возможность безальтернативных выборов, ситуация поменялась, причем РСФСР из «передовика» выборного производства перешла в разряд скорее середнячков. «Демократы» взяли подавляющее большинство во всех трех прибалтийских республиках, Грузии и Армении, в Верховном же Совете РСФСР (вспомним про советы - «матрешки») Борис Ельцин был избран председателем с третьей попытки, и с разрывом менее 100 голосов. На Украине «демократы» оказались в меньшинстве, но все же – создали приличную фракцию, в остальных регионах подавляющее большинство мандатов осталось у коммунистов. Немедленно были провозглашены декларации о государственном суверенитете, причем в России их большими энтузиастами были известные националисты вроде Михаила Астафьева или Виктора Аксючица, первыми притащивших флажки нынешнего российского флага в зал заседаний и поставившие их на свои депутатские места. В Грузии, Латвии и Литве они так и назывались – «декларации о восстановлении независимости», имея ввиду утраченную досоветскую независимость. Более осторожные эстонцы приняли декларацию о суверенитете, где прямо выход из состава СССР не объявлялся, аналогичный подход был в Армении, хотя их документ также назывался «декларацией о независимости». В Молдове в парламенте возникло неустойчивое равновесие, причем спикер парламента Мирча Снегур, избиравшийся еще как член КПСС, быстро перековался и уже весной 1991 года уверенно говорил о независимости, отказываясь признавать даже так называемый «новоогаревский процесс».
Что было главным во всех этих «декларациях»? Достаточно заглянуть в нашу, российскую. Главным был, конечно, пункт о приоритете законодательства республики над союзным. Таким образом, компетенция «обновленного Союза» могла существовать там и только там, где того хотели республики. Началась война суверенитетов. Советское руководство судорожно искало противовесы. Южная Осетия отказалась проводить на своей территории выборы в парламент Грузии 1990 года, Приднестровье объявило о своей независимости. Чечено-Ингушская АССР, Северо-Осетинская, Тувинская АССР и Татарская АССР отказались проводить ключевой для Бориса Ельцина референдум о введении поста Президента РСФСР (прошел одновременно с союзным референдумом 17 марта 1991 года). Иногда, по ошибке, про Татарстан пишут, что он там лишь «предпринимались попытки» сорвать референдум – но и на деле, он был сорван - официальные органы власти его не проводили, а проводили, на коленке, симпатизировавшие Ельцину местные «демократы». Почти все республики в составе РСФСР также приняли декларации о суверенитете, где обозначали себя республиками в составе СССР. То есть, коммунисты для противодействия обретения Россией независимости пытались дать понять, что в таком случае из ее состава выйдет какая-нибудь гордая Удмуртия, в которой удмуртов-то всего треть и которая, в отличие от России, никаких экономических оснований для суверенитета не имеет.
В Прибалтике, где местная милиция фактически перешла под подчинение республиканским властям, и где зацепиться было решительно не за что – никаких автономий там не было, русские там, где они были, сами поддерживали идею независимости, начались вооруженные столкновения с «интерфронтами» - промосковскими коммунистами. При поддержке Вильнюсского и Рижского ОМОН, реже – подразделений воинских частей они нападали на местные органы власти, подразделения милиций, редакции газет, самой известной их акцией стал штурм телецентра в Вильнюсе одновременно с провозглашением анонимного «Комитета национального спасения Литвы», у которого был лишь один спикер – один из секретарей ЦК КП Литвы «на платформе КПСС» Ю.Ермалавичус.
