Как начинаются реформы? Как мы все себе представляли грядущие реформы в 80-е годы? Мы думали – вот придет кто-то умный вместо Брежнева и начнет реформы и жить нам станет хорошо. Ведь так все просто, тут чуть-чуть подправить, тут улучшить, а это убрать и т.д.
Мы жили в социальном государстве, и все проблемы гасились именно тем, что это было социальное государство, направленное на защиту интересов большинства.
И это государство было выстрадано огромной кровью и жертвами нашего народа, оно выросло из кровавого антирусского режима, из сталинщины, страна постепенно возвращалась к нормам цивилизации.
Напоминаю о том, что громадное большинство людей не хотело уничтожения СССР, не хотел этого и я. Нужно же понимать, что противоборство с Западом было основой нашей жизни. Да, небольшая часть людей в России желала победы Запада, боготворила Запад, какая-то часть ненавидела Запад, как страшную и темную силу. Большинство же испытывала странные чувства любви-ненависти к Западу. Думаю, что во многом в соперничестве с Западом для нас было в удовольствие. Но чего в голове у большинства людей не было, так это предательства своей страны.
Что же касается всего того, что потом получило название «демократизации», то запроса на эту демократизацию в обществе просто не было. И эта главная причина всех наших бед. Люди не понимали, что с помощью политики можно регулировать жизнь в свою пользу. В обществе не было слоя политических людей, которые хотели бы занять место КПСС, взять власть в свои руки.
Какие-то более или менее существенные предложения исходили из круга диссидентов и патриотов. Но тут же, опять надо понимать, что речь идет о нескольких десятках политических (!) диссидентов на всю страну. Даже если не учитывать того фактора, что значительная часть из них была агентами КГБ, то все равно, людей с «программой преобразований СССР» из них были единицы.
Солженицын в своей книге «200 лет вместе» рассказывал, как ему пожаловался академик Сахаров, что вот подошел он к другому академику, еврею по национальности, стал говорить, что хорошо бы сделать для России то, или это, хорошо бы провести демократические преобразования. А в ответ академик-еврей заявил, что для России не будет делать ничего.
Так что, взяв самое большое увеличительное стекло и направив его на «диссидентов» мы увидим группу евреев-отказников, которые решали свои еврейские дела. Группу правозащитников, для которых важны были не реформы, а свободы. А самый идеальный вариант, чтобы эти свободы были - Россия должна была быть оккупирована США, как в свое время были оккупированы Япония и Германия. И этих идей «правозащитники» не стеснялись.
Не верите? Перечитайте их труды.
Пожалуй, чуть ли не единственный человек, который думал о реальных реформах в СССР – это академик Сахаров. Он выступал за конвергенцию, за объединение Запада и России, но отнюдь не за «упразднение» СССР.
Я помню его выступление на Верховном Совете СССР. Он говорил, что нужна реформа армии СССР, и что армия должна быть сильной.
Академик не лукавил, конечно, уже нужды в этом не было. Сахаров был аналитик и прагматик, он прекрасно знал, что человечество не найдет себе счастья в однополярном мире.
Что касается патриотов, то им не нравилось то, что в гонке с Западом СССР стал проигрывать, отставать от Запада. Если учесть, что к патриотам-государственникам можно было отнести и часть тогдашней научно-технической элиты, то если бы руководством СССР была поставлена задача перед патриотическим лагерем – разработать программу динамичного развития СССР и превращение его в более современное государство, то думаю, что ее разработали бы и воплотили в жизнь.
Тут важен был, как говорит в таких случаях Александр Никитич Севастьянов – Заказчик. А Заказчика-то и не оказалось.
Мне рассказывал один из тогдашних руководителей Оборонки, что когда член политбюро Романов, на короткое время при Андропове был поставлен во главе военно-промышленного комплекса, он тут же собрал всех тамошних «умников» и спросил, что делать со страной, с производством?
«Умники» ответили, что нам нужна технологическая революция, в США ее совершили за 9 лет, и мы сделаем то же самое за 9-11 лет.
