В одном из культовых советских фильмов некий крупный представитель криминального мира, после того, как за драку с неясными мотивами его посадили на 15 суток – возмущенно жаловался соратникам: «15 суток дали, ты представляешь? Пять лет возьму, десять лет возьму. Вышку возьму – за вышку уважать можно! 15 суток – не прощу – не дам из себя попку делать!»
Российские лидеры малочисленных уличных акций. Отсидев вписанные им 15 суток после акции 31 декабря – гордо встряхнулись, подали иски в Страсбургский суд и сказали: «Мы не сломлены! Мы и дальше будем выходить протестовать 31 числа!» То есть у них, в отличие от обладавшего определенным самоуважением упомянутого дельца, чувства, что из них делают «попку» – не появилось. Они вполне осваиваются в алгоритме, о котором говорил герой Евгения Леонова. Там это звучало как: «Украл, выпил – в тюрьму! Украл, выпил – в тюрьму! Романтика! Ж-жентельмены удачи!». У них он звучит, конечно, по другому: «Погулял, попротестовал – в тюрьму! Погулял, попротестовал – в тюрьму! Романтика! Профессиональные р-р-революционеры! Рыцари протеста!» Пусть знает «кровавый режим!» Они по-прежнему буду доблестно раз за разом садиться на 15 суток – и когда-ни будь: «свобода их примет радостно у входа» - «режиму» так надоесть их сажать – что он самоликвидируется «как сон, как утренний обман».
Минск, отчасти – Манеж (но только отчасти), Триумфальная - отвлекаясь от идейно политического – имеет и технологическое значение. И при непристрастном отношении могло бы закончить некий политико-технологический спор, идущий внутри оппозиции.
Речь идет о том, что часть ее полагает и выстраивает и свою тактику и свою стратегию на тезисе о «ненасильственном протесте» и доминанте ненасильственной смены власти. При этом их вдохновляет опыт «бархатных» конца 1980-х и «цветных революций».
Собравшаяся два года назад Национальная Ассамблея одним из своих основополагающих принципов записала приверженность ненасильственным действиям. Сторонников это подхода ни в чем не убеждают ни указания на то, что великолепная английская демократия основанием своим имеет отрубленную голову Карла Первого. Не менее почитаемая французская – отрубленную голову Людовика 16 и Марии-Антуанетты – да и еще множество других. А американская демократия покоится на двух гражданских войнах и их многочисленных жертвах.
Значительная часть оппозиции, несмотря на это, твердо полагает, что как только на улицы Москвы (Минска) выйдет несколько десятков, а тем более – и сто тысяч человек, - «антинародная власть» тут же устрашится и либо сбежит, либо добровольно уступит свое место лидерам вышедшей на площадь толпы.
Удивительный парадокс. Те самые люди, которые утверждают, что страной правит диктатор, что власть «кровавая», что она «виновна в многочисленных убийствах», кого то отстреливает на улицах, кого-то убивает после похищения, кого-то «травит полонием», «взрывает дома» и творит всякие ужасы – вот эта «кровавая преступная безжалостная» власть - сдастся без сопротивления, устрашившись протеста толпы.
Эти иллюзии основываются отчасти на полном непонимании, «нечувствовании» их носителями реальности политического процесса, - в частности того, что если уж есть «кровавый диктатор» (и не только он) то приказать не то что разогнать дубинками и спецсредствами «уличных хулиганов» - но и расстрелять их из пулеметов – для него дело привычное, понятное и непредосудительное. Так и на незнакомстве с реальными примерами и реальной практикой того, что выдается пропагандистами за «ненасильственные революции». По общему правилу, чтобы власть добровольно сдалась, нужно чтобы сумма сил ее противников внутри и вовне страны намного, явственно намного превышала сумму подобных же сил ее сторонников.
Успех «оранжевых переворотов» никогда не основывался на «ненасилии» и реальной демонстрации общественного негодования. Он всегда был имитацией последних и включал в себя четкие технологические приемы – от подготовки и тренинга боевиков, организации нужных экзит-полов, трансляции в общество убежденности в том, что итоги выборов будут сфальсифицированы, расписанных по этапам – 3). Захвата неофициальной сферы, - 2). Захвата публичной сферы, -3). Захвата официальной сферы. Действий по блокированию органов власти, сосредоточении на себе внимания общества, получения поддержки внешних политических сил. Наполнения формально законопослушных действий метауровнем смыслов протеста.
В остальном – власть уходит мирно, 1. Если она слаба и разложена; 2. Если ей нечего защищать, то есть если сама ее власть для нее значит меньше, чем комфорт, стояние и безопасность; 3. Если она расколота и одна ее часть уже ведет борьбу против другой, используя организованные или стихийные протесты для того, чтобы устрашить высших носителей власти и представить себя как спасителя стабильности; 4. Если силовые структуры ей нелояльны или расколоты; 5. Если силовые структуры сами являются организаторами и участниками проходящих имитаций «народного возмущения» - и сами ведут четкую борьбу против существующей власти.