На съездах народных депутатов СССР, тем временем, гремели словесные баталии. В феврале 1990 года была создана депутатская группа «Союз». Изначально ее не существовало – было достаточно коммунистического большинства. Но теперь эта группа выступала как главный оппонент МДГ и Ельцина, на фоне которых коммунистическое большинство должно было выглядеть умеренным. Интересно, что в отличие от МДГ, где большинство лидеров представляли РСФСР и являлись русскими, большинство лидеров «Союза» были нерусскими: чеченка Сажи Умалатова и грузин Иван Шашвилашвили (представляли РСФСР), осетин Анатолий Чехоев, латыш Виктор Алкснис, украинец Борис Олийник, и лишь два русских - Георгий Комаров из Киргизии и Юрий Блохин из Молдовы. Впрочем, многие считают, что курировавший эту группу глава Верховного Совета СССР Анатолий Лукьянов, позже вошедший в состав ГКЧП, изображая перед Горбачевым ее технический характер, на самом деле искренне продвигал ее – в том числе как свою личную политическую гвардию. В «Союзе», как и в МДГ, были разные люди. Некоторые из них – как Виктор Алкснис, осуждали сталинизм, на первых порах поддерживали демократические изменения. Но логика борьбы неумолимо объединяла их с самой безобразной группой «кремлевских старцев», позже известных как ГКЧП. Кстати, министром внутренних дел, которому хотели поручить сохранение коммунистической империи любой ценой, и который застрелится в августе 1991 года, был латыш Борис Пуго, до этого – первый секретарь Компартии Латвии и глава КГБ Латвии. Гремели и юридические баталии: в 1990 году был принят союзный закон «О порядке решения вопросов, связанных с выходом союзной республики из состава СССР». Он был поистине издевательским: мало того, что для принятия решения требовалось две трети голосов от числа всех проживающих в республике (!), то есть голоса всех не голосовавших приравнивались к голосам против, так и даже после этого ничего юридически не происходило, но вопрос «рассматривался» союзными депутатами с неведомым результатом.
И теперь мы подходим к самому главному: собственно, к политической борьбе за ликвидацию СССР. В союзных республиках с оппозиционными легислатурами все было довольно просто – их жители реально хотели либо ликвидации СССР, говоря это прямо, либо слегка камуфлировали это свое желание. Прибалтика, Грузия и Армения были уверены в своей способности прожить независимо (кроме того, де-факто, в последнем случае союзный центр поддерживал в фактически идущей масштабной войне Азербайджан – показательно, что как только конъюнктура в Москве после августа 1991 года поменялась и речь зашла о номинальном «Союзе суверенных государств», Армения изъявила желание к нему присоединиться, в отличие от Азербайджана – это была единственная пара государств, «поменявшихся местами» относительно Новоогаревского процесса). В Молдове основанная конкуренция шла между двумя идеями – независимости или присоединении к Румынии. А вот для России все было сложнее.
Поэтому шла долгая и упорная война языков. Борис Ельцин выглядел в ней своего рода центристом, говорил о том, что союз нужен, но другой, что союз разваливает Горбачев и «консерваторы» (тогда еще модно было именовать сталинистов «правыми», как ругательством из советского учебника), что вообще республики сами все должны решать и т.п. В 1989 году газета «Правда» - в целях контрпропаганды - републиковала интервью Ельцина небольшой американской телекомпании, в ходе которого он сказал следующее о республиках Прибалтики: «Надо дать им независимость, дать им экономический суверенитет и экономическую независимость, права, хозрасчет. А дальше они пусть решают сами, выходить из состава СССР или не выходить». Опровержений не последовало, и широкие народные массы не разуверились в вожде.
В 1990 году Борис Ельцин опубликовал своего рода книжку-манифест, смесь жанра мемуаров, философских рассуждений и репортажа об удачной избирательной кампании «Исповедь на заданную тему». О Прибалтике – наиболее бесспорном претенденте на выход из СССР - там всего два места: «…Далее, децентрализация власти, экономическая самостоятельность республик и реальный суверенитет. При этом во многом будут решены национальные проблемы. Законы о госпредприятиях и кооперации, Нагорный Карабах, Прибалтика и т.д. и т.п. — любая острая ситуация сначала загонялась в тупик, затем вырабатывалось, как будто специально, неправильное решение, и только через несколько месяцев, с большими потерями, его пытались исправить. Сколько слов было сказано по поводу лживости буржуазной пропаганды, сочинившей секретные протоколы пакта Молотова — Риббентропа?! Сколько раз приходилось пропагандистскому аппарату говорить, что это все происки и фальшивки?! Хотя любому здравомыслящему человеку было ясно, что тут нельзя отнекиваться от того, что давно известно всем. Прошло время, и вот мы признали, да, секретные протоколы существуют, но сколько же уважения и авторитета мы потеряли из-за такой твердолобости». И второй кусок: «Я — за создание народных фронтов, но при условии, что их программа и действия не противоречат общечеловеческим ценностям. В Прибалтике народные фронты поставили вопросы, от решения которых партия уходила. Имею в виду национальные проблемы». То есть, Ельцин понимал, что тема с Прибалтикой – далеко не самый выгодный его козырь, и места уделил ей немного. Но и понимал, что ничего не сказать тоже нельзя, и высказался, в целом, благоприятно (советская пропаганда тех лет, кстати, также любила рассказывать про зверства «лесных братьев» - вот именно эта тема выбиралась в ответ на проигрышную тему по пакту Молотова-Риббентропа и фальшивых референдумах о вхождении в состав СССР).