При наличии Заказчика, умного лидера, на базе АН СССР и военно-промышленного комплекса можно был сформировать из сравнительно молодых ученых и руководителей производства Штаб реальной перестройки страны. Амбициозных и талантливых людей тогда было хоть отбавляй, и все они привыкли работать на государство и были не прочь «вставить перо» США.
И понятно, что Штаб этот состоял бы в основном из патриотов. Но тогда «идеологи» уходили бы на второй план. Вся КПСС уходила постепенно на второй план. Технократа и производственника Романова это, возможно, вполне устроило бы, а вот гуманитария Горбачева это устроить никак не могло.
А пока профессиональные «патриоты» не были озабочены проблемами перестройки. Их главная задача – оттеснить своих конкурентов из еврейского лагеря, чтобы те, наконец, перестали влиять определенным образом на верхушку страны. И патриоты изо всех сил разоблачали сионистов.
* * *
Народные массы в «неполитических» странах, в которых они отстранены от управления, как правило, плохо себе представляют, как управляется их страна. И уж тем более они не просто себе плохо представляют, но вообще не представляют, каким образом могут начаться перемены, и что из этого может выйти. И тем не менее, власть не может не чувствовать желания народа перемен.
В итоге, желания масс принимаются во внимание, именно «давление снизу», нежелание жить по-прежнему, дало во многом стимул «перестройке. Но сами массы должны понимать, что если они сами не возьмут под контроль эти перемены, то любые реформы будут проводить за их счет.
Меня умиляют люди, которым нравятся такие персонажи, как Иван Грозный, Петр Великий, Ленин, Сталин. Типа того, что вот жили и мучились народные массы и очень хотели перемен, потом пришли эти герои и начали перемены во имя интересов народа и государства.
До прихода к власти всех вышеперечисленных люди жили гораздо лучше, несравненно лучше, чем после их реформ. И эволюционный путь обещал гораздо больше народу, чем «реформы» и потрясения. И Россия здесь не является каким-то мировым исключением.
После Великой революции Франция мучилась еще почти сто лет. Любая великая заваруха, которая коренным образом ломает ход истории, выводит общество из состояния равновесия, и вернуть быстро его в норму, не дано никому.
В этом смысле показателен политический и военный гений – Наполеон. Казалось, что этот человек мог все: он всевластен – его армия сильнейшая в мире, его полиция – знает все, его заграничная разведка не имеет себе равных. Его административный гений равен военному и т.д.
Но есть одна заковыка. Армия, которой управляют по выражению Стендаля «бешеные собаки», генералы, которые воюют всю свою жизнь иногда лет с 16, они не могут без войны. Они готовы на многое, генерал Моро уже пытался совершить переворот. Верный маршал Бернадот стал королем Швеции и тут же предал императора. И остальные глядят туда же. Для того чтобы держать их в руках есть одно средство – постоянные войны.
И Наполеон обречен на постоянные войны со всей Европой, а итог их закономерен. После Наполеона – реставрация монархии, потом «100 дней Наполеона», потом снова реставрация, потом всего 4 года простоит республика! Затем мирным путем избирается племянник великого императора Наполеон III, который затем становится сам императором, потом в 1870 году проиграна война Пруссии, Парижская Коммуна, и наконец, снова республика, власть народа.
Т.е. французы совершили революцию во имя республики, а получили ее только через 80 лет войн, переворотов, королей, президентов, императоров.
Заваруха, начатая авантюристом Лениным и его сворой, не завершилась у нас до сих пор. И если у французов система власти все-таки поменялась через 80 лет, то у нас она ни хрена не поменялась. И она сейчас в основных своих элементах почти такая же, какой была в 1919 году. Во главе страны – лидер-вождь, все основные решения принимает он и Политбюро, как бы оно там не называлось из 10-15 человек, их решения проводит в жизнь, подчиненный только им государственный аппарат.
* * *
Я никогда не хотел заниматься политикой, хотя, в силу своего неравнодушия, я примкнул к русской партии, но ведь это не была какая-то реальная политическая борьба, всего лишь агитация и пропаганда по мере сил своих, (так я тогда думал, наивный). Но я хотел быть писателем или ученым. Не было лучше доли в СССР, чем быть писателем или ученым.
