Начавшийся всемирный передел собственности, названный за неимением иного названия «кризисом», внёс в мировую политику изрядную пикантность. Стало ясно, что в ближайшие десятилетия из ведущих мировых игроков будет доминировать тот, кто с наименьшими потерями их выйдет из мирового кризиса. — То есть именно тот, кто сможет максимально эффективно перераспределить мировой богатство в свою пользу.
Теперь уже, кажется всем очевидно, что неприкосновенность собственности — вещь условная даже для западного мира, где, казалось бы, ещё недавно она была неприкосновенной «священной коровой». Резкие изменения курсов валют, конструирование новых финансовых инструментов, позволяющих делать огромные состояния «из воздуха», перенаправление денежных потоков и потоков заимствований означает на деле ни больше, ни меньше, чем свободу отнимать чужую собственность. В наилучшем случае это происходит по правилам, который ты сам и установил, а в наихудшем — по правилам, которые установили другие…
Как нами было написано ещё до обвала бирж: иного пути обеспечить себе опережающее развитие, кроме использования чужих ресурсов в своих целях, на сегодняшний день просто не существует. Государства, способные к надуванию экономического пузыря, получают конкурентное преимущество в виде доступа к мировым финансовым ресурсам.
Ну а существовавшая до кризиса система распределения благ держалась лишь на военном превосходстве одной группы стран над остальными.
Когнитивный диссонанс, порождаемый несоответствием амбиций потребления и военных возможностей эти амбиции поддержать без риска большой войны, порождает дьявольскую активность дипломатии, кучкование стран во всевозможные блоки, «брики» и «шосы», «семёрки», «восьмёрки» и «двадцатки». Последнее в ряду подобных изобретений: так называемая «Большая двойка», — пропагандируемый союз по интересам между двумя крупнейшими мировыми экономиками, США и Китаем.
Идея этого политического объединения была высказана в США в конце президентства Буша. Тогда оно было остроумно названо «Химерикой« (Chimerica) — от объединения английских слов «Китай» (China) и «Америка» (America). Конечно, такое название наводит на мысли о химерических свойствах результата скрещивания ежа с ужом, однако отнюдь не опровергает самой возможности подобного союза. «Цветочки» американского благоденствия на горбу трудолюбивого китайского рабочего превратились в «ягодки». Уже в феврале 2009 года новый госсекретарь США миссис Клинтон первый свой большой визит за рубеж сделала в Пекин. Там она умоляла китайцев не прекращать покупку американских государственных облигаций, ведь выпуск новых облигаций необходим для реализации планов по оздоровлению американской экономики.
Что потребовали китайцы взамен — вопрос крайне интересный. Предыдущая администрация, казалось, сознательно злила Пекин, укрепляя военные отношения с Тайванем и препятствуя «объединению великой китайской Родины». Китай даже разорвал военные контакты с США по этому поводу. Теперь эти контакты американцы в спешном порядке восстанавливают. Ход переговоров американцев в Пекине — государственная тайна, однако даже поверхностная политическая герменевтика делает её секретом Полишинеля.
Нетрудно догадаться, что Китай кровно заинтересован в согласии США на «мирное объединение Родины», — то есть на постепенное невоенное поглощение Тайваня континентальным Китаем. Для этого американцам достаточно было бы намекнуть в Тайбэе, что их судьба решена, и военная помощь Америки и поддержка в случае вооруженного конфликта им впредь не гарантирована. Остальное дело дипломатической техники: найти «формулу объединения», которая позволила бы слабой стороне, а также американцам, сохранить своё лицо.
Следующий предмет китайской заинтересованности — торговля оружием и технологиями. Пекин заинтересован в возобновлении в полном объёме того уровня взаимоотношений, который существовал у него с Западом на пике Холодной Войны в 70-80-е годы. Этот период завершился тогда, когда в Вашингтоне осознали, что Холодная Война с Россией окончена, и помогать Китаю более нет никакой разумной причины. Поводом для пересмотра отношений, как известно, послужили события на площади Тянаньмэнь. Вскоре США не только прекратили экспорт вооружений и передовых технологий в Китай, но и заставили своих европейских союзников и Японию, а потом — и Израиль, последовать за ними.