В 1991 – м году время резко ускорилось. Во время событий у Вильнюсской телебашни (находясь, кстати, с заранее спланированным визитом) Ельцин оказался в Таллинне, где выступил с совместным заявлением с главами Прибалтики, адресованному Генеральному секретарю ООН с требованием прекратить кровопролитие, и отдельно – к дислоцированным на территории Прибалтики советским войскам – и с просьбой не идти против народа, даже если руководство СССР того потребует. Возмущенные «интерфронтовцы» при поддержке лояльных сотрудников проникли на территорию аэропорта Таллинна, откуда Ельцин должен был улететь назад, в Россию, и заблокировали самолет. Назревало силовое столкновение, Ельцин предпочел уехать в Россию на машине. 19 февраля 1991 года Ельцин выступил по центральному телевидению (ему дали всего пять с половиной минут регламента). Он раскритиковал политику правительства СССР и потребовал отставки Горбачева и передачи власти некоему Совету Федерации, состоящему непонятно из кого, видимо - из руководителей союзных республик. В своей речи он, в частности, сказал: «…Если бы Россия смогла жить по своим законам, да, мы могли бы быть лучше. Жить лучше мы не сможем при существующем центре. Горбачев хочет не дать самостоятельности республикам, а России прежде всего».
В качестве «ответки», кроме попытки срыва одновременного с союзным российского референдума о введении поста Президента РСФСР, готовилась попытка отстранения Ельцина от руководства Верховным Советом (она не набрала нужного числа голосов). По центральным телевидению была развязана кампания травли Ельцина именно в связи с тем, что Ельцин выступает против сохранения СССР. Самому Ельцину слова не давали (после закрытия «Взгляда» и до открытия российских «Вестей» уже в мае никакой трибуны у Ельцина на ТВ не было), а интерпретировали его действия за него – ну собственно, в рамках классической пропаганды. Вопрос союзного референдума был сформулирован так, что любую (да хоть нынешнюю) конструкцию было можно под нее подогнать, с одной стороны, и за все хорошее с другой: «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновлённой федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности». В рамках этой пропаганды, кстати, активно демонстировались ролики с разного рода азиатами, говорящими с акцентом, которые за «сохранение СССР» - пропитанные духом интернационализма мастера экрана не понимали, что творят.
