В последние недели сообщения официозных СМИ о ситуации на Северном Кавказе звучат бравурно. Ещё бы, в Чечне с середины апреля отменён режим контртеррористической операции (КТО), длившийся почти десять лет. Рамзан Кадыров упивается очередной политической победой. И зазывает туристов на гостеприимную ичкерийскую землю – ведь отныне там всё стабильно и строго “под контролем”. Не под российским, разумеется, но для кремлёвских пропагандистов подобные детали - несущественные частности.
А вот на тех территориях, где прямой российский контроль ещё сохраняется, как, например, в Дагестане, ситуация становится всё тревожнее. И не только потому, что с начала года заметно возросла активность “лесных братьев”. А ещё и оттого, что пошёл последний год президентских полномочий нынешнего главы республики Муху Алиева, истекающих в феврале 2010 г. И этот четвёртый год не сулит ничего хорошего – средствами ведения борьбы за власть в республике всё чаще становятся тротиловые заряды и автоматные очереди. Все хорошо помнят 2005-й - последний год правления председателя ГосСовета Магомед-Али Магомедова – тогда столица республики Махачкала вышла на второе место в мире по количеству диверсий и терактов после Багдада.
Непрекращающаяся последние два года критика Алиева-президента многими федеральными СМИ тоже является косвенным признаком того, что кремлёвские чиновники всерьёз задумались над кадровым вопросом. О той степени благосклонности, которых удостаивается президент соседней с Дагестаном Чечни Рамзан Кадыров Муху Алиеву остаётся только мечтать. Если репортажи официоза из Грозного все без исключения носят характер радостных реляций, то почти все новости из самого южного региона страны имеют совсем иной характер: убили, обстреляли, взорвали, провели спецоперацию с применением бронетехники и т.д. Вот, собственно, и всё, что слышно в России о Дагестане. При таких раскладах положение действующего президента республики Муху Алиева выглядит шатким.
В сущности, борьба за президентское кресло главы Дагестана началась не вчера. И по сравнению с ситуацией четырёхлетней давности расклад сил изменился несильно. Да, сменились некоторые персоналии, но реальными претендентами на пост президента могут быть представители всё тех же этнических кланов: аварских либо даргинских. Скорее всего, Кремль будет выбирать кандидата среди них – этнический фактор в Дагестане, фактор удельного веса и влияния того или иного народа среди прочих всегда был одним из определяющих. Скажем, член Совета Федерации лезгин Сулейман Керимов, имеющий определённые политические интересы в республике, вряд ли может всерьёз рассматриваться как реальный кандидат на президентский пост. Подчеркну, именно реальный, а не формальный. Дело в том, что гипотетическому президенту Дагестана, не являющемуся ни аварцем, ни даргинцем, будет крайне сложно осуществлять руководство республикой на практике. Ибо он обязательно столкнётся с мощным противодействием множества влиятельных и могущественных сил на всех уровнях, имеющих этноклановый характер. Если же таковой вдруг и будет назначен Кремлём, то, скорее всего, ему будет уготована судьба чеченского экс-президента Алу Алханова.
Возможен, конечно, вариант назначения какого-нибудь пока ещё никому неизвестного силовика-дагестанца из России вроде варианта с Юнус-беком Евкуровым в Ингушетии, но, в таком случае, федеральному центру потребуется значительно усиливать политический и военный контроль в регионе. А он в действительности довольно зыбок, и скандальная история с изгнанием из Дагестана три месяца назад налоговика Радченко служит тому наглядным доказательством.
Впрочем, вариант, при котором Муху Алиев сохранит свои полномочия и на следующий, теперь уже 5-летний срок, тоже возможен. Однако для этого необходим ряд допущений.
Во-первых, федеральный центр более-менее имеет представление о расстановке политических сил в республике и сознательно решает в кризисный год сохранить статус-кво. То есть, решит, что, образно выражаясь, худой мир лучше доброй ссоры.
Во-вторых, он забывает собственное унижение в истории с Владимиром Радченко, в которой далеко не последнюю роль играл действующий президент Дагестана Муху Алиев. Помните знаменитое заявление президента: “Никакой Радченко здесь работать не будет!”? Вернее, делает вид, что забывает, ибо такие вещи на самом деле не забываются и срока давности не имеют.