В результате этого поворота Китай оказался опять, как и в 50-60-х годах, зависимым от импорта вооружения и военных технологий из России, — страны с которой он граничит, и с которой у него уже были в прошлом вооруженные конфликты. Правда — небольшого масштаба. Эта страна, к тому же, активно вооружает китайского соперника и соседа: Индию. Ещё большее раздражение китайцев вызывает тот факт, что российское оружие, поставляемое в Индию, имеет значительно более высокие характеристики, чем продаваемое Пекину.
Естественно, такое положение в долгосрочной перспективе не могло устраивать Пекин, и всё это время он активно добивался восстановления военных связей с западными государствами. Со странами ЕС ему это почти удалось, когда Франция выступила за отмену ограничений на ВТС с Китаем, однако вмешательство США не позволило европейцам принять такое решение.
Отметим, что у стран Европы из-за их удаленности и слабой вовлеченности в тихоокеанскую политику отсутствуют серьезные военно-политические трения с Пекином, и продолжающиеся ограничения в торговле между ними носят в значительной мере идеологический характер и отражают зависимость Европы от решений, принимаемых в Вашингтоне. Если теперь, в контексте улучшения американо-китайских отношений эти ограничения были бы сняты, Китай оказался бы в чрезвычайно выгодной ситуации. Перед ним открылся бы рынок передовых технологий и новейшего западного оружия, и эта страна смогла бы тратить свои огромные запасы валюты на их приобретение. На фоне кризиса и падения цен на продукцию западных стран им сейчас особенно невыгодно отказываться от торговли с Китаем.
Следующее направление китайской заинтересованности — это принятие Китая членом уже существующих эксклюзивных международных клубов, либо формирование новых объединений, в которых Пекину удобно было бы войти. Последний вариант, по всей видимости, больше бы устроил обе стороны. Новый формат «двадцатки» — один из примеров движения в данном направлении, однако состав участников «двадцатки» недостаточно эксклюзивный для заявляемых амбиций Пекина.
Другим американским предложением, идея которого недавно была запущена в печать с целью зондирования международной реакции, явилась новая «Большая тройка»: США-Китай-Индия. Такую конфигурацию предложила недавно организация «Asian Foundation». — Эта организация, если верить рассекреченным документам ЦРУ, является филиалом ЦРУ. В последнем случае Америка заменила бы Россию в качестве угла геополитического треугольника, двумя другими углами которого являются Индия и Китай.
Особенности китайской политики, однако, состоят в том, что китайцы крайне плохо «покупаются» на идеологические приманки и видимую «эксклюзивность». В отличие от российского руководства, которое полтора десятилетия удерживалось в поле влияния США при помощи таких вот «червячков», для Пекина важнее возможность реального участия в принятии решений. Например, в принятии решений, касающихся будущего мирового экономического миропорядка. Предложенный формат «Большой двойки»: G2, «Химерики», или даже «Большой четверки» (США-Китай-ЕС-Япония) мог бы стать наиболее эксклюзивным мировым экономическим форматом на ближайшее десятилетие. Соответственно, интересы других крупных экономических игроков, таких, как Россия, Индия и Бразилия, были бы в значительной мере маргинализированы.
Соответственно, если бы события продолжали развиваться в описанном направлении, первым пострадавшим была бы Россия. Честолюбивые амбиции российского руководства оказались бы подорванными. Форматы политического диалога, вхождением в которые Москва могла гордиться, такие как «Восьмёрка», «7+1», «Большой треугольник», БРИК, оказались бы разрушенными или отодвинутыми на обочину мировой политики.
«ТРОЯНСКИЙ КОНЬ» РОССИИ
В плане двухсторонних отношений с Китаем цена для Москвы также была бы высока. Она лишилась бы монопольного положения на китайском рынке вооружений. Уже сейчас китайские закупки российского оружия значительно сократились. Однако поставки запчастей и амбициозные планы Пекина по развитию военного флота дают некоторую надежду на то, что сокращение будет временным и не перейдет в тотальное свертывание.
Сотрудничество с Пекином долгое время позволяло Москве в определенном смысле контролировать технологическое развитие китайского ВПК. Россия в последние два года отказала Пекину в заявках на приобретение сухопутных систем вооружения, стремясь не допустить угрожающих её рубежам укрепления сухопутной и военно-воздушной составляющих китайских вооруженных сил. Китайцы обиделись и приостановили контакты на некоторое время.
