Нелегитимная власть и интеллектуалы-коллаборационисты

Он знал, что вертится Земля,

Но у него была семья.

Е. Евтушенко

В этом тексте, являющимся своеобразным приглашением к дискуссии интеллектуалов об интеллектуалах же, я хотел бы кратко очертить предметное поле предлагаемого разговора. С этой целью я попытаюсь выделить основные группы наиболее проблемных вопросов, поскольку в наших широтах рассуждать на тему «интеллектуалы и власть» можно бесконечно долго – уже из-за того что сама жизнь регулярно поставляет материал для подобных размышлений. И мне очень не хотелось бы, чтобы и этот разговор оказался беспредметным. Но сначала я скажу пару слов об общественно-релевантных мотивах обсуждения феномена сотрудничества русских интеллектуалов с демократически нелегитимным режимом В. Путина и поддерживающих его элитных групп.

К постановке проблемы «интеллектуального коллаборационизма»

Так получилось, что на протяжении последнего времени в различных политических и идейно-стилистических контекстах мы наблюдали один и тот же эффект: люди, сделавшие удачные карьеры публичных интеллектуалов и заработавшие солидные репутации в своих профильных средах (общественной, научной, медийной, экспертной и т.д.), в момент пробуждения массовой общественно-политической активности граждан, вызванной фальсификацией результатов парламентских и президентских выборов 2011-2012 гг., оказались не просто лояльны узурпировавшей власть и собственность в стране камарилье, но и стали активно сотрудничать с правящим режимом именно в период резкого кризиса его легитимности и даже легальности в глазах значительной части населения.

Причем это касается интеллектуалов всех основных политических направлений – «старых патриотов» и «новых националистов», либералов и левых. Естественно, сам факт институционализации такого паттерна публичного поведения вызвал предсказуемую реакцию у многих наблюдателей и участников публичной сцены, так что мы неоднократно становились свидетелями часто довольно эмоциональной «проблематизации» данного опыта в различных средах – когда дело доходило вплоть до разрыва деловых и дружеских отношений и до прекращения всякой коммуникации с ренегатами...

Тем не менее, сразу скажу, что при обсуждении данной темы нас в первую очередь интересуют именно структурные моменты, а не просто частные истории «морального падения» известных персонажей и тем более не банальное составление списков «нерукопожатных». К тому же последним и так давно активно занимаются некоторые публичные деятели…

Хотя по-человечески вполне понятен тот праведный пафос, с которым многие «пуристы» клеймят тех, кто сотрудничает с правящей клептократией – например, некогда респектабельного социолога элит, внезапно ставшего сторонником «Единой России», или некогда серьезного политического аналитика, рассказывающего теперь в программе «Время» о «команде профессионалов» в правительстве Дмитрия Медведева, или знаменитого писателя-патриота, активно боровшегося с компрадорским режимом, а в час «Ч» оказавшегося на «путинге» на Поклонной, или ректора ведущего ВУЗа страны, участвующего в клоунаде под названием «Открытое правительство»… Не говоря уже о многочисленных деятелях культуры и искусства, включая выдающихся актеров, «прагматично» обменявших свою личную лояльность к фронтмену правящей клики В. Путину на бюджеты для своих театров и фильмов. А ведь есть еще знаменитые спортсмены, предоставившие свои громкие имена в распоряжение «партии жуликов и воров» за соответствующее вознаграждение – например, в виде депутатских мандатов. А теперь появились и орденоносные байкеры…

Однако нас здесь интересует в первую очередь не столько беспринципность отдельных персон – лидеров общественного мнения, не столько удивительные, на первый взгляд, личные истории ряда известных персонажей, пошедших на сомнительные с моральной точки зрения сделки с путинской демократурой, а скорее вещи структурного порядка: в центре нашего интереса находится сам механизм функционирования поля общественности, который позволяет совершать подобные сделки без риска мгновенной утраты заработанного социального капитала в форме репутации признанного профессионала, независимого эксперта в своей области, морального авторитета и т.д. Или уже с риском? – Именно это и хотелось бы обсудить в рамках предлагаемой дискуссии.

Также сразу хотел бы обозначить то, что не представляет особого теоретического интереса и не является здесь предметом обсуждения par excellence: это деятельность тех публично активных интеллектуалов, что системно и стратегически обслуживают правящий режим, являясь, по сути, частью его идеологической обслуги (т.н. «пропагандоны»). Это касается и тех аффилированных с режимом структур, что формально не связаны с ним, а вынесены в общественное пространство в качестве фейковых институтов гражданского общества. То есть нас здесь не интересует деятельность тех, кто не является интеллектуалами в нормативном смысле. Иными словами: если описывать функционал правящего в РФ режима бинарной формулой «врать и воровать», то в данном случае нас меньше всего интересует тот его агитационно-пропагандистский аппарат и те конкретные персонажи, что отвечают за функцию «врать», чтобы другие могли более или менее спокойно осуществлять функцию «воровать».