Я совершенно не понимал Аполлона Кузьмина, когда он просто принуждал нас заниматься общественной и комсомольской работой. Но в отличие от нынешних молодых людей политическая карьера была противна нам, хотя мы понимали, что вступи на этот путь, свой кусок мы получим почти тут же.
На курсе я знал нескольких ребят, которые вступили в ряды КПСС в армии. Потом благодаря этому эти не самые успешные ученики стали занимать посты. Володю Ш. тут же выбрали комсомольским секретарем нашего подготовительного отделения. Учился он потом не очень, даже на госэкзамене умудрился получить два балла по научному коммунизму, но двойку тут же пересдал, и оказался инструктором райкома КПСС в Москве, потом через несколько лет ушел оттуда, но его тут же сделали директором элитной спортивной школы.
Так вот меня, как и большую часть моего поколения тошнило от комсомола и КПСС, нам это казалось скучно и отвратительно, мы не уважали комсомольских деятелей. И думаю, что эта была трагическая ошибка нашего поколения. Таким вот отношением к участию в реальной власти, мы просто расчищали дорогу самым разнообразным гадам.
Тут я сделаю небольшое отступление и скажу, почему я пишу о себе, своих эмоциях и впечатлениях. Почему-то читатели перестали обращать внимание на подзаголовок к этим моим текстам, а звучит он так: « Идеологические мемуары». В начале публикации этих мемуаров я объяснял уже, почему взялся писать их, почему это для меня интересно.
К сожалению, формат АПН таков, что я не описываю и десятой части деталей и эпизодов прежней жизни, которые мог бы описать. Но мемуары не могут быть вообще без воспоминаний и личных оценок.
Так вот, я хотел быть писателем и историком, к 1991 году я стал и тем и другим, во всяком случае, профессионально этим занимался. И никакой другой перспективы я не хотел, тем более я не хотел становиться журналистом, или, спаси Господи, заниматься политикой.
Помню, как все уже разваливалось в 1991 году, а я принес рукопись своего исторического романа «Воин Иван Пересветов» в редакцию «Молодая Гвардия», отдал начинающему дельцу Дмитриеву. Он отнесся скептически, но когда прочитал, то сказал, что: «Знаешь, старик, тебе бы повезло, если бы это было бы раньше. Ты же написал неплохую книгу, я бы поставил тебя в очередь, через три года тебя опубликовали, а потом были бы перепубликации каждый год, издательств в стране много, а приличных исторических романов мало. Ты б жил припеваючи».
Мое поколение, как и предыдущие поколения, затратили уйму сил, чтобы реализоваться в СССР. Жить своим трудом и приносить пользу и срывать цветы удовольствия.
Но вот тут-то эти козлы начали свою перестройку. И кто бы, что ни говорил про все это, в итоге наверх вылезли самые беспринципные, самые подлые, и самые бездарные в социальном смысле людишки.
Т.е. многие из них лично энергичны, умны, но они бездарны в социальном смысле. Что это означает? Они не чувствуют страну, народ, они не понимают страну и народ, они не знают, что делать и куда вести эту страну дальше. Они банально не способны к положительному социальному конструированию, т.е. тому, что нам все так нужно.
Но этот этап эволюции СССР был совершенно неслучайным, он был закономерным. Ибо Система, начиная с 1917 года очень умело мобилизовывала и использовала почти всех подонков, которые проживали тогда в стране. И эта же Система столько же энергично мобилизовала и использовала всех подонков в 1937 году. И когда в 1987 году потребовались подонки, чтобы оплевать то, что сами же они еще день назад воспевали, то подонки эти нашлись мгновенно. Сходу во все это включились лауреаты не только Ленинских и Государственных премий, но еще успели поработать мастеровито и некоторые лауреаты Сталинских премий.
Ибо цинизм был заключен в самой Системе: «Нам не важно, что ты думаешь, - говорила Система на протяжении десятилетий, - думай, что хочешь, но делай то, что нужно нам. И ты получишь свой кусок». А тут публика определенного рода за кусок еще получила право говорить все, что думает.