Теперь очевидно, что в случае возобновления ВТС Китая с западными странами, российское влияние на формирование китайских ВС сократится. Китайцы, скорее всего, предпочтут европейское оружие уже потому, что Россия числится в потенциальных противниках, и для них лучше, чтобы противник не знал, как устроено оружие и каковы его сильные и слабые стороны. До сих пор Россия поставляла в Китай лишь экспортные, значительно ухудшенные по своим характеристикам варианты своих систем. Это давало возможность российским генералам «держать руку на пульсе».
Так, поставленные в Китай системы противовоздушной обороны С-300 — полностью российского производства, другими словами в случае вооруженного конфликта российский генштаб будет иметь в руках все необходимые сведения для взлома системы китайского ПВО. Хотя официально Россия выступает за отмену всяких ограничений на торговлю с Китаем, однако с точки зрения российских интересов, лучше было бы, что бы этого в ближайшее время не произошло.
КОНЕЦ «МЕДОВОГО МЕСЯЦА»
Следующий пострадавший от американо-китайского сближения — Индия.
Ещё пару месяцев назад в Дели оценивали перспективы американо-индийских отношений в крайне оптимистическом, если не сказать эйфоричном, духе. В особенности англоязычная «общественность», была охвачена проамериканским энтузиазмом, англоязычная печать — полна статей, в которых превозносились американское вооружение и американские технологии, и наоборот, подчеркивались трудности взаимоотношений с Россией, невыполнение российской стороной контрактов, затягивание сроков и односторонний пересмотр соглашений. Также обращалось немало внимания на то, что Россия якобы привязана теперь к китайскому рынку и политически зависима от Пекина в своих действиях.
После визита госсекретаря Клинтон в Китай статей с критикой российско-индийского военно-технического сотрудничества исчезли, журналисты и политики как в рот воды набрали. Оказалось, что повторение китайско-американского «медового месяца» — вовсе не фантастика. Более того, получается, что Китай не Россию, а именно США «держит за мошну». Такого развития события в Дели никто не ожидал. Прозападная часть индийских политиков всерьёз надеялась, что Индия способна стать привилегированным союзником США. Они буквально поверили Бушу, когда тот пообещал в позапрошлом году помочь Индии стать мировой державой. Теперь же настоящий шок в индийской политической элите вызвало решение администрации США затормозить реализацию важного контракта с Индией в сфере военно-технического сотрудничества, касающегося военно-морских сил Индии. Какой всё-таки переменчивой может быть мировая политика! И какой беспредельно разочаровывающей…
В настоящее время Индия вместе с Россией и Китаем перечислена в списке наибольших угроз Америке в будущем столетии. Но если для Китая, похоже, новая вашингтонская администрация «за умеренную плату» готова сделать исключение, для Дели наоборот, наступают трудные времена. Мы уже писали ранее об эфемерности американо-индийского сближения. На самом деле у США с Индией проблем больше, чем с Китаем именно из-за сходного, демократического, внутреннего устройства. Индия не может так, как Китай, закрывать глаза на бедность своего населения и покупать при этом американские ценные бумаги, или, как Россия, переводить в США значительную часть резервного фонда. Слишком динамична индийская внутренняя политика, и на каждую лишнюю рупию найдется в Индии желающий.
Таким образом, Индия в недалёкой перспективе — один из конкурентов США, активный потребитель, желающий оттянуть себе как можно больший кусок мирового богатства. Если учесть, что население Индии уже теперь больше китайского и продолжает расти быстрыми темпами (в отличие от Китая), можно вполне понять озабоченность Вашингтона индийскими аппетитами и его стремление найти на Индию управу.
Во времена президентства Буша-младшего такая уздечка, казалось бы, была найдена: Индии было предложено поучаствовать в антикитайском блоке: «четырёхугольнике» из наиболее верных тихоокеанских союзников США — Японии и Австралии. Идея провалилась, поскольку в Индии нашлись трезвые головы, разгадавшие нехитрый замысел Вашингтона, состоявший в стремлении побороться с Китаем индийскими руками.
Наоборот, в ответ на попытки Вашингтона столкнуть Дели с Китаем, Индия начала развивать собственные связи с Пекином ещё более активно, демонстрируя свой нейтралитет в американо-китайском противостоянии. Впервые в истории две страны провели совместные сухопутные и морские манёвры. Индия также продолжила осторожное политическое сближение с ШОС, где Китаю принадлежит вместе с Россией решающий голос.
