В конце апреля этого года ВЦИОМ вынужден был, вслед за другими источниками, разочаровать инициаторов «десталинизации». По итогам проведенного опроса получилось, что:
1. Все больше россиян считают, что Сталин сыграл скорее положительную роль в истории страны
2.Только 26% опрошенных поддержали курс на десталинизацию. Для 45% наших сограждан «десталинизация» - это мифотворчество, пустые слова, а не актуальная задача
3.Десталинизацию не поддерживают в том числе и те, чьи родственники пострадали от репрессий.
Правда, другие источники давали еще более убедительные результаты в пользу Сталина и против «десталинизации» и его противников. Но и как для инициаторов данной затеи, так и для их властных покровителей были крайне неприятны.
Либо по результатам соответствующих представлений, либо опережая их, но ВЦИОМ решил реабилитироваться и сгладить неприятный эффект от собственных данных. И в вдогонку провел другой опрос, уже не по отношению к самому проекту десталинизации – а по отношению граждан к тем или иным входящим в него конкретным предложениям авторов. По принципу – не поддержали в целом – нужно попытаться протащить по частям. Не мытьем – так катаньем.
И радостно анонсировал: «Осуждая программу десталинизации в целом, россияне поддерживают большинство конкретных предложений в ее рамках. Возражения вызывает только запрет на профессии, предлагаемый «десталинизаторами».
Правда, называя конкретные данные, признал и то, что общество граждане отвергают еще и идею о пересмотре «дат официальных памятных дней и профессиональных праздников, так, чтобы они опирались не только на период советской истории» против которой тоже высказались более половины граждан, а за – те же 26 % что и за «десталинизацию» в целом. Хотя, действительно, по итогам опроса получилось, что из предложенных ВЦИОМом 9-ти вопросов по составным частям «десталинизации», граждане отвергли два наиболее политизированные, но как будто бы поддержали семь более умеренных.
Только есть несколько обстоятельств, при более внимательном анализе делающих картину не столь однозначной. Зато хорошо демонстрирующих, как можно играть цифрами, формулировками вопросов и интерпретацией и настроений общества.
Предложение, получившее наибольшую поддержку опрошенных: «Обеспечить свободный доступ исследователей ко всем документам, связанным с местами захоронения жертв террора, рассекретить документы, связанные с политическими репрессиями в стране». За – 71 %, против – 16 %.
Предложение, в общем-то, самое деполитизированное – и формально вообще естественное. Суть воспринимаемого смысла – «давайте разберемся и узнаем правду». И то, что 71 % его поддерживает – вовсе не значит, что они хоть в малой степени поддерживают идеи «десталинизации». Потому что ее противники хотят раскрытия правды пожалуй даже больше, чем сторонники – потому что последние утверждают, что они уже знают. А противники как раз в этой претензии сомневаются.
Хотя и здесь есть оборотная сторона. Во-первых, потому что если за факт принимается, что правду еще нужно узнать – то сегодня ее нет. Значит сегодня – есть ложь. И тогда получается, что все, что мы знаем сегодня – нужно отвергнуть. Особенно то, что явственно разоблачает ложь десталинизаторов. И, во-вторых - потому что хотя тезис «рассекретить документы, связанные с политическими репрессиями в стране» - это значит рассекретить все дела осужденных. Если исходить из того, что все осужденные осуждены необоснованно – вопрос один. Но утверждать это можно было бы только все дела изучив. А если это не так – а понятно, что это не так - потому что странно было бы утверждать, что в стране тогда вообще не осуждались реальные агенты вражеских разведок, диверсанты и участники тех или иных политических бандформирований, люди, ведшие антигосударственную деятельность. То есть рассекретить эти дела – это рассекретить реальные разведывательные и контрразведывательные операции спецслужб, соответственно – принимавших в них участие сотрудников и внедренной агентуры – то есть моменты, которые имеют значение подчас и спустя многие десятилетия – и вопрос рассекречивать их или нет – не может решаться неким «повальным» образом. То есть «рассекречивать все» - хотя и звучит это естественно и притягательно – значит рассекретить и то, что до сих пор представляет важность с точки зрения национальной безопасности.