То есть, если «ненасильственные перевороты» и случаются – они случаются не тогда, когда массы возмущены и протестуют – и тем более не тогда, когда их протест имитируется более или менее многочисленными и организованными недовольными, - а тогда, когда элита расколота и ослаблена. Подобное падение власти – не свидетельство силы масс – и свидетельство слабости элит.
В 1991 году Белый дом не был взят «альфой» не потому, что она отказалась его брать – это ложь, - а потому, что она такого приказа не получила. И ГКЧП пал не потому, что на поддержку Ельцина вышел 1 процент населения Москвы, а потому, что его члены не сумели договориться между собой и своих действиях и приоритетах.
Оранжевые в 2004 году победили на Украине не потому, что власть их испугалась – а потому, что Кучме не было смысла отдавать приказа о применении силы ради не себя, а другого – а также и потому, что Служба безопасности Украины полностью поддержала «оранжевых», сделала на них ставку и поддерживала всем своим потенциалом от предоставления охраны лидерам, прослушки телефонов штаба Януковича до прикрытия майдана снайперскими группами и группами переодетых спецназовцев.
Меньше всего нужно верить в то, что когда захватившая площадь толпа протестантов надоест власти и пойдет на штурм задний власти – командиры и бойцы спецназа и ОМОНа скажут «Мы - один народ. Мы в своих братьев не стреляем». Практически на эту тему есть сюжет а Тарковского в «Андрее Рублеве». Дружина звенигородского князя совершает набег на Владимир. И один из иконописцев артели Рублева пятясь от наступающего на него дружинника, говорит: «Не убивай! Мы же – русские!», - но что слышит в ответ: «Я тебе покажу, «русские», сволочь ты владимирская».
Если вдруг, как это было в Тбилиси в 2003 году, спецназ заявляет нечто подобное – значит, у него для этого есть некие иные, вполне убедительные причины – кроме любви к ближнему и гуманизма. Думать иначе – значит с одной стороны, абсолютно не понимать, как устроен механизм политической жизни – и полагать, что в спецподразделения набирают людей исключительно про признаку принадлежности к последователям Ганди и любви к ближнему.
Для того, чтобы власть взять – нужно стать сильнее ее. И причем пусть и на ограниченном пространстве, но сильнее ее в том, чем элита может ответить на твою попытку.
Даже если власть непопулярна, общество поддержит ее противников только когда увидит, чем они лучше ее. А поэтому для победы над властью нужна предыдущая моральная победа над ней – то есть чтобы массы понимали, что реально они могут получит в результате твоей победы. А значит, среди прочего, понимать, каковы ожидания, приоритеты и ценности этих масс, какие установки доминируют в обществе.
Но чтобы в обещания протестантов верили – нужно, чтобы они и реально могли показать, что они сильнее в силовом отношении, лучше организованы и вообще способны что-то делать, кроме обличений власти.
Даже если власть непопулярна – она остается машиной. Чтобы сломать ее – нужна другая машина. Поэтому реальный расчет взятия власти – должен строится не на уверенности и ожидании: «Мы выйдем, а они убегут». Летом 1993 года газета «День» (нынешнее «Завтра» уже публиковало на целую полосу описание того, как сто тысяч человек выходят на красную площадь, как Ельцин убегает в Шереметьево – но по дороге его задерживают перешедшие на сторону народа подразделения силовиков. Потом, сентябре-октябре оказалось, что все развивается как то не так.
Чтобы взять власть – если это, разумеется, делается не путем выборов, нужно готовиться не к тому. Что власть рано или поздно сама сдасться. Нужно готовится к тому, чтобы когда она ответить тебе так, как ей положено –и, кстати, как она и имеет право отвечать – ты ответишь ей не своим «ненасильственным протестом» - а ударом большей силы в ответ на удар ее силы.
Если же не можешь, не умеешь, не осмеливаешься – не зови сторонников под ее удары. А еще это значит, что нелегитимна не эта власть – нелегитимен именно ты. Потому что за ней ее сторонники идут лучше чем за тобой твои. А та же армия подчиняется не тебе – а ей. А легитимность – это всегда согласие на подчинение.
Белорусской оппозиции прежде всего нужно было правильно оценить то, что ей за несколько дней до разгрома Лукашенко сказал прямо в глаза: «Мы уроки дедушки Ленина хорошо выучили. Власть нужно твердо держать в руках».
А российской – наконец усвоить, что если ей когда ни будь и удастся вывести на улицы Москвы столько же людей, сколько вышло в Минске – и даже столько, сколько выводили в начале 90-х радикальные коммунисты – очень наивно полагать, что Путин испугается и убежит. Он – не Кучма, не Шеварднадзе, не Янаев, не Горбачев. И не Воронин. И он свой президентский пост оставит либо если сам так решит – либо как Альенде – отстреливаясь из ручного пулемета в собственном кабинете.
