Сразу после путча в августе 1991 года атмосфера в «демократических» СМИ стала настолько русофобской, что вызвала отпор даже у тех, кто всячески и всегда поддерживал Ельцина, считая его подлинно русским мужиком, чуть ли не спасающим Россию. Я и Глеб Анищенко подписали обращение, которое только на короткое время объединило тех, кто по существу был призван сформулировать мировоззренческую альтернативу и коммунизму, и радикальному либерализму. Хотя обольщение ельцинской «демократией» вскоре развело подписантов Обращения, его текст остается актуальным и поныне.
Мы оказались по разные стороны баррикад с достойнейшими, но ослеплёнными людьми, олицетворявшими для нас патриотическое творческое направление. Верно критикуя орденскую психологию либеральной интеллигенцию, они продолжали считать Ельцина вождём русской революции даже тогда, когда стало очевидно, что именно Ельцин раскрепостил и вскормил русофобскую радикал-либеральную плеяду и проводил антирусскую политику. Некоторые из авторов этого послания поставили подписи после расстрела Дома Советов в 1993 году под призывами к Ельцину расправиться с защитниками конституционного строя.
К РОССИЙСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
Сограждане, коллеги, друзья!
Мы стали очевидцами и участниками великих событий. Враги обновления, ошеломлённые этими событиями, пытаются истолковать их как кем-то подготовленную закулисную «инсценировку». А те из нас, кто в огне происходящего не расставался с интеллектуальным навыком и долгом осмысления, не могли не дивиться стройной логике сценария, написанного Историей или – кому внятно это слово – Провидением.
Уже было подытожено, что в нашей стране совершилась народно-демократическая революция. Думаем, что так и есть: в ответ на выступление «чепистов» народ, снизу, своим волеизъявлением на площадях, начал перемену общественного строя в истинно революционном темпе: коммунистическая система, шесть лет старавшаяся продлить свою жизнь путём лавирования, тёмных интриг и, наконец, военной силы, – рухнула в одночасье.
Но в исторической ретроспективе, в плане «связи времён», происходящие перемены можно назвать «антиреволюцией». Недавно кем-то, сознающим вину огромной страны за десятилетия угрозы человечеству, было сказано: чтобы искупить эту вину и возродиться, мы должны выйти через те же двери, через которые входили в «империю зла». И вот, цепочка символических совпадений, удивительно красноречивых знаков указывает, что мы стихийно встали именно на этот путь очистительного возвращения. Подлинно может назваться антиреволюцией – революция, которая не берёт правительственное здание штурмом, а защищающая его вместе с законно выбранной властью от переворотчиков, на эту власть покусившихся. Пролитая на тех же, что и почти век назад, пресненских баррикадах кровь защитников свободы искупила давнюю трагическую ошибку московских рабочих, своим восстанием приблизивших своё рабство. Всё сопротивление насильникам с самого начала предполагалось под знамёнами ненасилия, что в принципе не было свойственно даже «миролюбивому» Февралю, не говоря об Октябре. И олицетворявший в дни путча легитимность президент вернулся в столицу из того самого Крыма, где когда-то большевики нанесли последнее военное поражение защитникам легитимности.
То были три страстные дня покаяния делом. На площади перед «белым домом» осуществилось то, о чём мечтали лучшие умы России: был преодолён многосторонний раскол – между народом, властью и интеллигенцией, раскол, благодаря которому в своё время победили большевики. Глядя на окна государственного Дома, можно было уже не говорить привычное «они» – необычайное, небывалое переживание! Доподлинно это были дни искомого гражданского согласия.
Это было и согласие национальное. У национал-большевиков, с такой беззастенчивостью присваивающих и оскверняющих исторические эмблемы русской государственности и духовной жизни, эти знаки и знамёна были во мгновение ока отняты народным чувством и очищены от ядовитых наслоений; масса людей скандировавшая «России – я!», единодушно пожелавшая вернуть трёхцветный флаг и не захотевшая слышать имя «Ленинград» даже из уст любимых ораторов, – была воодушевлена чистыми идеалами, несущими другим нардам прежнего СССР весть о такой же свободе и таком же возвращении к своим истокам.
Но все эти люди, только что пережившие неотъемлемою, казалось бы, радость победы (а не одну бездумную эйфорию, как их поторопились одёрнуть), – могли ли они предположить, что буквально на следующий день по средствам массовой информации сплошь прокатится волна смены всех? Прокатилась она, что небесполезно напомнить, ещё до пресловутого вопроса «о границах». Вдруг, без всякого перехода, слово «победитель» применительно к президенту России, чьё мужество и государственная решимость помогли сплотиться беззащитным защитникам свободы, демократии и права, – слово это стало звучать синонимом слова «завоеватель», – как будто российский президент находился не в осаждённом Доме, а во главе танковых колонн утюжил пространство от Карпат до Памира. Зазвучали тревожные, полные подозрительности речи насчёт «усиления России», будто она за это краткое время увеличила свою военную и хозяйственную мощь, а не моральный авторитет. Из уст радикально-демократических лидеров раздались обвинения в российском экспорте некой великодержавной идеологии господства, между тем как Россия победила над коммунистическим центром и открыла для национальных демократий реальную возможность последовать её примеру у себя дома и признанием независимости прибалтийский стран подала пример остальному миру. А уж когда в связи с отделением новых республик возникла тема урегулирования границ (тема, совершенно закономерная и в сводных от тоталитаризма обществах не угрожающая военными конфликтами), – тогда атироссийская истерия достигла пика. Вчера: Россия спасал мир. Сегодня едва ли не: «раздавите гадину».