Какие-то каналы доступа к избирателю у Ельцина, конечно, были – были и массовые митинги, и огромные (миллионные) тиражи продемократических газет, и радио «Свобода», но понятно, что сравнению с телевидением этого мало. Выступив накануне референдума на собрании, по сути, партактива «ДемРоссии» в Доме кино, Ельцин перенес тяжесть критики на только что опубликованный проект союзного договора, обходя стороной союзный референдум – мол, это ничего нового, старый совок. Зато работу за Ельцина делали его союзники – коалиция «Демократическая Россия». Они прямо призывали голосовать против на референдуме. В Москве против проголосовало 49%, в Свердловской области, на родине Ельцина, 47%, а самом городе Свердловске – 65% (по РСФСР в среднем – 29.1%). Такие итоги референдума власть могла бы попробовать объявить победой, но нацеливалась она совсем на другие (еще одна параллель с сегодняшним днем, кстати). Кроме того, впереди были назначенные на июнь выборы Президента РСФСР, наделявшие Ельцина совершенно другой легитимностью (сам Горбачев был избран Президентом съездом народных депутатов). В итоге начался т.н. «новоогаревский процесс», в котором участвовала РСФСР, но не участвовала Прибалтика, Армения, Грузия, Молдова. Процесс был прерван августовским путчем, и какие документы планировалось подписать, в точности никто не скажет – а стороны того диалога люди заинтересованные и их показаниям полностью верить нельзя. Во всяком случае, в программе «Парламентский вестник» 4 мая 1991 г.: Ельцин сказал «Я убежден, что произошло большое событие. За девять с половиной часов встречи от первоначального документа осталось процентов 20. Все было переделано по предложению республик. Сегодня республика в Союзе - это суверенное государство, которое проводит самостоятельную политику. Так впервые. Никогда Президент страны на эту формулировку не шел. Впервые было признано, что Латвия, Литва, Эстония, Молдова, Грузия и Армения должны сами решать вопрос о присоединении к союзному договору без какого-то давления. В то же время подписавшие получают режим наибольшего благоприятствования отношений друг с другом, прежде всего экономических, а вот соглашения с не вошедшими в Союз будут строиться на основе мировых цен. После подписания договора через полгода – принятие новой конституции и всенародные выборы Президента страны. Президента там критиковали, и довольно резко, и прямо сказали, что, в общем, для вас это последний шанс. Сейчас уйти от выполнения каких-то ваших взаимных договоренностей просто невозможно». Вот примерно с такой программой «по Союзу» Ельцин был и избран Президентом России в июне 1991 года (58% за). Уже после путча последние интеграционные документы «Союза суверенных государств» фактически говорили о статусе де-факто: о переходе, хотя и не одномоментно, к национальным валютам, о взносах только на те статьи расходов, которые стороны соглашаются финансировать совместно, то есть о том порядке раздельной жизни, которая существует до сих пор. Точку под распадом СССР произвел референдум на Украине в декабре 1991 года, в ходе которого все регионы, и даже Крым, проголосовали за независимость.
В исторической литературе приходится встречать оценки того, что путч был, якобы «обречен». Ничего подобного – он занял целых три дня, в течение которых значительная часть чиновничества, в том числе силовиков, поддержала путчистов. Серьезное сопротивление им оказали лишь в Москве и Питере, республики откровенно выжидали. Могло хватить одного верного парашютно-десантного полка, пользуясь цитатой тогдашнего командующего десантниками и будущего ельцинского министра обороны. Особенно, в первой половине дня 19 августа 1991 года. В Китае же при похожих обстоятельствах все сложилось иначе, хотя тоже, одно время, висело на волоске: были и массовые антикоммунистические митинги, и прорыв цензуры, и даже раскол элиты, часть из которой выступила в поддержку «площади Таньаньмэнь». Мятеж, как мы знаем, удачей кончится не может – тогда он называется иначе.
Широко известны претензии, которые предъявляет Борису Ельцину по поводу распада СССР националисты. На их взгляд, Ельцин не обеспечил сохранение в составе России исконно русских территорий (части Украины и Казахстана, возможно – северо-востока Эстонии). К этому есть несколько возражений. Одно из них состоит в том, хотело ли того русское население этих территорий? На чем основывается уверенность в том, что к примеру жители Нарвы хотели в СССР, а не в Европу, если даже Донецк и Крым тогда голосовал за незалежность? Некоторые добавляют, что Ельцин забыл о русских за пределами – пусть и объективно ставших независимых, государств. Но это долгий вопрос – к примеру, активное вмешательство российских войск в гражданскую войну в Таджикистане русским, стратегически, не помогло, хотя случилось при Ельцине. Или, именно Ельцин не сдал Молдавии частично русское Приднестровье – боевые действия начались именно при нем, и ему ничего не стоило умыть руки. Поднимались дипломатические вопросы и по Латвии с Эстонией, благодаря чему был достигнут существенный прогресс (не вдаваясь в долгие споры, укажу лишь, что количество неграждан в этих странах сократилось с примерно 40% до 15% в Латвии и 7% в Эстонии). Тут надо обсуждать каждый пункт отдельно, с карандашом в руках. Но собственно, весь этот текст – про другое.