«Установить памятники жертвам репрессий во всех крупных городах и селах». За – 51 %, против – 32 %.
Как раз пример манипуляционного воздействия на опрашиваемого – и на общество в целом. Дело в том, что на первый план в восприятии человека, отвечающего на вопрос выходит не то, кому собственно конкретно ставить памятник - а общая категория «жертвы», «пострадавшие». И это образ ложится на естественную мысль о том, что вообще-то каждый, кто когда либо жил на земле – достоин памяти. Слова «жертвы», «пострадавшие» - вызывают ассоциацию с добавлением – «невинные», «несчастные» - и, естественно, – вызывают жалость и сочувствие. Раз так – мысль поставить им памятник находит естественный.
Так, можно например предложить поставить памятник «жертвам НКВД» – и, получив ожидаемое согласие, – поставить его всем агентам гитлеровских спецслужб.
То есть игра слов и образов построена на том, чтобы стереть разницу между теми, кто был невиновен – и теми, кто был виновен – и всех их объявить невиновными. Респондент думает, что соглашается на памятник тем, оклеветанным честным людям – которые наверное были – а на деле от него путем манипуляции получают согласие на превращение в героев и всех тех, кто вел борьбу против страны и государства.
«Запретить называть населенные пункты, улицы, площади и т.д. в честь людей, несущих ответственность за массовые репрессии и другие тяжкие преступления против прав и свобод граждан». За 48 %, против – 34 %.
Во многом такой же пример лукавства и игры слов. Во-первых, для опрашиваемого остается не определенным ни что такое «репрессии», ни что такое «массовые репрессии». Это – лишь используемый пропагандистский штамп. Тут даже отсутствует термин «политические». А в таком виде «репрессии» - это всякое подавление. В частности – любая санкция, применяемая государством против нарушающих его законы установления. И «жертвы репрессий вообще» - это и обычные уголовники. И взяточники. И организаторы мятежей.
Точно также дело обстоит с термином «массовые». Массовые это сколько? Чем это меряется? Если абсолютными числами – то, что окажется незаметным для Китая или даже США – будет демографической катастрофой для Люксембурга. Тогда нужно говорить не об абсолютных а о относительных цифрах. Тогда – какой процент может считаться массовым – от этого все старательно уходят. Общее число пострадавших по политическим статьям за период с 1921 по 1953 год – 4 млн человек. Приговоренных из них к высшей мере – 844 тысячи если численность принимать за 200 млн. При этом порядка 80 % из них приходится на 1937-38 год. От тогдашней численности, если принять ее в 170-180 млн человек – это даже и меньший процент. То есть, с одной стороны, если и применять термин «массовые репрессии», то реально их можно отнести лишь к этим годам. Значит ли это, что речь идет о памятниках репрессированным в это время? – тогда и Лаврентий Берия вполне мог бы проголосовать «За». Он как раз и проявил себя на реабилитации осужденных в это время. И все равно – с другой стороны – 2 % - это массовые репрессии или нет - если да, то 1990-е годы тем более нужно признать временем массовой гибели людей по вине проводимой властью экономической политики.
Но при задании этого вопроса эти то все уточнения не обозначаются – и предлагаемой формулировкой сознательно затуманивается. А вторая часть вопроса тем более оказывается формирующей: ведь воспринимаемый смысл вопроса: можно ли называть те или иные объединения в честь виновных в тяжелых преступлениях. Преступников. Естественно, что ответ может быть только отрицательным кто будет за подобное увековечивание памяти преступников. Только дело в том, что отвечающие имеют ввиду именно прсетупников. А формулирующие вопросы и предложение – своих историко-политических противников, которых они произвольно и по своей воле объявили преступниками. Опрашиваемому предлагают ответить формально на один вопрос – но скрытно его ответ превращают в согласие своей оценкой тех, кто им лично не нравится.
«Предоставить людям возможность обжаловать любой нормативно-правовой акт сталинской эпохи с целью признания его недействующим». За – 48 %, против – 32 %.
