Я вижу, вы немного удивлены, дражайший Степан Богданович? — осведомился Воланд у лязгающего зубами Степы, — а между тем удивляться нечему. Это моя свита.
М. Булгаков, «Мастер и Маргарита».
История с приморскими партизанами, иначе говоря — вставшими на путь идеологической войны с властью и милицией несколькими гражданами России во главе с неким Муромцевым обрастает всё новыми подробностями. Комментариев стало столько, что разбегаются глаза. Благоразумно не воздержимся от комментария и мы.
Прежде всего, информации о пресловутой повстанческой банде крайне мало и вся она противоречива. Говорят о доблестном офицере ВДВ, бросившем вызов преступной власти. Но говорят также о хулиганах-наркоманах, преступно отмотавших срока былинные в зонах далеких и ныне нападающих на милицию исключительно с целью ограбить ларек. Строго говоря, степень достоверности информации в данном случае неинтересна. Мы все равно не сможем проверить ее, опираясь на данные СМИ. И дело даже не столько в ведущейся властями пропагандисткой кампании, чрезмерно дубовой и никого ни в чем не убеждающей, сколько в том, что о происходящем трудно судить по прессе. Группа партизано-бандитов слишком невелика, пресс-конференций не дает и пресс-релизов не выпускает. Все, что о них известно — домыслы. Истории известны блистательные офицеры, вставшие на криминальный путь, равно как и благородные разбойники, отнимающие «Мерседесы» у богатых и отдающие их бедным.
Нас интересуют три обстоятельства. Первое — реакция на события медиасреды. Она оказалась бурной и благожелательной по отношению к предполагаемым террористам. Никто ничего всерьез о них не знает, но их уже именуют «повстанцами» и «партизанами». Общая реакция — «правильно», «наконец-то» и «давно пора». При этом гибнут сотрудники милиции. Вероятно, в массе своей — неплохие люди, у которых семьи. О чем это говорит? О том, что наша милиция в глазах общественного мнения делегитимизирована. За десять путинских лет «силовики» прошли большой путь от «штирлицев», чей моральный авторитет и престиж в обществе был чрезвычайно высок, до «гнид» и «бандитов». В истории с Муромцевым закон считает бандитом бравого десантника, но общественное мнение — его противников.
Вывод прост — отчуждение общества от «силовиков» достигло запредельного уровня. В позднесоветское время милиционер был «дядей Степой». И дядя Степа был не сказкой, а социальным типажом. То есть предполагалось, что подобного человека можно встретить в жизни. Точно так же, как участкового «Анискина».
В пору моего детства сотрудники милиции вызывали ощущение безопасности. Конечно, это можно списать на детские впечатления, на пропагандистские советские фильмы про добрых милиционеров, отважно борющихся с преступностью. Соглашусь, но заметьте — кино о честных «ментах» есть и сегодня, но отношение общества к милиции, мягко говоря, скептическое.
Почему? Да потому, что современный «мент» вызывает чувство угрозы. У молодежи, которую может «обшмонать», у представителей бизнеса (эти уже не обойдутся банальным обыском), у кого угодно.
Кстати, слово «милиционер» из обихода фактически вытеснено, став «детским». Ранее маргинально-сленговое «мент» превратилось в почти официальное название российского стража правопорядка. Это свидетельствует о резком падении престижа и авторитета профессии. По телевизору идет сериал «Менты». Можем ли мы представить сериал «Преподы» о жизни доцентов и профессоров? Ведь «мент» — негативная характеристика, кличка. Раз она стала официальной, значит, общество уже не считает «ментуру» добром.
В современной жизни «дядя Степа» — больше не социальный тип, а сказочный персонаж, вроде деда Мороза. Сыграть которого может нанятый актер, но встретить такого человека в жизни — нельзя. Его нет и больше не может быть.
Второе обстоятельство — трансформация социальной ткани российского общества. В последние двадцать лет власть настырно и настойчиво строит у нас развитой либерализм. Иначе говоря, предпринимает все усилия для превращения России в страну третьего мира, в которой отсутствуют наука, образование, культура, медицина. Но ведь все они являются социальными машинами, скрепляющими общество, позволяют людям чувствовать себя близкими друг другу, обеспечивают пресловутый социальный лифт. Именно они, наряду с армией и милицией, и являются несущими конструкциями общества.