В-третьих, федеральный центр не имеет никакой вразумительной стратегической линии по нормализации положения в Дагестане. Сути его проблем он ни понять, ни решить не в состоянии в принципе, ибо эти проблемы суть прямое продолжение его собственных “родовых травм”. Он просто решает оставить всё как есть, поскольку боится, что в противном случае всё может быть только хуже. И продолжает до упора по примеру соседней Чечни накачивать республику деньгами, реализуя нехитрую федеральную программу “Дотации в обмен на лояльность”. Ни в реальной политике, ни, тем более, в этнографии Кремль не силён. И, по всей видимости, квалифицированных кадров, в первую очередь русских, досконально разбирающихся как в Кавказе в целом, так и в Дагестане в частности в своём распоряжении не имеет.
Это третье допущение, на мой взгляд, самое важное, ключевое, так как точно характеризует состояние государственной мысли федерального центра. Это даже не допущение, а утверждение. Кремль действительно не имеет никакой вразумительной политической линии на Кавказе. Неэффективность путинской политики была доказана неоднократно, писать об этом давно стало банальностью. Но ведь кроме неё, кроме бесконечного накачивания правящих кругов кавказских республик деньгами и усиления полицейщины он вообще не может предложить ничего другого. И не только для Кавказа, но и для России.
Кстати сказать, пресловутые дотации, накачивание деньгами – это та ещё бомба замедленного действия! И рано или поздно она взорвётся обязательно. Сажая нац.республики на дотационную иглу Москва вольно или невольно развращает не только их правящие верхушки, но и население. Во многом из-за этих дармовых денег в том же Дагестане была окончательно угроблена и промышленность, и сельское хозяйство. Зачем напрягаться, что-то производить, когда можно бесконечно осваивать транши и банально воровать из бюджета? Неудивительно, что Махачкалу наводнили тысячи и тысячи иномарки, и в ней выросли многие кварталы дворцов. Воровать и “осваивать” – это вам не овец пасти и не землю пахать. От трудов праведных не наживёшь палат каменных.
Ничего толком не понимая ни в Кавказе, ни в характере его правящих элит, Кремль предпочитал идти по самому простому пути – создавать этакие финансовые пирамиды паразитарных экономик, МММ республиканских масштабов. Но что он собирается делать, когда русские деньги рано или поздно закончатся, финансовые потоки иссякнут, а подсаженная на них, словно на наркотик, значительная часть кавказцев будет требовать “продолжения банкета”? Ведь ничего иного им уже не остаётся – дагестанские сёла запустели, заводы повымирали, а тысячи и тысячи вчерашних горцев, навсегда оставивших традиционный образ жизни, на глазах превратились в городских люмпенов с весьма немалыми аппетитами. Увы, всё это придётся расхлёбывать новой, другой России. И ей, её лучшим умам ещё только предстоит досконально разрабатывать новую кавказскую политику. Впрочем, это разговор отдельный.
Если же говорить о сегодняшнем положении Дагестана, то оно продолжает неуклонно, но верно ухудшаться во всех отношениях. В первую очередь, речь идёт о возросшей активности “лесных”. Скажем, мартовский бой в Карабудахкентском районе с бандой боевиков численностью до двадцати пяти человек, в ходе которого войсками применялась артиллерия и авиация – это крупнейшее боестолкновение на территории республики с декабря 2003 года, когда в горах была уничтожена банда Руслана Гелаева. Но тогда боевики были пришлыми, из Чечни, а теперь они свои – дагестанцы.
Вообще, масштаб спецопераций неуклонно возрастает с лета прошлого года. Если три-четыре года назад банда из четырёх-пяти человек считалась крупной, и её уничтожение было событием, то теперь боестолкновение милиции и ОМОНа с таким количеством боевиков воспринимается почти обыденно. Происходят они едва ли не еженедельно. По республике теперь гуляют более крупные банды – по пятнадцать-двадцать человек. Новым очагом войны стал доселе спокойный и тихий Юждаг. И ведь здесь я привожу лишь те сведения, которые попадают в СМИ. А что там у нас по оперативным данным?