Основные вопросы

А теперь, после этого краткого введения, я попытаюсь сформулировать основные структурные проблемы в тематическом комплексе, связанном с сотрудничеством русских интеллектуалов с демократически нелегитимными элитными группами, узурпировавшими власть и собственность в РФ.

Первый круг вопросов связан с тем, что интеллектуалам исторически вообще довольно редко приходилось иметь дело с таким социально-институциональным ландшафтом, – включая реальные отношения власти-собственности, – который абсолютно устраивал их бы интеллектуально и морально.

В этом смысле отношения интеллектуалов с любой властью изначально амбивалентны с точки зрения политической эпистемологии: во-первых, они не могут выбирать себе эпоху и социальную эпистему, так сказать, à la carte, а во-вторых, они принципиально зависимы от интереса властей предержащих к такому культурному функционалу, как Истина. Ведь она – несмотря на многовековые заклинания – до сих пор так и не стала культурной универсалией, и многие политические режимы готовы в принципе избавиться от учреждений, опирающихся на традицию Просвещения и претендующих на корпоративную автономию типа той же Академии наук.

С другой стороны, согласно представлениям, выработанным в рамках традиции европейского Просвещения, интеллектуалы по определению являются функционерами Разума или, говоря иначе, операторами дискурса общего блага или общественного интереса. Подобное нормативное описание имплицитно означает их способность к независимому суждению, что в свою очередь означает определенную дистанцию к инстанциям власти и даже принципиально критическую позицию в отношении существующих отношений господства, воспринимаемых как принципиально дефицитарные и проблематичные (как минимум с моральных позиций).

Здесь достаточно вспомнить многих выдающихся мыслителей, являвших собой яркий пример того, как мысль может стать практически действенной, когда дискурсивное действие находит выражение в активной политической позиции интеллектуала. Так, можно назвать целый ряд персонажей уровня Сартра, Рассела, Адорно, Хабермаса и т.д., которые никогда не ограничивались ставшими уже традиционными для Запада разовыми интервенциями интеллектуалов в политическую и общественную жизнь, а воспринимали постоянное идейно-политическое позиционирование как собственную миссию. Безусловно, причину этого следует искать не только в давней институционализации пафоса, рожденного еще «J'accuse!» Эмиля Золя и ставшего с тех пор неотъемлемой чертой габитуса западного интеллектуала. Скорее эта социально-критическая деятельность известных западных интеллектуалов должна рассматриваться как сознательная попытка практической реализации Разума в Истории.

Кстати, в рамках русской традиции в представление об «интеллигенции» также имплицитно входит крайне критическое отношение к «исторической России». Более того, по наблюдению историка Сергея Сергеева, нынешняя ситуация в РФ с интеллектуалами-охранителями качественно отличается от той, что имела место в нашем Отечестве 100 лет назад: тогда каждый, кто по каким-либо причинам оказывался на стороне архаичного режима, прекрасно понимал, что этот выбор означает крах его общественной репутации со всеми вытекающими – включая разрыв деловых и личных отношений со всеми более или менее приличными людьми.

Причем часто такой персонаж становился в буквальном смысле нерукопожатным даже в своем профессиональном сообществе. Так, мы читаем у А.Ф. Кони о прокуроре Кесселе, согласившемся на роль гособвинителя в деле В. Засулич после отказа двух других прокуроров: «г-н Кессель был, по-видимому, крайне удивлен, что я перестал подавать ему руку, несмотря на его неоднократные попытки при встречах отнестись ко мне, как будто ничего не произошло. <...> Вечером в тот же день в заседании юридического общества присутствующие были свидетелями того, как к профессору Таганцеву, бывшему днем в сенате и взволнованно рассказывавшему о происходившем, подошел Кессель и, протягивая руку, развязно спросил его: "Что поделываете, Николай Степанович?" – "Да вот, – сказал на всю залу Таганцев, не принимая руки, – был сегодня в сенате, слушал хамское решение по хамскому протесту". Целая пропасть, по-видимому, разделяла тогда этих двух людей...»[2]

Правда, нынешних охранителей вряд ли напугаешь общественным остракизмом – некоторые из них даже гордятся своим одиозным статусом. В любом случае, сегодня широко наблюдается довольно странный, на первый взгляд, феномен: персонажи, так или иначе сотрудничающие с демократически нелегитимным режимом, умудряются одновременно присутствовать в качестве "уважаемых людей" в публичных пространствах, альтернативных путинскому официозу, в т.ч. в радикально-оппозиционных. Причем, как уже говорилось, это касается представителей всех идейных и политических направлений – как статусных левых, так и видных либералов и даже радикальных националистов, – регулярно бегающих за кремлевскую «стенку», как цинично выражаются некоторые политологи.