За последние шесть лет мы наивно привыкли думать, что усилия демократической интеллигенции направлены в большой мере на восстановление разорванных культурно-исторических связей, что нам хоть сколько-то пошли впрок либеральные уроки «Вех», всё это время заинтересованно обсуждавшиеся, и что уже нет возврата к мышлению и лексике 2-х годов, тех лет, которые возможно были более страшные для человеческого духа, чем годы 30-е. и что же? – при первых проблесках возврата великого, но обманутого и совращённого народа на органический путь развития, немыслимый без дорогих исторических воспоминаний, и стана демократических борцов посыпался чуть ли не весь набор клише ленинской пропаганды: Россия – тюрьма народов, долой царистские символы, все на борьбу с великодержавным шовинизмом.
Не повторяется ли здесь по новому кругу одиссея радикального утопизма, желающего выскоблить дочиста доску исторической памяти, чтобы писать на ней свои директивы? Это не только безнравственно, но и абсолютно нереалистично.
Страшна не потеря Крыма, страшна утрата самих себя, той культурной идентичности, которая всегда стояла комом в горле идеологов ленинизма от Бухарина до Емельяна Ярославского. Мы опасаемся, что те, кто предписывает видеть в русском историческом пути вечно возобновляющееся империалистическое насилие и ужас народов, вторично лишает нас (и уже лишают – в инвективах расхожей литературной публицистики!) живого взаимодействия с мыслью Пушкина, Тютчева, Достоевского, Соловьева, Менделеева во всём её объеме и оставят нас при известных положениях статьи Ленина «О национальной гордости великороссов», где единственно допустимой формулой нашего прошлого оказывается фраза Чернышевского: «жалкая нация, нация рабов, сверху донизу все рабы». В конце концов не доведут ли дело до того, что шовинизмом станет считаться не только приверженность к «славе, купленной кровью», но даже то чувство, какое вызывали у поэта «дрожащие огни печальных деревень»? И уж конечно, постараются – уже мечтают! – исключить из публичной сферы русскую православную Церковь. Отделение Церкви и религии от государства – безусловный правовой принцип современной демократии, за который, кстати, боролись в старой России не только атеистически ориентированные партии, но и многие религиозные мыслители, желавшие освободить церковное христианство из государственного плена. Однако участие Церкви в общественном строительстве – это тысячелетняя традиция на Руси, хоть и повреждённая расколом, утесненная Петром и прерванная коммунистической властью. Теперь уже хотят внушить, что нынешнее восстановление этой традиции, воспринятое общественным мнением как позитивный факт, на самом деле есть попытка найти новый, ещё более порабощающий субститут рухнувшей коммунистической идеологии. Опять-таки угроза усматривается в «проклятом прошлом» России, и людей стремятся воспитать так, чтобы они полагались лишь на будущее, проектируемое с нуля.
Мы ощущаем опасность того, что носительница всех этих настроений – свободолюбивая интеллигенция, избавленная ныне от давления официозной образованщины и от смешения с ней, – приобретает знакомые черты старого «интеллигентского ордена», отличающегося, по известном слову Г.П. Федотова, идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей. Вставая между народом и его историей, между народом и его духовными опорами, между нардом и избранной им властью, этот орден снова, как в эпоху катастроф первой половины века, обрекает себя на уничтожение.
Но самое страшное, что сила, которую новые «критически мыслящие личности» могут вызвать на историческую сцену, будет гибельна не только для них, но и для всей страны. В первый раз они подвели Россию к пропасти коммунизма, во второй – они роют ей яму фашизма. Все помнят, что экономическая разруха и национальное унижение в поверженной Германии расположили её народ к партии Адольфа Гитлера. Разруха уже объяла нашу жизнь. Синдром национального поражения, национально-исторической неудачи и позора, оставленный после себя разоблачённым режимом, тоже внедрился в души, но августовская победа вернула нам чувство достоинства и смысл – нашей исторической судьбе. Однако, если без конца твердить людям России, что в них как бы генетически заложена опасность для ближних и дальних соседей, что самоотрицание – это единственный способ для великой страны перестать быть источником зла, они, действительно предадутся в конце концов агрессивному отчаянию, которое будет мобилизовано ничтожным сегодня русским фашизмом и может превратить его в подавляющую политическую силу.
Мы призываем российскую интеллигенцию не становиться на дорогу доктринёрского утопизма и леворадикального отрицания исторических и национальных реальностей, имеющего так мало сходства с плодотворной оппозицией. В момент, может быть, столь же решающий, как и памятные августовские дни, да будем мы носителями того духа всенародного согласия и исторического возрождения, который уже принёс нам первую победу.
В. Аксючиц Г. Анищенко В. Борисов А. Василевский Р. Гальцева С. Залыгин И. Золотусский И. Константинов Ю. Кублановский А. Латынина Д. Лихачёв В. Непомнящий И. Роднянская О. Чухонцев Ю. Шрейдер
Москва, 5.09.1991 г.