Опять же, с точки зрения простого восприятия – у человека спрашивают, согласен ли он с тем, чтобы ему предоставили право оспорить некую норму, с которой он не согласен. Он и отвечает на уровне простого восприятия – да согласен. Правда, затем возникает проблема, кто будет решать, удовлетворить данное «оспаривание» или нет. Наверное – суд. Что такое современный российский суд - итак уже всем понятно. И при этом – он будет выносить решение на основании каких норм – современных или тогдашних. Если на основании современных – оно уже нелепо – они в принципе слишком отличаются от тогдашних.
Если на основании тогдашних – совсем бессмысленно. Тогдашние нормы – отвечали тогдашним подходам и принципам. В частности – принципам права. Да и «сталинская эпоха2 – это тоже термин не юридический. И исторически нечеткий. С одной стороны, это время от 1929 года до 1953. С другой – кто-то считает, что до 1956. Кто-то – что до 1985. Кто – что до 1991. А сами активные сторонники «десталинизации» говорят, что и затеяли ее именно потому – что эта эпоха продолжается и сегодня.
На что именно должен был отвечать респондент – ему не разъясняют. Его спрашивают о неопределенности – звучащей вполне благопристойно, Но ответ намереваются трактовать – политически вполне определенно.
«Направлять часть прибыли предприятий, созданных с использованием труда заключенных лагерей и тюрем, в фонд, призванный поддерживать реабилитированных граждан». За – 47 %, против – 25 %.
Тоже - звучит приятно. Только – вот например, многие дома на улице Горького были построены с использованием труда военнопленных немцев. Тогда и часть оплаты за коммунальные услуги в этих домах нужно отчислять в тот же фонд. Заключенные работали и на строительстве МГУ и Байконура. Тогда и они должны платить реабилитированным.
Кстати, и с реабилитированными не все ясно. С некоторых пор осужденных в то время стали реабилитировать не на основании выяснения вопроса об их виновности или невиновности, а на основании соблюдения или несоблюдении тех или иных норм судопроизводства. Но поскольку так называемое «упрощенное судопроизводство» в определенный период применялось и к виновным и к невиновным – сегодня уже никто не может сказать – обоснованно или необоснованно были осуждены те или иные лица – и те или иные компенсации обречены получать и действительно невиновные – и реальные преступники, если по отношению к ним те или иные нормы формального судопроизводства оказывались нарушенными.
«Создать новые школьные курсы отечественной истории, свободные от мифов сталинской эпохи, содержащие отчетливую нравственную, правовую и политическую оценку сталинизма как пагубного явления». За – 44 %, против – 33 %.
Для внимания опрашиваемого ан первый план с неизбежностью выходят слова и образ: «мифы». Но миф в бытовом сознании понимается в первую очередь как некий вымысел, не-правда. Следовательно – ложь. И человек отвечает не на вопрос, сознательно маскируемый авторами формулировки: «Согласны ли вы на пересмотр трактовки исторических событий, сложившихся в такой-то период» - а на вопрос другого рода – «согласны ли вы на подготовку учебников, свободных от вымыслов и лжи?». И большинство, разумеется, отвечает – согласны. В массе своей - не отдавая отчет себе в том, что речь идет не о самих вымыслах и лжи, а о том, что в трактовке истории не нравится авторам вопроса. Точно также, не отдавая себе отчет, что в строгом понимании «миф» - это сложившийся образ, обладающий эмоциональным мобилизующим воздействием, внушающий человеку надежду. Без которого вообще не возможно развитие общества.
И это же касается второй части фразы – об оценке «сталинизма, как пагубного явления». Здесь людей формально не спрашивают, «считаете ли вы деятельность Сталина пагубной». Внешне вопрос как бы носит иной смысл: «Сталинизм – пагубное явление. Нужно ли его оценить негативно?» И, разумеется, те, кто не успевает вникнуть в суть смысловой ловушки - отвечают, что если явление пагубно – то его так и нужно назвать.