Но если в 1917 и 1937 годах Система ставила эксперименты над страной и действовала, имея в виду, в перспективе интересы народа, выстраивая социальное общество, то в 1987 году мобилизованные Системой подонки, отказались играть уготованную им роль. Они взяли и сами воспользовались Системой в личных интересах и построили свою страну, в которой интересы народа, большинства, просто никого не интересуют.
Т.е. благодаря перестройке в России появился класс политических людей без каких-либо обязательств перед страной и народом. Они стали использовать страну в своих личных интересах.
* * *
А вот как складывалась и функционировала Система, я понял благодаря тому, что я совершенно случайно попал на кафедру Истории КПСС в одном из лучших учебных заведений мира – МФТИ.
Московский физико-математический институт создавался в рамках ядерного проекта в СССР, в образовательной сфере это был один лучших проектов такого рода в мире за весь ХХ век.
Я не склонен идеализировать физтех, но это был тот вуз, в который бесполезно было поступать по блату, даже середняку там учиться было очень трудно. Он был рассчитан на сильных студентов. И способных ребят отбирали по всей стране.
В МФТИ царил культ интеллекта. Не важно, какие у тебя звания, не важно, какой пост ты занимаешь, важно – умен ты и талантлив или нет? Психологический тип физтехов не очень приятный, порой это - наглые, высокомерные, эгоцентричные индивидуалисты. Но ум – это то, что они ценят и признают безоговорочно.
ВУЗ этот странный, элитарно-демократический. Помню, как стою я в паршивой студенческой столовой. Там висит объявление, что преподаватели обслуживаются вне очереди. Но из преподавателей на моей памяти никто не пользовался этой привилегией.
И вот стоит передо мной мужчина в очереди, симпатичный, русский мужик лет сорока. Тут к нему подходит знакомый и начинает громко говорить: « Ты, академик, стоишь в очереди, пойдем, возьмем без очереди…» Академии злобно ответил: «Замолчи».
Я попал в МФТИ случайно, три года я работал учителем в городе Долгопрудный, где и расположен физтех, потом по рекомендации одного человека пришел к заведующему кафедрой Истории КПСС в МФТИ Михаилу Алексеевичу Китаеву. Это был солнечный, добрейший человек. Он очень пренебрежительно отнесся к рекомендации, но, все-таки, по своей доброте дал мне одну группу студентов.
Честолюбивые и неглупые физтехи Историю КПСС не любили, как не любили эту скучную долбежку во всех ВУЗах страны. Но я-то хорошо понимал к этому времени, что «в сером кирпиче», учебнике по Истории КПСС был ключ к пониманию нашей жизни, я знал, что это история одной из самых удачливых и кровавых заговорщических организаций в мире. Хотя к тогдашней КПСС у меня особых претензий не было.
То, что я для себя ясно вынес к тому времени из изучения истории, это то, что в любом обществе должна быть организующая сила. Иван Грозный разрушил – боярство – организующую силу общества 16 века, и получил в итоге разоренную страну, хаос и как следствие – гражданскую войну - Смутное время. Временное правительство разрушило государственный аппарат Империи и получило ужас, кровь и гражданскую войну.
И то, что разрушение КПСС приведет к очень плачевным последствиям, я тоже очень хорошо понимал. Так же было очевидно уже, что КПСС эволюционировала на протяжении своей истории и что эволюция эта будет продолжаться. Главное для меня заключалось в том, чтобы руководство в партии занимали русские люди, патриоты.
К тому же, история КПСС - это благодать для фанатов «еврейской темы», а я тогда таким фанатом и был. Ну и про масонов как не поговорить? Большинство бед русских уходили корнями к тому, что мы называли «историей КПСС».
Скажем, была дискуссия – как назвать партию – Российская социал-демократическая партия или Русская социал-демократическая партия. Казалось бы, ерунда? Какая разница, как назвать? Но евреи и поляки заявили, что отказываются вступать в Русскую партию, а вступят только в Российскую.
Ну и хорошо, пусть бы у них была своя партия, а у русских своя. Это тогдашнее разделение спасло бы в будущем страну, партия, состоящая из одних инородцев, никогда не пришла к власти в России. Инородцы от этого тоже бы выиграли в итоге.