Неспособность подавить очаги гражданской войны – это, пожалуй, одна из главных политических неудач президента Муху Алиева. И не просто неспособность подавить, но и неспособность предотвратить их расползание. Гимры, Губден – это всё перманентно горячие точки, относящиеся именно к его периоду правления. А сколько ещё в горах сёл, в которых фактически не действуют российские законы, а население живёт по шариату? И не просто живёт, но пропагандирует определённую идеологию и образ жизни, никак несовместимые со светскими устоями республики. Причём, агрессивно несовместимые. Ведь я опять перечислил лишь те населённые пункты, которые без конца упоминаются как в дагестанских, так и в федеральных СМИ.
Для того, чтобы российский читатель лучше представил себе ситуацию в некоторых дагестанских сёлах, процитирую “Черновик” – одну из ведущих общественно-политических газет республики:
“В Карабудахкентском районе 27 апреля прошёл координационный совет по терроризму. Внушительная делегация силовиков республики на месте ознакомилась с проводящейся в с. Губден СКПО и подвела итоги работы по нейтрализации группы Магомедали Вагабова.
Открыл встречу прокурор РД Игорь Ткачёв. После вступительной речи он дал слово начальнику Центра по противодействию экстремизму МВД по РД Ахмеду Кулиеву. Милиционер, сделав уклон на работу своего подразделения, сообщил: «Эмиссарами бандподполья ведётся активная вербовка молодёжи в районе. На территории МО официально на учёте состоят 47 человек, придерживающихся ваххабизма, хотя, по оперативным данным, их значительно больше, и число их постоянно растёт. В цели нашего подразделения не входит выявлять тех, кто брит или не брит: кто как хочет, так пусть и молится – речь идёт о тех, кто активно и открыто вербует». Эмоционально выступил и. о. начальника Карабудахкентского РОВД Гаджимурад Бекшев: «В Губдене погибли люди. Почему? Потому что они ненавидели тех, кто ушёл в лес. Ненавидели потому, что они всю нашу религию перевернули вверх ногами. Те люди, которые встали на этот путь, стали не ради религии, не ради Аллаха, а ради денег, которые они получают из-за границы. Две недели назад имам Карабудахкента, отвечая на вопрос «Можно ли работать в милиции?» (я приведу его слова в мягком изложении), заявил: «Нет». Что мы можем сделать в такой ситуации? В милиции сейчас работают принципиальные люди, если их перебьют, они потом и до вас доберутся, я вас уверяю» (“И до вас доберутся…”, № 18 от 1.05.2009 г.).
Разумеется, милицейские чины сами отнюдь не ангелы, и это надо учитывать. Заявления о том, что людьми, взявшими в руки оружие, движут исключительно корыстным мотивом, не выдерживают серьёзной критики. Но от этого, как говориться, не легче.
А вот цитата из другого документа, написанного уже гражданскими людьми, женщинами села Губден, потерявшими близких:
“Уважаемые женщины Дагестана! К вам обращаются матери, сестры и жёны села Губден Карабудахкентского района, на себе испытавшие всю горечь отчуждения и потери близких людей….
Длительное время определённая часть молодых людей нашего района, да, пожалуй, и всего Дагестана, попадают в психологическую и идеологическую зависимость к разного рода вербовщикам в ряды «лесного братства», главари которого самовольно присвоили себе право объяснять нашей молодежи, как надо жить на мудрой земле Дагестана, внушая ей, что давние традиции нашего интернационального народа изжили себя, что дагестанцы должны навести свой собственный порядок, не подходящий ни под какие законы светского государства и Конституцию.
