Ивана Аксакова неоднократно – ещё при жизни, а уж, тем более, после смерти – называли «последним славянофилом». Формально говоря, это не совсем так. Вплоть до 1917 г. в России было немало публицистов и общественных деятелей, именовавших себя славянофилами: А.В. Васильев, А.А. Киреев, Ф.Д. Самарин, Д.А. Хомяков, С.Ф. Шарапов и др. Но всё же нельзя не признать, что послеаксаковское славянофильство имело вид маргинальной, угасающей с годами секты. Никто из его представителей даже и мечтать не мог о том авторитете, которым пользовался Иван Сергеевич. Достаточно сказать, что на его похороны пришло порядка ста тысяч человек – настоящая общественная демонстрация! И это при том, что большинство из них отнюдь не сочувствовали славянофильским воззрениям покойного – они просто отдавали дань уважения его заслугам перед русским обществом, нравственной цельности его личности, его непоколебимой верности своим принципам…
Но с другой стороны, как в своё время заметил В.О. Ключевский, Аксакова с не меньшим правом можно было бы назвать «первым славянофилом». Ибо только благодаря ему славянофильство из кружка философствующих (пусть и весьма глубокомысленно) теоретиков стало влиятельным направлением русской общественной мысли.
Аксаков создал славянофильскую журналистику – его газеты, особенно «День» и «Москва» имели немалый общественный резонанс, их всерьёз воспринимала и власть. Из круга отвлечённых проблем типа «соборность – рационализм – иранство – кушитстство» он смело вышел к ключевым вопросам русской современности: крестьянский вопрос, земское самоуправление, положение церкви, польский вопрос, остзейский вопрос, еврейский вопрос и т.д. Он обосновал саму необходимость «общества» - «самосознающего народа» - которому необходим определённый набор прав для того, чтобы иметь возможность вступать в диалог с властью.
Более того, именно под руководством Аксакова славянофильство сделалось фактором реальной большой политики. В европейской прессе даже сложился миф, что Восточный кризис 1875 – 1878 гг. был делом рук Ивана Сергеевича и организованных им Славянских комитетов. Нельзя, однако, не заметить, что некоторые основания у этого мифа имелись. Известно, что Александр II крайне неохотно вступил в войну с Турцией в апреле 1877 г., по сути, уступая русскому общественному мнению, а это мнение было сформировано как раз Славянскими комитетами, чья позиция доходила до образованных русских через пламенную публицистику того же Аксакова и его единомышленника Ф.М. Достоевского - члена Петербургского Славянского комитета.
В 1882 г. славянофильство было на грани того, чтобы стать политической идеологией Российской империи: МВД возглавлял Н.П. Игнатьев, который, следуя аксаковским рекомендациям, готовил проект созыва Земского собора; признанным лидером армии стал герой освобождения Болгарии и завоевания Средней Азии М.Д. Скобелев, также находившийся под идейным влиянием Ивана Сергеевича. Но этот год стал и временем катастрофы для славянофильства: К.П. Победоносцев и М.Н. Катков свалили Игнатьева, Скобелев умер при загадочных обстоятельствах… С той поры славянофильство начало деградировать. Но, во всяком случае, Аксаков сделал для него всё, что в силах человеческих, упорно и несгибаемо борясь за свои убеждения.
А стоила эта принципиальность ему совсем недёшево…
Вот краткая хроника правительственных репрессий, которые обрушивались на Аксакова с юности до старости.
Март 1849 г. – подвергнут пятидневному аресту III отделением после перлюстрации его писем, в которых выражалось возмущение арестом и заключением в Петропавловку другого славянофила – Ю.Ф Самарина (за его направленные против немецкого засилья в Прибалтике «Письма из Риги»). После допроса отпущен, но поставлен под негласный надзор полиции.
1851 г. – министр внутренних дел потребовал от чиновника МВД Аксакова прекратить литературную деятельность, в ответ последний подаёт в отставку.