Либеральные реформаторы делают все для того, чтобы они исчезли, одновременно уничтожая экономику страны, превращая ее в бессмысленный сырьевой аппендикс развитых государств. Но люди, строящие в России страну третьего мира, забывают, что в пакете к нищете, бесправию, угнетению и господству тотальной лжи, столь любезных им в правлениях разного рода пиночетов, прилагается и перманентная гражданская война.
Обычно это война правого правительства против левых повстанцев. Последние могут быть коммунистами или исламистами — в зависимости от региона. Подобные конфликты мы видим на Филиппинах, в Индонезии, в Мексике, во многих латиноамериканских государствах.
Противостояние авторитарного правительства партизанам прекращается только тогда, когда страна встает на путь бурного экономического развития, тем самым давая возможность миллионам людей выбраться из нищеты и бесправия. Тем самым исчезает социальная база для повстанческого движения. Но Россия движется обратным курсом. Чуть ли не единственная страна в мире, несчастная наша Родина идет по направлению к темным векам.
И это в то время, когда бурно развивается весь третий мир, а безумные либеральные реформы превратились в анахронизм повсеместно!
Если общество делится жестко на богатых и бедных, и бедным не оставляется не малейшего шанса на лучшую жизнь, если прессинг со стороны властей и силовых структур всё растет и растет, если грабеж общества и коррупция становятся беспредельными, людям ничего не остается, кроме как взяться за оружие.
История с Муромцевым показывает, что этот крайний способ сопротивления неожиданно оказался популярным в обществе. Во всяком случае, его не отвергают. Это свидетельствует о громадных изменениях в общественном мнении, ранее неспособным даже помыслить о том, чтобы быть нелояльным власти.
Впрочем, на это его подвигла сама власть. В сети гуляет информация, согласно которой Россия тратит на каждого жителя Чечни по 48 тыс. рублей, а на жителя обычного русского региона — 5 тыс. Если эта информация верна и власть столь щедро платит за нелояльность себе (а ведь Чечня начиная с 90-х годов была нелояльна), то тем самым недвусмысленно демонстрируется бедственность лоялизма. Лоялист — нищий дурак, террорист — богатый важняк.
Выходит, стоит пресловутому Муромцеву собрать банду в пару тысяч человек, как в его карманы из Кремля полноводной рекой польются миллиарды долларов, а он сам станет как минимум губернатором? Если дела обстоят именно так, то сигнал, который подает власть всем людям длинной воли, совершенно недвусмысленен.
В условиях классового распада общества и перманентной войны между богатыми и бедными «муромцевы» имеют шанс не просто хорошо заработать, но и получить общественное одобрение. В самом деле, если подоить власть вышло у муромцева чеченского, почему не выйдет у какого-нибудь ростовского?
Ну и третье обстоятельство, самое важное. Похоже, впервые за века лояльность русского народа Москве дала трещину. Русские всегда воспринимали Москву как источник своей собственной родной власти, война против которой была немыслимой. Даже в период ельцинско-гайдаровских реформ русский народ проявил безусловную лояльность Кремлю, позволив сделать с собой всё, что пожелали либеральные реформаторы.
Похоже, однако, что терпение истекает. Русские поняли наконец, что живут в чужой стране, где им, мягко говоря, не рады. И объяснить им это удалось не либеральным реформаторам, которых мало, и которые далеко, а родным силовикам.
Если развал социальных машин продолжится теми темпами, которыми идет (а ведь только за прошедшие пару лет власть разгромила армию, сейчас идет уничтожение медицины и средней школы), то призрак классовой войны, которую мы не в силах были вообразить всего каких-то пять лет назад, встанет перед нашим обществом.
Ибо что остается людям, которых безнаказанно грабят, мучают, третируют чиновники? Нет, вовсе не «танцевать», как было сказано в классическом фильме «Золушка». Если нынешняя власть готова не только беспредельно мучить своих лояльных граждан, но и щедро платить за войну против себя, то почему она надеется, что граждане останутся ей верны, а не пойдут по пути кавказских кланов, бойко торгующихся с Кремлем в рамках схемы «деньги в обмен на лояльность»?
Русские не могут так поступить? Это бесчестно? Но социальные машины почти сломаны, и общество готово к классовому расколу. Его удерживает лишь оставшаяся с советских времен психология. Но её ресурс не бесконечен.
