Большое «Восточное партнерство». Часть 1

В конце прошлого года Москва сделала внешнеполитическое заявление, которое еще не получило должной оценки со стороны отечественных экспертов. Кремль впервые признал возможность присоединения к набирающей обороты программе «Восточное партнерство». (Напомним, что эта совместная польско-шведская инициатива, инициированная в мае 2008 года, стала теперь официальной программой Европейского союза и нацелена на вовлечение шести постсоветских государств — Азербайджана, Армении, Грузии, Украины, Молдовы и Беларуси в совместные проекты регионального развития, финансируемые Европейским союзом. (1)

Российское правительство внимательно изучит соответствующие проекты, заявил в конце ноября глава МИД России Сергей Лавров. Эти слова С. Лаврова стали первым ответом на приглашение министра иностранных дел Польши Радослава Сикорского радикально расширить российское участие в данной программе. Незадолго до этого высказывания С. Лаврова президент РФ Дмитрий Медведев также заявил в беседе с белорусскими журналистами, что «не видит ничего враждебного для России в проекте «Восточное партнерство».

Напомним, что впервые идею о возможности российского участия в проекте «Восточное партнерство» выдвинул нынешний посол Польши в России, влиятельный польский интеллектуал Ежи Бар. В начале апреля 2009 года польский посол заявил, что Калининградская область могла бы стать частью «Восточного партнерства». «Калининградская область находится в центре этой территории (охватываемой программой «Восточного партнерства»), она могла бы попробовать участвовать в этой программе или в других. Это в глубочайших интересах жителей Калининградской области», - сказал тогда посол Польши. Однако это заявление польского дипломата в то время осталось практически незамеченным.

Более того, вплоть до ноябрьского заявления Дмитрия Медведева программа «Восточное партнерство» неизменно характеризовалась в СМИ как «угроза РФ» и подвергалась экспертной жесткой критике по двум основным направлениям. Первую линию атаки в духе привычных реалий холодной войны суммировал проверенный геополитический боец — заместитель председателя Госдумы В. Жириновский. По мнению бессменного председателя либерал-демократов, коварные страны Евросоюза, инициируя названную программу,　«за деньги пытаются как-то сплотить и настроить против России» шесть бывших советских республик, участвующих в «Восточном партнерстве».

Второй акцент неизменно делался (в основном, медийными и экспертными представителями сырьевого лобби!) на возможных негативных последствиях проекта для будущих энергополитических интересов России. А конкретно, главная интрига вертелась вокруг намерения ЕС осуществлять в рамках Восточного партнерства приоритетное сотрудничество в сферах энергетики и региональной безопасности. В сжатом виде этот контрагрумент можно представить так: «Все, что плохо для Газпрома и Роснефти, плохо для России». Что не вполне очевидно для многих здравомыслящих людей.

Скажу честно, в этой фронтальной критике есть и немало содержательного. С моей точки зрения, современную Россию явно не устраивает роль пассивного наблюдателя на границах Еврозоны. Или даже компромиссный статус почетного, но бесправного гостя «на свадьбе ЕС и шести соседних государств». Однако другого, более конструктивного формата взаимодействия РФ и ЕС в рамках «Восточного партнерства» до сих пор выдвинуто не было.

По этой причине широко анонсированная конференция «Россия и Восточное партнерство ЕС: Вызов или новая платформа для сотрудничества», которая проходила в Санкт-Петербурге 10-12 декабря 2009 года, не принесла осязаемого результата – стороны остались при своем.  Европейские представители пропагандировали данную программу ЕС как хорошую возможность для интеграции с большой Европой. Но, судя по их высказываниям, «Восточное партнерство» надо развивать прежде всего по бюрократическим соображениям, поскольку оно — одно из трех основных, уже утвержденных Брюсселем направлений внешней политики Европейского союза.

С российской стороны на санкт-петербургской конференции звучали довольно скептические оценки относительно практической ценности данной программы для РФ. Так, заместитель руководителя федерального агентства Россотрудничества Евгений Кожокин сказал ИТАР-ТАСС, что «эту конференцию российские участники считают простым обменом мнениями, не более того. Возможное участие России в некоторых проектах этой программы будет определяться тем, насколько они отвечают нашим интересам». Как видим, привычный формат взаимного недопонимания пока остается доминирующим.

Но давайте на время отойдем от бесплодной полемики и зададимся вопросом в духе политического реализма — каким же может быть прагматичный и дееспособный формат т.н. «Большого Восточного партнерства», отвечающий коренным интересам России и Евросоюза? Для поиска ответа на этот немаловажный для современной внешней политики России вопрос, нам надо прояснить для себя два сюжета. Первый — нужна ли России европеизация? И второй — кто может быть субъектом «Большого Восточного партнерства» в российских реалиях?

Скажем прямо, российский политический класс давно уже для себя положительно ответил на этот вопрос. Да, мы — часть Европы и мы вместе Европой!