1853 г. – второй том славянофильского «Московского сборника», редактируемого Аксаковым запрещён цензурой, а сам редактор лишён права в дальнейшем редактировать какие-либо издания, за ним установили – уже гласный - полицейский надзор.
1859 г. – скоро начнутся Великие реформы, Аксакову снова разрешено редакторство, полицейский надзор снят. Но издаваемая им газета «Парус» была закрыта после второго номера (а в III отделении хлопотали о ссылке беспокойного издателя в Вятку).
1862 г. – временно отстранён от редакторства своей газеты «День» за отказ назвать автора одной из статей, возбудившей негодование цензуры.
1868 г. – после девяти предупреждений и трёх приостановок, по непосредственному распоряжению Александра II закрыта новая аксаковская газета «Москва» (в основном из-за статей всё о том же немецком засилье в Прибалтике), а сам Иван Сергеевич снова лишён права заниматься издательской деятельностью, запрет этот действовал 12 лет.
Лето 1878 г. – за речь по поводу позорных для России итогов Берлинского конгресса, в которой в частности, российские дипломаты обвинялись в том, что они – «наши настоящие нигилисты, для которых не существует в России ни русской народности, ни православия, ни преданий», лишённые, как и нигилисты-революционеры «всякого исторического сознания и всякого живого национального чувства», председатель Московского славянского благотворительного общества И.С. Аксаков смещён со своего поста (а само Общество закрыто) и выслан на несколько месяцев из Москвы в своё владимирское имение.
1881 г. – цензура запретила (постарался лично К.Н. Леонтьев) сборник аксаковской газетной публицистики «Взгляд назад».
26 ноября 1885 г. – министр внутренних дел объявил последней аксаковской газете «Русь» предостережение за «неуважение к правительству» и тон «несовместный с истинным патриотизмом». Через два месяца издателя «Руси» не стало…
Как тут не согласиться с мнением историка литературы М.К. Лемке, назвавшего Аксакова «страстотерпцем цензуры всех эпох и направлений»…
И всем этим систематическим гонениям подвергался не какой-нибудь там нигилист-революционер или либерал-западник, а православный монархист-славянофил! За что? – За то, что патриотизм его различал Родину и начальство; за то, что не хотел говорить «рабьим эзоповым языком», а называл вещи своими именами – прямо и честно, как и подобает русскому дворянину; за то, наконец, что не уставал подчёркивать: Россия – государство русского народа, а не «многонациональная» вотчина Романовых.
«…Россия потому только и Россия, что она Русь, - живое, цельное тело, а не мозаическая сборка иноверцев и иноплеменных. К этому телу могут прилепляться прочие народные личности и тела, могут претворяться в его органическую сущность или только пользоваться его защитой, - но весь смысл бытия, вся сила, разум, историческое призвание - заключается именно в святой Руси… Русское государство только до того времени и в той мере крепко и сильно, в какой оно проникнуто духом русской народности, пока остается верным народным русским началам, пока оно Русь».
И поныне эти слова звучат более чем актуально…
Не мудрено, что Аксаков в частных письмах бывало высказывался действительно как заправский революционер: «Правительство есть истинный душегубец русской земли. И это душегубство в тысячу раз страшнее и преступнее всякого убийства… Не обвиняйте общество в недостатке патриотизма. Не надо ему этого дешёвого Вашего патриотизма, к которому правительство во дни бед прибегает, как к готовой силе, продолжая душить общество во дни мира! Общество понимает, что враг России не в Польше, а в Петербурге, что злодей его – само правительство».
Но, разумеется, никаких революций Аксаков не хотел, напротив, он мыслил себя скорее как «охранитель», да вот беда, правящей верхушке честные «охранители» были не нужны…
Много воды утекло с той поры, славянофильство, как целостное учение, сегодня представляет только академический интерес. Но Иван Аксаков остаётся неким идеальным образом русского националиста, говоря словами Ключевского, «так как писал Аксаков, должен чувствовать всякий русский человек».