Впрочем, Вашингтон также не реализовал многого из того, что от него ожидали в Дели, прежде чем давать согласие на более тесные военно-политические взаимоотношения. Так, США продолжили широкомасштабную военную помощь Пакистану. Эта помощь выражалась в миллиардах долларов, временами приближаясь по своему объёму к помощи США Израилю.
Частично продолжающуюся помощь США Пакистану можно объяснить нежеланием потерять этот рынок и влияние в Исламабаде в пользу Пекина. Действительно, Китай активизировал собственные контакты с Исламабадом и предложил свои самолеты в дополнение или даже в качестве альтернативы американским Ф-16. Кроме того, Пекин продолжил строительство стратегического порта на побережье Индийского океана в пакистанском Белуджистане. Через этот порт Пекин намеревается не только получить морскую и разведывательную базу, но и расширить торговлю, в том числе и нефтепродуктами, — сухопутная дорога через Каракорумское шоссе ведет от пакистанского побережья прямо в Китай.
Также продолжающаяся афганская операция требует от Вашингтона пристального внимания к капризам своего давнего союзника Исламабада. Однако, было бы неправильно объяснять продолжающиеся активные контакты США с Пакистаном одним лишь желанием не допустить роста влияния там Пекина. Индийская гегемония в Южной Азии должна заботить американцев не меньше, а даже больше китайской. Ведь Индия, в случае обострения борьбы за ресурсы, и по мере укрепления своих вооруженных сил, станет ближайшей к ближневосточному источнику углеводородов военной сверхдержавой. Державой, имеющей практически неограниченные людские ресурсы, и при всём при этом — маргинализованной на поле международной политики не без участия самого Вашингтона.
Характерно, что именно американцы были против принятия Индии как полноправного члена в группу поставщиков ядерного топлива. Даже Пекин — традиционный соперник Индии и критик её ядерной программы, согласился принять туда Дели на общих условиях. Но именно Америка — стала последней страной, давшей на это своё согласие, оформленное в виде известного и очень запутанного двухстороннего «Договора-123». До самого последнего времени Вашингтон был и против введения Индии в состав постоянных членов СБ ООН. Даже если когда-нибудь это случится, право вето для Индии остаётся под большим вопросом.
Таким образом, совместная активность Вашингтона и Пекина в Исламабаде в случае нового союза между ними может быть легко преобразована в совместные усилия двух стран по сдерживанию Индии и союзной ей России. Собственно, таким оставался смысл американо-китайской активности в Пакистане начиная с 1962 года, после пограничного конфликта Индии и Китая.
Полезно вспомнить и о том, как через 9 лет после этой пограничной войны, в 1971 году, в ответ на индийские действия по спасению гражданского населения Восточной Бенгалии от пакистанского геноцида американский флот с ядерным оружием на борту вошел в воды Бенгальского залива. Тогда по дипломатическим каналам американцы намекнули Дели на возможность применения против Индии атомного оружия. У индийцев очень хорошая память на подобные эпизоды, которые они склонны считать рецидивами колониальной политики.
Как известно, в 1971 году прибывшая из Владивостока советская тихоокеанская эскадра стала на рейде между американским флотом и Калькуттой, что дало возможность индийским генералам провести блестящую операцию по принуждению Пакистана к миру.
В дальнейшем в разгар «холодной войны» США и Китай распределили роли следующим образом: Китай помогал Исламабаду разрабатывать ядерное оружие и даже продал технологию изготовления ракет-носителей. А США в это время закрывали глаза на эти «происки маоистов», снабжая Исламабад обычными вооружениями. Таким образом, китайская и американская политика в Южной Азии уже очень давно координирована и традиционно направлена на сдерживание Дели, как самостоятельной угрозы, и как естественного союзника Москвы.
ДЕТИ РАЗНЫХ НАРОДОВ
Однако наиболее пикантной темой, которая должна беспокоить, как Индию, так и Россию, является возможный тотальный разворот американской политики лицом в сторону исламского мира. И дело тут не только в семейном происхождении Обамы, хотя и это может иметь некоторое значение. Главное то, что по большому счету у Америки нет кардинальных противоречий с исламским миром.
