Я прочитал книгу «Обитаемый остров» сразу же после выхода первого фильма.
И уже тогда меня поразило странное, неестественное развитие характера Гая Гаала.
В начале книги да и фильма он – смелый солдат, искренне преданный режиму Неизвестных Отцов. Под влиянием Максима в его душу начинают закрадываться сомнения. Он понимает, что Неизвестные Отцы действительно дурачат народ с помощью излучения своих хваленых Башен. Казалось бы, тут бы бывшему капралу Гвардии и перековаться – стать умным техничным подпольщиком. Наконец, возглавить повстанческое движение, стать правой рукой того же Максима. Но нет.
Во второй части книги (и фильм это тупо копирует) в характере Гай происходит слом. Он пускает сопли, кричит Максиму: «Я хочу умереть за тебя» и тому подобную ерунду. Конечно, это легко объясняется непреодолимыми тоталитарными комплексами, сломавшими хрупкую психику юноши, но ведь это не правда. Даже с учетом излучения Башен, прекращающих людей в орущие овощи, характер Гая слишком изуродован. Да его и убивают быстро – видимо, авторы не знают, что с ним делать.
Представьте себе, например, Атоса, ползающего в ногах Д'артаньяна с воплями: «Я хочу умереть за тебя»? Не представляется? То-то и оно-то.
Конечно, героям не самой лучшей книжки Стругацких далеко до персонажей бессмертного романа Дюма. Но всё же логика в их действиях есть. Как и логика в действиях самих Стругацких, укокошивших своего героя на пустом месте.
Дело в том, что «Обитаемый остров» - порождение интеллигентско-спецслужбисткой утопии. Код этого мира – избранность. Непреодолимая пропасть между теми, кто избран и… просто «людьми».
На этом строится вся концепция люденов – сверхсуществ, которые получаются из обычных людей в результате случайной мутации. Но только не у всех она есть, эта мутация. Вспоминается старый анекдот. Блондинку спрашивают: «Какова вероятность, что мы сейчас увидим крокодила?». Она отвечает: «Пятьдесят на пятьдесят». «Это как?» - удивляется вопрошающий. «Либо увидим, либо нет».
В мире Стругацких можно быть либо избранным либо нет и третьего не дано. Причем избранничество полностью случайно и находится вне человеческой воли.
А раз так, судьбы мира могут вершить только «людены» и их разновидности. Причем идеал правления всегда один и тот же – тайная власть. Быдло даже не в курсе, что им правят избранные, испытывающие сложные духовные проблемы.
Правда, у Стругацких между избранными всегда идет борьба. Одна фракция («спецслужбы») предлагает строить «коммунизм» медленно и мучительно. Постепенно резать хвост (а также остальные части тела) кошке. Другие («интеллигенты») предлагают решить всё одним ударом. Дескать, чего с дураками-быдлоидами цацкаться. Всех расстрелять и будет коммунизм!
Разница между фракциями, впрочем, не велика. И те и другие прогрессоры. И те и другие объединены представлением о собственной избранности. И те и другие считают, что управляемые ими миры никак нельзя оставить в покое. Причем ни к какому прогрессу управляемых они, конечно, не ведут.
Тот же Странник в финале «Обитаемого острова» орёт что-то про инфляцию и про то, как он 20 лет готовил перемены. Да за 20 лет, дорогие друзья, можно превратить любую первобытную страну в среднеразвитое общество. Современный нам Китай тому порукой. Нет никакой необходимости годами и десятилетиями «готовить почву для реформ». Так мог думать какой-нибудь Андропов. И когда реформы начались, он мог убедиться, что не готово решительно ничего. «Мы не знаем страны, в которой живем», сказал он и умер. Эти слова можно считать его политическим завещанием.
Поэтому столкновение Максима и Странника – это не борьба правительства и оппозиции. Нет, это борьба в одном и том же правящем лагере. Разногласия касаются простого вопроса – как лучше эксплуатировать подвластное быдло. «Только надобно решить, как вольней тебя решить, оглоушить канделябром иль подушкой задушить».
Именно поэтому судьба Гая Гаала предрешена.
В самом деле, он – «быдло». То есть не землянин. И не выродок (это местечковый, инопланетный аналог избранных). А «простой парень, как ты или я». А значит развитие этого характера по определению блокировано. «Стена».
Любопытно, что в западной фантастике, которая использует идею избранности на полную катушку, проблема решается иначе.
У Стругацких избранные – избранные «вообще». Это просто их неотъемлемое свойство. Если точнее, они избранны для власти и ни для чего более. «Господа по природе». Но на Западе это работает по-другому. Например, знаменитый Фродо – несомненный избранный. Но он избранный не «вообще». Просто он единственный человек, точнее, хоббит, который может отнести кольцо Всевластья к месту его уничтожения и уничтожить. Его избранность проявляется только и исключительно в этом.
И его, конечно же, можно убить. В отличие от него в Максима Каммерера стреляй не стреляй – все бестолку. «Пули вышли». Это почти бессмертие.
Если улыбнуться и экстраполировать мир Толкиена на мир «Обитаемого острова», то мы с удивлением обнаруживаем, что Максим – это, конечно, Фродо. Такой же волшебный лопух, который жил себе не тужил в норе, а потом ринулся совершать подвиги. Странник – это конечно Гендальф. Константин Крылов уточнил, кстати, что Гендальф работает на Интеллиджент Сервис. Похоже на то. А вот Гай по той же логике должен быть Арагорном.
Действительно, когда Мировое зло провалится обратно в свой Ад, и на земле восторжествует Добродетель, власть должна перейти к людям. «Англичане», стоявшие за Гендальфом, это всегда хорошо понимали. Еще лучше это понимает Запад, который крайне редко навязывает «тайную власть» по модели, похожей на модель Стругацких, но зато активно учреждает самоуправление на подвластных территориях.
Ох, приземлись на Саракше американские астронавты, туго пришлось бы странникам, максимам и прочим люденам. Ждала бы их бесславная участь – оранжевая революция против режима Неизвестных Отцов и вступление Саракша в НАТО.
Правда, революция на Саракше после краха Башен происходит, да что толку – власть земных прогрессоров остаётся неизменной.
Так что вовремя Стругацкие убрали Гая Гаала. В их элитисткую логику данный персонаж и впрямь вписывался плохо.
Но сведение сюжета к спецслужбистко-интеллигентской интриге начисто убивает и фильм и роман. К чему нам спор богов между собою? Если народ не двигатель истории, то никакого коммунизма не будет в принципе, ибо идеального справедливого общества нельзя достичь путем аппаратных интриг в закрытых кабинетах.
Кольцо Всевластья нужно уничтожить. Герои Стругацких же, не понимая этого, долго и нудно борются за обладанием им. Не потому ли все воспетые ими Максимы и Руматы рано или поздно обнаруживают на своих руках «нет, не кровь – сок земляники»?
Их всех, морально и физически, убивает и развращает неограниченная власть над народами покоренных планет. «Моя прелессссссссссссссссссть».