Владислав Иноземцев, директор Центра исследований постиндустриального общества, издатель и главный редактор журнала «Свободная мысль» говорит об этом предельно четко: «Россия была и остается неотъемлемой частью живого организма Европы со всеми присущими особенностями экономической, культурной и политической жизни. С исторической, политической и геополитической точек зрения Россия является одной из важнейших европейских держав. При этом она пока не ставит своей целью вступление в ЕС и стремится к построению с ним равноправной и взаимовыгодной модели взаимоотношений».

Мне приходилось еще лет пять назад писать, что «некоторые особенности действующей Конституции выражают очевидное стремление власти быстро встроиться в один из внешних интеграционных проектов. Судя по официальной риторике власти и заявлениям ее идеологов,подобным центром притяжения сегодня выступает Евросоюз». И этот тезис о нацеленности на Европу самих основ российской государственности недавно подтвердил самый влиятельный эксперт-конституционник нашей страны.

Вот что заявил председатель Конституционного Суда Валерий Зорькин в своем интервью «Российской газете»: «Нынешняя Россия — и ее политический класс, и большая часть общества — не отказывается от вхождения в Европу, от участия в европейском процессе. Действующая Конституция существенным образом ориентирована именно на это».

По мнению В. Зорькина (который по своему действующему статусу является одним из столпов отечественного истеблишмента), этот давний стратегический выбор российской элиты уже весьма глубоко укоренен, в т.ч. и в действующих политических практиках. Более того, по его мнению, возможный разворот в сторону от Европу потребует от современной России далеко не косметических перемен и будет очень дорого стоить. В. Зорькин говорит об этом предельно открыто: «Если и у общества, и у политического класса поменяются ориентации, то это потребует в том числе и существенных конституционных корректив. Но главное — это потребует глубочайших политических корректив».

Но, как мы видим, никакого геополитического «разворота над Европой» после прихода Дмитрия Медведева на пост Президента РФ не происходит. Напротив, президент Медведев настойчиво и упорно ведет работу над новым — более конструктивным и тесным форматом отношений РФ и ЕС. Тут достаточно упомянуть продуктивную дискуссию о проблемах общей евробезопасности и нарастающий диалог по скорейшей отмене визового режима между ЕС и РФ.

Со своей стороны ЕС (особенно после успешной ратификации лиссабонского договора) подает Москве ясные сигналы, что старая геополитическая концепция «Большая Европа не вместит Большую Россию» может быть сдана в архив. Вот что заявил Пер Карлсен, посол Дании в России, в ходе уже упоминавшейся конференции «Россия и Восточное партнерство ЕС»: «Я не исключаю возможности вступления России в ЕС. Я не думаю, что мы, Запад, должны отказаться от расширения Европейского Союза. Не думаю, что мы не будем готовы принять в члены ЕС Грузию, Украину и Россию». Президент Франции также заявил, что не　считает РФ «соперницей» ЕС.　Как отметил Н. Саркози,　Евросоюзу следует создать основу для единого экономического пространства с　Россией, что даст возможность для сближения двух сторон на　базе общих «европейских ценностей».

Но что же думают о более тесном сближении с ЕС внутри самой России? Вначале сошлюсь на мнение известного русского патриота, аналитика Павла Святенкова. В своей статье «Возвращение Европы» он пишет: «Если России удастся создать экономический союз с европейцами, то тем самым будут решены многие проблемы современной России. Создание интеграционного союза с ЕС могло бы быть выходом для России из того тупика, в который она попала после распада Советского Союза». По мнению П. Святенкова, в современных геополитических условиях это движение РФ и ЕС навстречу друг другу будет взаимовыгодным. Так, для России, считает аналитик, взаимодействие с ЕС станет шансом на лучшее будущее и эффективную модернизацию. Для европейцев — способом усиления позиций европейского проекта в общемировом масштабе. С этими доводами трудно не согласиться.

Представитель противоположного, либерального крыла экспертов Дмитрий Тренин, заместитель директора Московского Центра Карнеги, руководитель программы «Внешняя политика и безопасность», говорит ровно то же самое — с его точки зрения, сегодня ЕС выступает как внешний гарант модернизации РФ. Один из ведущих российских политологов-международников уверен: «На мой взгляд, Россия не сможет модернизироваться без очень тесной связки с Евросоюзом. В экономическом, социальном, гуманитарном и прочих аспектах».

Как видим, в современной России курс на «ускоренную европеизацию» одинаково разделяют не только «верхи» политического класса, но и представители полярных оппозиционных течений – националисты и либералы. Этот проевропейский курс с каждым днем набирает силу вопреки всей внешней антизападной риторики в СМИ, иногда еще волнами охватывающих наше медиапространство. Можно сказать что сегодня программа «ускоренной европеизации» стала базой нового политического консенсуса в современной России.

Критики могут возразить, что российское сближение с Европой всегда носило не неуклонно поступательный, а, скорее, волнообразный характер. Лучше всего эта концепция циклов «любви-ненависти» выражена в блистательном геополитическом эссе «Похищение Европы» недавно ущедшего от нас В. Цымбурского. Однако, несмотря на все периоды охлаждений, общий тренд движения в Европу для России, безусловно, доминирует.