Более того, этот мир в большей степени дополняет США экономически, чем любая другая цивилизация. Действительно, Европа, Япония, Индия, Китай и даже Россия — претендуют или в скором будущем смогут претендовать на то, чтобы оттеснить США с их «экологической ниши» поставщика технологий, стандартов жизни в обмен на возможность беспрепятственной экономической «развёрстки» путем бесконечной эмиссии резервной валюты и своих долговых обязательств.
Суть последнего кризиса в том, что США всё время пытались экспортировать свои «моральные ценности» в обмен на ценности реальные. Такое небескорыстное «донорство морали« может поддерживаться лишь военной силой либо её угрозой.
С исламским миром такой проблемы у США нет. Эти страны готовы продолжать оставаться придатком американской экономики в обмен на согласие США оставит в покое их культурно-политическое устройство. Чрезвычайно консервативное общество не позволяет развивать в наиболее населенных исламских государствах технологии и современную инновационную экономику.
США также не граничит ни с одной исламской страной, в Западном Полушарии вообще нет таковых. Поэтому риск пограничных столкновений полностью отсутствует. Наоборот: исламские страны находятся поблизости с такими потенциальными конкурентами США, как Россия, Китай, Индия, и имеют с ними территориальные и идеологические трения. Как мы уже писали ранее, это дает США реальную возможность в случае необходимости провоцировать разного рода «управляемые конфликты», с целью задержать экономическое развитие и ослабить конкурента. Предчувствие локальной войны не покидает нас и теперь.
Также очевидно, что последовавший за событиями 11 сентября обострение отношений США с исламским миром оказалось крайне невыгодным ни одной, ни другой стороне, и это факт уже осознан. Американские аналитики отмечают, такие, как Збигнев Бжезинский, отмечают, что занятая борьбой с «исламским экстремизмом» Америка упустила политический рывок России, поднятие Китая и Индии, а также — отчуждение Старой Европы. Теперь, когда вся модель взаимоотношений США с миром подвергается жесткому испытанию мировым финансовым кризисом, США уже не могут позволить себе пикетирование с наиболее перспективными из своих союзников — исламскими государствами. Тем более, когда ещё свеж опыт взаимодействия с исламскими радикалами в Афганистане, а затем — на Балканах с целью ослабления позиций СССР а затем и России, и вовлечения геополитического конкурента в серию неблагоприятных локальных войн.
Координация политики США и Китая в исламском мире также возможна. Ведь у Китая — прекрасные взаимоотношения с большинством исламских стран, особенно с теми, которые группируются вокруг антииранской группы Турция-Саудовская Аравия-Пакистан. Теперь, когда ситуация в самом Пакистане грозит ухудшиться по внутренним причинам, у США и Китая ещё больше поводов пойти на сближение, чтобы совместно подготовиться к состоянию политического вакуума в этой ядерной стране.
Следующий очаг американского беспокойства — Афганистан. Новый президент заявил о своей решимости добиваться перелома ситуации в этой стране в пользу Америки. Пока что ситуация там только ухудшается, американские линии снабжения подвергаются атакам даже на пакистанской территории. Одновременно Россия и её среднеазиатские союзники выступают со всё более тяжёлыми для США требованиями за сохранение американского права на базирование и транзит грузов в Афганистан.
Обама не может не понимать, что в Афганистане США оказались заложниками российской доброй воли, и лихорадочно пытается найти альтернативу. По последним сообщениям, в Вашингтоне даже готовы подключить к афганскому урегулированию Иран, и использовать для поставок грузов в Афганистан территорию этой страны. Естественно благосклонность Пекина в афганском вопросе Обаме не помешает. Имея меньше, чем у России, проблем с наркотраффиком и незаконной миграцией, китайцы могут быть менее критически настроенными к последствиям американского присутствия в этой стране.
Подобный разворот американской политики от «борьбы с терроризмом» в сторону Китая и исламского мира Россия должна неизбежно воспринимать, как угрозу. Как было неоднократно отмечено комментаторами, политика демократической администрации может оказаться более неприятной для Москвы, чем политика Буша-младшего. И когда в Кремле говорят о «новых угрозах» и необходимости крепить оборону перед угрозой неопределённого развития событий, то имеется в виду и неопределённость американского курса относительно Китая и мусульманских государств. Возможно, предстоящая американо-российская встреча на высшем уровне и поможет сблизить расхождения, однако пока озвучены в основном лишь «добрые намерения» добиться «перезагрузки» двухсторонние отношения.