Но тут как раз получается, что данный опрос – прямо противоречит ВЦИОМовским же данным трехнедельной давности. Как отмечалось выше, тогда у этого же центра, оценивая роль Сталина - лишь 24 % ответили, что за время своего правления он принес стране больше плохого, чем хорошего. Остальные – что либо больше хорошего, либо и того и того поровну. Теперь, за счет игры со словами – 24 % оценивающих Сталина скорее негативно превратились в 44 %. Невольно начинаешь верить в то, во что верить не хочется –в рассказы тех или иных коллег, будто ВЦИОМовцы давно уже данные если не всех, то особо избранных опросов просто «рисуют» исходя из политической целесообразности не выходя из своего помещения. Но если в конце апреля они получают одну вполне определенную картину – а в середине мая чуть ли не противоположную – то это на подобные размышления с неизбежностью наводит.
Примерно та же картина и с особым и традиционным вопросом:
«Перезахоронить тело Ленина на обычном кладбище». За - 52 %. Против – 30 %.
Эта тема возникает постоянно – и данные вообще постоянно из года в год колеблются.
Но интересно другое. Еще три месяца назад тот же ВЦИОМ публиковал данные, согласно которым 17 % просто считали, что захоронение Ленина в Мавзолее на Красной Площади «Это правильно, так как тело вождя нашего народа по праву находится в мавзолее на главной площади страны», а 31 % - говорили: «Не вижу в этом ничего плохого, потому что сегодня Мавзолей с телом Ленина превратился в обычный туристический объект, какие есть во многих странах». Против нынешнего захоронения высказывались 44 %. Причем 29 % считали, что «Нужно оставить тело Ленина в Мавзолее», а 18 % - что перезахоронение если и производить, что лишь «а когда уйдет поколение, для которого Ленин по-прежнему дорог». За немедленное перезахоронение выступали 43 %. Теперь у ВЦИОМа эти 43 % превратились в 52 %, а 47 % противников перезахоронения – в 30 %.
Социолог – человек независимый: что хочу, то и рисую. В зависимости от заказа.
Но тем не менее – две по своему ключевые инициативы получили резко отрицательные ответы общества:
«Пересмотреть даты официальных памятных дней и профессиональных праздников, так, чтобы они опирались не только на период советской истории. Например, День российской милиции отмечать не в ноябре, а в июне, в честь декрета Петра I об учреждении полиции». За – 26 %, против – 50 %.
«Увольнять с госслужбы тех чиновников, кто публично отрицает факт преступлений сталинского режима». За – 22 %, против – 50 %.
Ключевые – потому что строились на наиболее явно выраженных политических позициях.
Общество отказалось уходить от советской традиции празднования профессиональных праздников к дореволюционной.
И общество отказалось запрещать отрицание т.н. «преступлений сталинского режима». То есть – явно отказалось признать факт таких преступлений.
Таким образом мы видим, что из 9-ти вынесенных на опрос инициатив те две, которые несли недвусмысленных характер – были отвергнуты.
Явное большинство – 71 % - получило вполне политически нейтральное и разумное предложение (хотя оп своим последствиям, о которых не были осведомлены респонденты) и спорное предложении о рассекречивании документации о «репрессиях».
Предложение о перезахоронении Ленина хотя оп данным опроса и получило большинство – но результаты оказались расходящимися с аналогичными данными того же центра по другому опросу.
Еще пять предложений получили большинство в диапазоне от 44 до 51 % против диапазона от 23 до 34 %. То есть – с одной стороны – показали раскол общества. С другой – как и говорилось – все они оказались построены на лжи и манипуляции сознанием опрашивающих. Обычно это именуют формирующей социологией.
Тем не менее. В качестве инструмента – мы имеем фальсификацию и манипуляцию. В качестве результата – раскол.
Осознанно или не осознано.
Но это так. А если это так –все это вместе – называется провокацией.
То, что провокаторами являются десталинизаторы из кампании Федотова-Караганова – в общем, понятно и так.
Но теперь к этому добавляется провокация с использованием социологических средств.
А в качестве исполнителей – провокаторы от социологии.