Пока коллаборационисты очень искренне удивляются тому, что им все чаще стали указывать на дверь. Хочется надеяться, что со временем этот устоявшийся «паттерн» удастся как минимум проблематизировать посредством дискуссии на тему адекватной общественной оценки интеллектуалов-коллаборационистов.

Второй круг вопросов связан с определением места интеллектуалов на довольно широкой шкале их отношений с тиранами и узурпаторов всех мастей – от «вынужденной» лояльности до деятельного соучастия в легитимации одиозных режимов.

Например, каждый из тех, кто в последние годы участвовал в публично-интеллектуальной и общественной жизни РФ, может сам попытаться определить свое место на этой воображаемой шкале «конформизм – коллаборационизм»: начиная с банальной лояльности (то есть с отказа от выполнения непосредственной функции интеллектуала в виде проблематизации неприемлемого status quo) и заканчивая прямой сервильностью ( например, в форме фальсификации образов реальности в интересах господствующих групп интересов посредством известных дискурсивных техник).

Ведь все они, включая автора этих строк, в той или иной мере участвовали в проектах, инициированных или одобренных идеологическим аппаратом, обслуживающим нелегитимный режим: печатались в связанных с ним изданиях (печатных и интернет-СМИ), выступали в качестве приглашенных экспертов на организованных им площадках (институты, фонды, конференции…) и т.д.

С этим связан ключевой вопрос: насколько велика разница между модусом всего лишь «не говорить (всю) правду, неугодную властям» и модусом прямо «говорить неправду в угоду властям», т.е. действовать уже непосредственно в рамках бинарного кода путинской клептократии «врать, чтобы воровать».

Попутно отмечу, что внешнему наблюдателю сразу бросается в глаза резкое снижение качества интеллектуального продукта у конкретных персонажей по мере их сдвига от левого («конформизм») к правому краю шкалы («коллаборационизм»): иногда даже становится просто неудобно за некоторых коллег, особенно лично знакомых, когда слышишь их «мнения» и «экспертизы», например, в эфире федеральных каналов…

Третий круг вопросов связан с фигурами обоснования подобного сотрудничества с нелегитимной властью и тем, насколько подобная самолегитимация коллаборационистов может быть признана убедительной.

Кстати, спектр этих стратегий также удивительно широк: от довольно распространенного топоса инструментализации инструментализаторов (обычно в форме: «сотрудничество с нелегитимной властью – единственно доступный способ реализации значимых для меня идей») до предельно искреннего оппортунизма типа «мне нужно выплачивать кредит за квартиру». Кстати, именно по этому поводу Гегель вспоминал знаменитые слова Ришелье некому пасквилянту, который в свое оправдание сказал: «Ведь мне надо как-то жить». На что знаменитый кардинал ответил: «Я не вижу в этом необходимости».[3] Понятно, что имеет в виду Гегель: жизнь, подчиненная частному интересу, который противостоит общему благу – например, свободе – не является необходимой…

И, наконец, четвертый круг проблем связан с возможностями общества корректировать подобную девиацию в поведении интеллектуалов, которые, системно сотрудничая с демократически нелегитимной властью, по сути, функционально дисквалифицируют себя как экспертов в области общественно значимого: ведь они занимают не просто заведомо ложную перспективу, т.е. перспективу самих властей предержащих, но – в чем и заключается проблема – заведомо частную перспективу, отказываясь выполнять свой функционал по тематизации общего блага.

Говоря о реальных опциях, существующих у общества для санкций в отношении оппортунистического поведения такого рода, сам собой вспоминается, например, опыт чешских и польских диссидентов и другой подобный исторический материал, связанный с выстраиванием параллельного пространства гражданского общества, куда был бы закрыт вход интеллектуальным коллаборационистам-«трикстерам», привыкшим гулять между «мирами» (в данном случае – между клептократией и обществом). Об этих и других «лучших практиках», видимо, будет еще не раз сказано в ходе дальнейшей дискуссии.

Естественно, что в этом «приглашении к дискуссии» о дефицитарном этосе русской общественности мною был перечислен лишь приблизительный круг вопросов, связанных с феноменом публичного предательства публичными интеллектуалами идеи общего блага. Окончательно их сформулирует – и, надеюсь, в какой-то мере разрешит – сама общественная практика.

В любом случае, можно будет считать удачей, если более или менее предметная дискуссия на данную тему начнется и в путинской России.

Статья опубликована в журнале «Вопросы национализма», 2013, №15.