СНВ-1 И ПРО
Неопределенность американской политики в Азии усиливает подозрения Москвы по отношению к стратегическим военным программам США. Две стороны уже заявили расходящиеся позиции по проблеме контроля над ядерным вооружениям. Администрация Обамы распустила слух о намерении предложить России сверхглубокие, до 80% сокращение взаимных порогов стратегических ядерных арсеналов.
Но, как хорошо известно: мирными инициативами может быть вымощен и путь к войне. После августовской «Пятидневной войны» в Москве вообще, как кажется, смирились с мыслей, что войны случаются именно там, где их меньше всего ожидаешь. Поэтому ко всякого рода неожиданным проявлениям миролюбия следует относиться с крайней осторожностью…
В нынешней ситуации американское предложение о глубоком сокращении ядерных арсеналов может Москву только раздражать, ведь США не отказываются от строительства системы стратегической ПРО. Все предыдущие договоры по ограничению стратегического оружия, ОСВ-1 и ОСВ-2, заключались Москвой в предположении, что США будут соблюдать весь комплекс договоренностей, включая обязательства не создавать системы стратегической ПРО. Но, как известно, предыдущая администрация из этого договора вышла. Когда американская стратегическая ПРО реально заработает, Российским РВСН понадобиться большое число боеголовок и носителей для её преодоления.
Тем не менее, отличие любых «мирных предложений», даже самых демагогических, в том, что их невозможно отвергать с порога без существенных имиджевых потерь. Поэтому, как нам представляется, на Смоленской площади были разработаны другие варианты ответа. Уже в марте 2009 российский министр иностранных дел объявил, что Россия не собирается продлевать действие договора СНВ-1, срок которого заканчивается в конце года. Мотивируется это тем, что стороны и так сократили свои арсеналы с избытком. Однако, в этом заявлении может быть и другой смысл: Россия не хочет себя больше связывать никакими новыми договоренностями по стратегическому оружию до тех пор, пока США не определятся со строительством своей ПРО.
Предложила Россия и ограничить размещение средств ядерного сдерживания национальной территорией. Это было бы крайне выгодно России из-за её большей территории и традиционного акцента на развитие грунтовых ракетных комплексов. Из Вашингтона на это предложение пока не ответили.
Из США тем временем расползаются слухи о готовности предложить России обмен: «Иран на ПРО». На самом деле Иран отнюдь не находится у России «в кармане». То, что подразумевают американцы, это добровольный уход России из Ирана, свертывание интересов Москвы, чтобы она не мешала Вашингтону устанавливать «новые отношения» с режимом аятолл. Достаточно одного неверного шага Москвы, одного отказа под нажимом от уже заключенных с Ираном сделок, и Россия окончательно будет записана в ненадёжные партнеры. Ведь внутри иранского руководства идет борьба между прозападными политиками и политиками, ратующими за более независимую ориентацию страны. Те люди, которые теперь внутри Ирана выступают за тесные отношения с Москвой, будут опозорены, их политическая линия подорвана. У их противников появится убедительная аргументация в пользу того, чтобы улучшить отношения в США даже ценой уступок.
У иранских противников российско-иранского сотрудничества имеется достаточно веских аргументов. Почти полтора десятилетия не ослабевает раздражение иранских политиков по поводу принятого под нажимом США обязательства Москвы свернуть ВТС с Ираном (меморандум Гор-Черномырдин). Десять лет понадобилось Москве для того, чтобы восстановить доверие и начать с этой страной полномасштабное сотрудничество. Иран наконец-то начал покупать в значительных объемах российскую высокотехнологическую продукцию — вооружение, энергетическое, транспортное оборудование и гражданскую авиатехнику. Близок к запуску реактор в Бушере. Теперь же американцы предлагают всё это задёшево свернуть в обмен на два-три опорных объекта ПРО в Европе.