Другое дело, что стратегический формат наших отношений с ЕС, с одной стороны, не должен де-факто превращать Россию в «очень младшего партнера» Евросоюза. Вторая очевидная опасность — надолго застрять в «передней ЕС», т.е. попасть, подобно Турции, в обычную бюрократическую волокиту (когда Москва будет вынуждена лишь косметически редактировать текст соглашений, заранее подготовленный в Брюсселе).

Чтобы избежать этих угроз, Москва должна проводить активную внешнюю политику, генерируя собственный формат «долгосрочной ассоциации с ЕС». Ситуация, на мой взгляд, значительно облегчается тем, что в настоящий момент Евросоюз не имеет четкой стратегии в отношении крупных евроазиатских стран — таких, как Россия, Турция и Казахстан. Сегодня Москве уже не надо любой ценой навязывать себя Европе, но следует новаторски предлагать свою концепцию ассоциированных отношений с ЕС как новый формат ценностного и цивилизационного союза во всей континентальной Евразии.

Тут достаточно напомнить, что после распада Советского Союза российской элитой было предпринято целых две масштабных попытки интеграции с Евросоюзом. Сначала была форсированная ельцинская интеграция в Запад «любой ценой», начавшаяся с «козыревщины» и принятия Конституции-93, а закончившаяся (в прямом и переносном смысле) эффектным, но бессмысленным «броском в Приштину». Потом, уже при Путине, была вторая фаза интеграции с Западом — в формате почти равноправного «союзничества　после 11 сентября» Обе попытки явно не удались, хотя они предпринимались российской элитой с достаточно серьезными намерениями. Дело не только в том, что эти попытки, как справедливо считают многие политологи, были политически наивными, недостаточно последовательными, откровенно верхушечными и т.д.

На мой взгляд, прежняя линия поведения, которую можно сегодня прямо назвать «принуждением ЕС к партнерству» не опиралась на взаимно разделяемые «европейские ценности», а носила по своей материальной основе и по стратегии чисто корпоративный характер. Предполагалось, что в обмен на обширные российские запасы нефти и газа еврокомиссары «пустят Газпром в Европу». То есть дадут возможность отдельным российским олигархам и избранной верхушке политкласса получить активы в газовой, стальной и аэрокосмической индустрии ЕС. Как известно, ничего хорошего из этой затеи не вышло!.. Тут достаточно вспомнить несостоявшуюся сделку «Северстали» и «Арселора», отказ пустить Россию к рычагам управления в европейском аэрокосмическом концерне EADS. Да и на газовом фронте атака на Европу явно провалилась — никаких серьезных активов в ЕС «Газпром» так и не получил...

Когда этот лобовой обмен «баш на баш» с ЕС не прошел, взамен появилась другая, столь же корпоративная стратегия — диверсификация рынков. Отсюда все разговоры про восточный энергетический вектор, про братский для Сибири всехватный Китай, про выравнивание цен на газ и другие энергоносители на внутреннем рынке. Так, предполагалось, что с 1 января 2011 г. «Газпром» начнет поставки газа потребителям в России по ценам, которые станут равнодоходными с экспортными в ЕС. Однако позже нам сказали, что такой переход станет возможным только к 2014-2015 гг. С политической точки зрения, это знаковый срок, когда транснациональный сырьевой проект «корпорации-государства» победит в России территориальный национальный проект.

К этому моменту, российские сырьевые компании окончательно станут транснациональными, и тогда немногие элитарии от имени РФ будут вести жесткий диалог с Европой исключительно на корпоративном языке рынков сбыта. При этом европейский рынок по своим преференциям ничем не будет отличаться от рынков, скажем, АТР или Латинской Америки. Да и само население России уже будет рассматриваться не в качестве сограждан и соработников национального проекта, а исключительно через окошко газового счетчика. Долгое время в постсоветской России действовал негласный «общественный договор» — низкие внутренние тарифы на газ и энергию компенсировали тяготы и лишения периода либеральных реформ. Но при начавшемся уже сейчас резком повышении внутренних тарифов на энергоносители до мирового уровня этот «пакт о ненападении» начал односторонне разрушаться.

Однако будущее России еще окончательно не предрешено – пока есть определенное окно возможностей. Именно в этом контексте надо уже сегодня рассматривать главную повестку президентских выборов 2012 года. Это будет выбор не между двумя персонами — условными Медведевым и Путиным. Борьба в 2012 году развернется между двумя проектами развития России — транснациональным сырьевым, подаваемым внутри как «тихое счастье нефтегазового болота», и национальным — модернизационным рывком. Мне кажется, и европейцам, и самим россиянам надо всеми силами поддержать медведевский проект «ускоренной модернизации России», как единственный, при котором у них будет место в российском будущем...

Окончание следует.

Статья была подготовлена на основе выступления автора на первой встрече польско-российского клуба «7/7», организованного Посольством Польши в РФ в Москве 17-18 декабря 2009 г.

Автор — политолог, директор международных проектов Института национальной стратегии.