Внушается мысль, что наведение нового порядка, даже если это будет стоить жизни десяткам и сотням жителей Cтраны гор, большая часть из которых молодые и талантливые, - главное условие перерождения Дагестана. «Учителя» разных мастей, часть из которых иностранцы, беззастенчиво и бессовестно используют наших детей, братьев и мужей в качестве пушечного мяса. Эти моральные уроды и изверги делают всё, чтобы яркий и гостеприимный край забыл о радости, любви и счастье, превратившись в жалкий народ, женщины которого не знали бы другого цвета головных платков, как только чёрного – траурного. «Лесные братья» и их хозяева, вовлекая наших детей в бессмысленную «войну», стремятся превратить нас, вольнолюбивых дагестанцев, в марионеток, которые беспрекословно как зомби будут убивать, взрывать и действовать с позиции силы…
Женщины Страны гор! Остановите своих сыновей, оградите их от трагедии, спасите их от ловцов человеческих душ, которым нет дела ни до нашей земли, ни до наших традиций, ни до разбитых сердец дагестанских матерей, сестер и жё
1. Алибекова Муслимат – мать убитого Магомедсултана Алибекова;
2. Ибрагимова Маликат – вдова лесника, депутата сельского собрания Губдена Садрудина Ибрагимова;
3. Трифтанида Елена – вдова Абдулмалика Магомедова, начальника Губденского ТПМ;
…Всего 11 подписей” (“Обращение женщин села Губден Карабудахкентского района”, “Свободная республика”, № 17 (166) от 24.04.2009 г.)
В этих строках трагической правды жизни больше, чем во всех писаниях заумных столичных аналитиков. В Дагестане действительно может разгореться гражданская война. И главная трагедия заключается в том, что известная часть дагестанцев, особенно молодёжи, вполне искренне разделяет идеи джихада.
Разделяет ещё и потому, что действующая власть за все эти годы так и не смогла по сути ничего предложить им взамен. Не дала никакой идейной альтернативы. Да и какая может быть альтернатива в стране нефтяных вышек и всепобеждающего гламура? Правда жизни заключается ещё и в том, что за идею её искренние подвижники готовы не только умирать, но и убивать. И исторических примеров тому масса: французские якобинцы, русские народовольцы, эсеры и большевики, итальянские фашисты и немецкие национал-социалисты. Идеи для них значат больше, чем жизни иных сограждан. В России молодые и активно недовольные, но идейно заблудшие, несозревшие идут в скинхеды, в Дагестане – в ваххабитские боевики. И те, и другие тоже готовы к пролитию своей и чужой крови. Но кто захочет проливать свою кровь ради тех, за кем нет вообще никакой идеи? За тех, кто давно выхолостил почти все идеи, низведя их до уровня фальшивого пиара?
Кровавое противостояние ведь пролегает не только по линии “милиция - ваххабиты”, но ещё и по линии “ваххабиты - традиционные”. Разумеется, названия здесь, во многом, условны. “Традиционные” – это не только сторонники ДУМД (Духовного управления мусульман Дагестана), но и примыкающие к ним мюриды известного шейха Саида-афанди Чиркейского, коих насчитывается не одна тысяча. Опираются эти “традиционные” по большей части на аварцев, ибо эта поддержка вызвана, в первую очередь, национальной принадлежностью их руководящего состава. В начале 90-х прежнее руководство ДУМДа отнюдь не было таким лояльным по отношению к действующей власти, как это наблюдается сегодня. Но после убийства в августе 98-го тогдашнего муфтия республики его преемники внешне выражает полную поддержку власть предержащим. Исламская оппозиция теперь – это так называемые ваххабиты, которые борются не только с властью, но и с традиционалистами.
Иногда приходится слышать возражения такого рода, что, мол, особенно драматизировать ситуацию в Дагестане не стоит. Да, ползучая война идёт, но в ней с обеих сторон людей гибнет в разы меньше, чем за год в автомобильных авариях по республике.
Людей-то, может, гибнет и меньше, да только вот политический резонанс от этого всё сильнее. Степень проникновения идей радикального ислама в дагестанское общество, в быт теперь значительно глубже, чем, скажем, пятнадцать лет назад. Она ведь не только количеством ушедших в боевики измеряется. Она измеряется количеством сторонников радикально исламского образа жизни. Скажем, раньше в Дагестане не жгли на площадях новогодние ёлки, не убивали гадалок и не разгоняли рок-концерты под крики: “Аллах акбар”! Зато теперь подобные проявления борьбы с “ширком” (то есть, язычеством, с точки зрения радикальных исламистов) происходят регулярно. И этим занимаются отнюдь не боевики. Здесь, скорее, мы имеем дело с неким подобием “исторического творчества масс”, хотя, разумеется, в масштабах Дагестана.