К тому же, Иран — опора Москвы в исламском мире и единственная страна на Ближнем Востоке, способная сопротивляться ваххабитскому экстремизму. Как известно, шииты и ваххабиты закляты враги. В другой стране-союзнице Москвы — Сирии — шииты не обладают большинством, и их режим может быть легко опрокинут без иранской поддержки. Превращение Ирана в клиента Соединенных Штатов, то есть, возвращение к ситуации до исламской революции 1979 года, означало бы для Москвы опасность формирования исламского антироссийского блока государств на её южных границах и возможную потерю другого союзника в Восточном Средиземноморье — Сирии.
Учитывая все это, можно с уверенностью прогнозировать отказ Москвы от сделки «Европейское ПРО на Иран» в любой возможной форме. Вместо этого Москва может предложить США обменять своё согласие на глубокие сокращения ядерного арсенала на новый обязывающий договор по ПРО. Последнее заявление Лаврова об отказе продлить договор СНВ-1 можно расценивать, как публичный намёк на необходимость учета интересов Москвы в сфере ПРО.
Если попытки Москвы договориться с Вашингтоном о будущем режиме ограничения стратегических вооружений окончатся неудачей, Россия окажется в достаточно сложной ситуации. Продолжающийся кризис и неудачи в Афганистане и Ираке пока что связывают руки Америке. Но если Россия выйдет из кризиса более ослабленной экономически, чем США, американцы в следующее десятилетие постараются взять Россию «на измор», раскручивая маховик гонки вооружений. Это довольно предсказуемо с их стороны, поскольку подобной стратегией они пользовались уже неоднократно, и в их глазах она представляется эффективной. Если при этом на их стороне оказался бы и Китай с исламским миром, России пришлось бы параллельно думать и об этих угрозах. Вдобавок ко всему, Россия могла бы легко оказаться втянутой в новые локальные войны, которые развязали бы проамериканские режимы против российских региональных союзников. Этим союзникам пришлось бы помогать по крайней мере деньгами и оружием.
Таким образом, цена обамовского разворота внешней политики может быть для России достаточно велика. Как мы уже разъясняли в одной из своих предыдущих статей, противостоять глобальной силе, основываясь лишь на локальных и региональных ответах, невозможно. Такая стратегия неэффективна. В условиях глобализации проекция силы становится мировой и не ограничивается континентами и театрами. Поэтому российская контр-стратегия также должна основываться на глобальном ответе. Но возможна ли она в принципе?
В этой связи обращает на себя внимание высокая активность ВМФ России в 2008 году и настойчивые попытки выстроить зону влияния Москвы в Западном Полушарии. Такая зона влияния, как и океанический флот, послужили бы звеньями новой выстраиваемой Москвой системы глобальных контругроз (или «угроз» — на языке противника). Если такая система была бы создана, руки заокеанской сверхдержавы были бы связаны страхом за свои собственные рубежи.
Пока что американцы не очень верят в решимость Москвы угрожать их непосредственным границам. Для того, чтобы они поверили, Москве придется искусственно создавать прецеденты угрожающего поведения, что не вполне вписывается в миролюбивую традицию московской дипломатии, однако в новых условиях может казаться единственным эффективным методом ad hoc. Ведь, как давно было сказано, невозможно поддерживать сдерживающий потенциал, не приводя периодически свои угрозы в исполнение.
Сейчас в печати живо обсуждается вопрос о том, каким образом США будут выходить из кризиса, и не появится ли у них соблазн разжечь достаточно крупный военный конфликт в зоне российских интересов, чтобы списать на него собственные экономические трудности. В случае подобного развития американцы постарались бы, чтобы Москва осталась без союзников, в максимальной политической изоляции в особенности — без поддержки Китая или даже без уверенности в его нейтралитете. Появление российских кораблей и пунктов базирования в Карибском море способно отрезвить многие горячие головы в Вашингтоне и отвадить американцев от рискованных авантюр в Восточном полушарии.
Впрочем, вполне возможен и совершенно иной вариант. Если списание астрономической американской задолженности будет происходить через девальвацию доллара и гиперинфляцию, а также другие односторонние действия Америки, конфигурация глобальных интересов опять может измениться. Союз с Китаем более не будет столь ценен для США. Да и сами китайцы в таком случае будут разочарованы американской экономической политикой. Если рынок США значительно сузится, американцам придется усилить протекционизм. В этом случае Китай и США перестали бы быть взаимодополняющими экономиками, и вступили бы в новую фазу острой конкуренции за рынки сбыта. Следует быть готовым и к такому повороту событий.