Сейчас модно цитировать «Как нам обустроить Россию?» А.Солженицына. Цитировать те ее части, которые посвящены Украине (хотя собственно, писатель в 1990 году, когда была опубликована эта статья, призывал к проведению там референдума – который и прошел в декабре 1991 года). Но там же есть не только это. Там есть и вот что: «Я с тревогой вижу, что пробуждающееся русское национальное самосознание во многой доле своей никак не может освободиться от пространнодержавного мышления, от имперского дурмана, переняло от коммунистов никогда не существовавший дутый "советский патриотизм" и гордится той "великой советской державой", которая в эпоху чушки Ильича-второго только изглодала последнюю производительность наших десятилетий на бескрайние и никому не нужные (и теперь вхолостую уничтожаемые) вооружения, опозорила нас, представила всей планете как лютого жадного безмерного захватчика - когда наши колени уже дрожат, вот-вот мы свалимся от бессилия. Это вреднейшее искривление нашего сознания: "зато большая страна, с нами везде считаются", - это и есть, уже при нашем умирании, беззаветная поддержка коммунизма. Могла же Япония примириться, отказаться и от международной миссии и от заманчивых политических авантюр - и сразу расцвела. Надо теперь жестко выбирать между Империей, губящей прежде всего нас самих, - и духовным и телесным спасением нашего же народа».
Ельцин, борясь с коммунистическим режимом СССР, в целом выполнил свои обязательства – в России действительно была демонтирована монополия КПСС и установился демократический режим (во всяком случае, его отличия от нынешнего в смысле внутренних свобод, например участия оппозиции в выборах или отсутствия политических репрессий отрицать смешно), появилась какая-то рыночная экономика в смысле свободного ценообразования (убравшая главную проблему СССР – проблему дефицита), а также был ликвидирован СССР, и теперь Россия с ее более чем 80% русских является мононациональным государством (в СССР, напомню, русских было чуть более половины – и все эти прочие граждане имели все права, в том числе избирательные). Перевожу на русский: Ельцин скинул балласт в примерно 30% дорогих россиян-избирателей – тех самых, которым сейчас мы не хотим давать безвизовый въезд (а так они бы у нас голосовали). Да, к сожалению, не только их - хотя не надо забывать, что примерно 10 млн. русских, оставшихся за пределами РСФСР, позже переехали в Россию и в итоге не оказались потеряны. Логика выстраивания политических комбинаций состоит в поиске недостающих ресурсов – то есть союзников и компромиссах с ними. Это может не мешать потом с некоторыми из этих союзников воевать, но уже потом, добившись первой цели (как Ельцин, фактически, вел необъявленные войны против Грузии, Молдовы и Азербайджана в начале своего правления, выступая на стороне их врагов – до 1991 года грузинское и молдавское руководство было его союзниками). Его линия поведения была внутренне логична, и понятна большинству избирателей (а кому непонятна, тот предпочитал закрывать глаза на ее противоречия). И он победил, никакие черти из зомбоящика его не заклевали: победил как в электоральном смысле, так и в силовом.
В политологии есть такое понятие, как «package» - набор программных идей, который выбирает избиратель. У вас нет возможности на выборах, как конструктор, сконструировать идеального кандидата, который по ста программным пунктам будет вас устраивать. Очень вероятно, что кандидат, который будет близок по одной позиции, окажется далек от ваших взглядов по другой. И возможно, что обе эти позиции будут для вас важны. Придется выбирать.
В 1989-1991 году этот «package» выглядел так: либо восстановление авторитарного коммунистического режима в границах СССР, либо начало строительства российского демократического государства в границах РСФСР.
Вы всерьез верите, что альтернативой Ельцину в 1989-1991 году (не после, после уже речь могла идти о том, чтобы политики приходили к власти в России, сменив Ельцина) была реализация программы строительства русского национального демократического государства в каких-то иных границах? Нет, вместо этого можно было бы только занести программку, по блату, какому-нибудь Проханову, с обещанием обязательно передать их коммунистическим вождям после банкета на очередном съезде КПСС. И насладиться тостом «за русский народ» на этом банкете.
Сколь мало бы мы не получили в 1991 году, это было больше, чем тост за русский народ. И сейчас нам бы лучше маленькую демократическую синицу в руках, чем большого имперского журавля в небе.