Разумеется, пивных, пьяниц, проституток и борделей тоже становится всё больше. Но и это вполне объяснимо. Мы здесь наблюдаем действие закона диалектики о единстве и борьбе противоположностей. Все эти, на первый взгляд, разновекторные социальные процессы есть прямые следствия распада традиционного горского общества.
Увы, но Муху Гимбатович так и не смог ничего им противопоставить. И не только им. Во многом, он сам оказался фигурой, зависимой от известных в республике людей и кланов. Об этом не принято говорить вслух, но в Дагестане есть люди, разумеется, занимающие высокие должности, как в министерствах, так и в администрациях городов, которые, по сути, являются эдакими удельными князьями, полноправными феодалами в своих вотчинах. Для них президентская вертикаль власти – понятие скорее аллегорическое. Муху Алиев не является безусловно признанным лидером даже среди родных ему аварцев. Например, Глава администрации Кизлярского района и друг Рамзана Кадырова аварец Сайгид Муртазалиев является неофициальным оппонентом президента и по умолчанию одним из претендентов на этот пост. Что характерно, именно его люди охраняли в феврале 2009-го Владимира Радченко. А ведь помимо Муртазалиева есть и другие аварские политики, наверняка имеющие президентские амбиции.
Уровень консолидации правящих группировок в республике низок. Дело здесь не только в полиэтничном характере Дагестана. Эффективная система управления республикой при президенте Алиеве так и не была создана – это главный вывод, который можно сделать по прошествии трёх лет его правления. Ведь ни одна стоящая перед ним проблема решена так и не была.
Помимо ползучей войны другим важным дестабилизирующим фактором в Дагестане, причём, во многом, её и порождающим, является вопрос социальный. Скажем, центральная площадь им.Ленина в Махачкале за последние пару лет превратилась прямо в майдан какой-то. Чуть ли не еженедельно на ней митинговали и митингуют недовольные со всех концов республики. Митингуют из-за земельных споров жители ближайших к городу посёлков, митингуют жители из дальних сёл, прорывались на митинг кумыкские сторонники кандидата в ректоры ДГПУ, митинговали даже недовольные сотрудники ДПС. Увы, информация об этом в федеральные СМИ практически не попадает. В сфере “социалки” положение в Дагестане аховое.
Коммунальное хозяйство республики находится в плачевном состоянии. Электрическое светопреставление в Махачкале зимой 2007-2008 гг. – это только лишь вершина айсберга. А сколько всего не попадает на страницы федеральных СМИ?!
Коррупция как свирепствовала, так и продолжает свирепствовать практически во всех сферах. В чиновничьем аппарате, в силовых структурах, в образовании. Такое впечатление, что в Дагестане все стремятся драть деньги со всех. Руководители силовиков обкладывают поборами подчинённых (об этом не раз и не два писалось в дагестанской прессе, в том же “Черновике”). Те, в свою очередь, безжалостно обирают попавших им в руки граждан. Устроиться на чиновничье место без взятки крайне проблематично. И если кому это и удаётся, то жизнь предстоит нелёгкая. На “белых ворон” коллеги смотрят косо, их чаще всего делают крайними, ибо рушить единичным положительным примером сложившуюся систему вымогательства – “не по понятиям”. В вузах, школах, детских садах руководство, как правило, сначала получает “на лапу” от кандидата на должность преподавателя – учителя – воспитателя, и лишь только потом подписывает приказ. Те же, в свою очередь, компенсируют затраты при трудоустройстве за счёт студентов, школьников и их родителей.
Разумеется, вся эта система сложилась задолго до утверждения Муху Алиева Народным Собранием РД в должности президента. Но за годы его правления ситуация не улучшилась ни на йоту, несмотря на то, что заявления о борьбе с коррупцией и клановостью имели в 2006-м статус программных. Разъедающая всё и вся коррупция была и остаётся, наряду с ползучей войной, главным бичом Дагестана. Для того, чтобы её победить, необходима тотальная смена практически всех без исключения правящих группировок.
Разумеется, президентской командой предпринимаются шаги для того, чтобы если не выправить ситуацию, то хотя бы создать видимость выправления. Скажем, полугодовая КТО в аварском селе Гимры в августе 2008 года, сама по себе вызывавшая ряд вопросов, наконец, завершилась возвращением села под юрисдикцию официальных властей. Формальным или реальным? Однако после завершения КТО почти никаких сведений из этой зоны не поступает.
Скандал с изгнанием из Дагестана главы УФНС Владимира Радченко кое-как замяли. Для того, чтобы заретушировать увиденный многими политиками в России антирусский подтекст этого ЧП внутри властной вертикали – хотя, в действительности он был там далеко не главным – на место Радченко был назначен бывший вице-премьер республики Николай Чичварин. Муху Алиев в одном из интервью так это и объяснил: мол, чтобы русские не чувствовали себя обиженными, в компенсацию им вместо Радченко будет назначен Чичварин. Напомню, что в феврале 2009 года сыр-бор разгорелся из-за того, кому де-факто контролировать налоговое ведомство. Национальный вопрос был здесь только предлогом. Кандидатура Николая Чичварина отвечала тем требованиям, которым не отвечал Радченко. Он хоть и русский, но не назначенец из Москвы, а местный, ни к каким этнокланам в силу национальности не принадлежащий, поддержки федерального центра не имеющий, а потому вполне удобный и предельно лояльный. В общем, вроде все довольны: и у российской общественности больше нет повода обвинять власти Дагестана в дискриминации русских, и во главе УФНС стоит отнюдь не чужой человек.
Но беда в том, что ни на что, кроме мер косметического характера нынешнее руководство республики не способно. И это опять-таки применимо не только к Дагестану, но и ко всей стране. Положение усугубляется ещё и тем, никаких приемлемых кандидатур на пост президента внутри самого Дагестана на сегодняшний день не просматривается. Приемлемых с точки зрения стратегических интересов России, разумеется. Нельзя забывать о том, что за спиной Муху Алиева маячат люди вполне определённого сорта, по сравнению с которыми опытный советский аппаратчик при всех своих минусах – это объективно едва ли не лучший вариант из всех остальных, ещё более худших. Я имею виду не только тех, кто имеет криминальное прошлое. В Дагестане подросло новое поколение политиков, получившее неофициальное прозвище “молодых ястребов”. Некоторые из них ассоциируются со вполне определёнными этническими группировками, прежде входившими в так называемый “Северный альянс” – оппозиционное объединение аварских глав районов по отношению к прежнему, даргинскому руководству республики. Их приход к власти в Дагестане лишь ещё более ухудшит положение.
Независимо от того, какое кадровое решение будет принято в Кремле в течение этого года, надо чётко представлять себе следующее. Останется Алиев на своём посту – всё так же и будет продолжаться неуклонное движение по кривой вниз. Будет назначен кто-либо на его место – велика вероятность, что падение в бездну будет ещё более стремительным. Выбирать-то ведь особо не из кого. В зависимости от того, на кого падёт гипотетический выбор Кремля, новый президент либо будет ещё более слабым и несамостоятельным, либо, наоборот, будет стараться реализовать кадыровскую модель управления, что в условиях полиэтнического Дагестана чревато междоусобной войной. Разумеется, порядочные люди в Дагестане не перевелись, но при нынешней властной вертикали они имеют абсолютно нулевые шансы оказаться в её главе. То же самое можно сказать и о современной России.
Надо помнить одно - без детально разработанной программы возвращения Дагестана к нормальной жизни, главной целью которой должно быть снятие республики с дотационной иглы, любые перестановки в высших эшелонах местной власти будут означать не выбор между хорошим и лучшим, а выбор между плохим и ещё более худшим. Стране давно осточертели бесконечные размены шила на мыло. Но разрабатывать, а тем более, реализовывать такую программу, равно как и программу возвращения русского населения обратно в кавказские республики к местам своего исторического проживания, видимо, предстоит совсем другим политическим силам. В другой России.