Говорить на семинарах тогда можно было почти обо всем. Дело в том, что к этому времени, не переходя черту в виде призывов к свержению существующего строя, и не нарушая некоторых неписанных правил поведения преподавателя, ты мог вполне спокойно доносить до слушателей свои взгляды.
Физхтехи довольно быстро просекли мою склонность к нестандартному изучению истории КПСС, и мои отношения с ними в целом были хорошие. Ребята были очень интересные, все очень разные. Вот встает один мужчина лохматый и начинает задавать вопросы. Но вместо вопросов – набор фраз с «умными словами».
Я его спрашиваю: «Вы сами-то понимаете, что говорите?» Он в ответ опять такую же белиберду. Я подумал, что больной на голову, к сожалению, на физтехе было много ребят, которые не выдерживали нагрузок и невротизировались. Где-то через месяц после того, как я уже подружился с группой, малый этот подошел ко мне и извинился.
Оказалось, что он служил в армии и развлекался тем, что на политзанятиях начинал задавать вопросы замполиту из такого же набора слов: «Как диффузное измерение двух сверхдержав специфически приводит к конгломерату, блокирующему социальный статус рабочего класса во всем мире?» Политрук ничего ответить не мог, и впадал от этих вопросов в состояние прострации.
А один раз ребята привели ко мне старовера, розовощекого молодого парня, который из соображений веры отказывался ходить на военную кафедру и Историю КПСС. С этим молодым человеком мы тоже подружились. И вот что интересно. Он мне сказал в числе прочего, что духовное может жить и в тех людях, которые формально не верят в Бога и не читают священных книг. Другими словами, христианином может быть человек, который не признает христианские догматы. А я-то ожидал увидеть фанатика, а увидел очень умного человека.
Таким вот христианином по своему отношению к людям был заведующий кафедрой истории КПСС Михаил Алексеевич Китаев. Он воевал в финскую, потом прошел всю Великую Отечественную. По своим убеждениям был – русский патриот, хотя по происхождению – чуваш. Основой отношения к миру и людям у него был гуманизм, любовь, стремление понять любого человека и помочь ему.
И в тоже время он был сильный человек. В нем бы стрежень.
Через какое-то время моей работы на кафедре Михаил Алексеевич дал мне уже полную нагрузку, а в феврале 1987 года он предложил мне поступить в очную аспирантуру, на кафедре было два профессора и они имели право брать аспирантов.
Экзамен был формальностью, люди эти меня уже считали своим коллегой, мы пили чай, а Михаил Алексеевич и профессор Елена Евгеньевна задавали мне вопросы. В числе прочего я сказал, что реставрация капитализма в СССР возможна.
Оба профессора даже всплеснули руками: « Да вы, что Александр Владимирович, это в других соцстранах реставрация капитализма возможна, потому что там социализм построен в основном, а у нас социализм победил окончательно».
Т.е. они мне процитировали один из догматов тогдашней истории КПСС, который я знал еще с десятого класса. Я сказал, что коль капиталистический мир существует и укрепляется, то реставрация возможна. Оба профессора стали смеяться, так им это было странно слышать. И они меня стали успокаивать на тот счет, что реставрация капитализма не реальна.
На кафедре работали замечательные люди, но даже по ним было видно, как эволюционировал СССР, как он постепенно принимал человеческое измерение. Цивилизация брала свое. Люди не хотели мировой революции, люди хотели счастья.
На кафедре были три «либерала», все трое приличные люди, мне с ними было нормально спорить, но делить нам было нечего. Был прагматик Анатолий Жигадло, белорус. Он много ездил с лекциями по всяким производствам. Рассказывал, как приехал на один завод, после лекции к нему подошел пролетарий и сказал, что вот их завод вынужден был купить новый станок, а работать на нем невозможно. И нельзя ли в горкоме попросить, чтобы обратили внимание на производителей этих станков, чтобы дорогущий этот станок забрали обратно?
Через год Анатолий обратно приехал с лекцией на этот завод, и тот же пролетарий подошел к нему, и говорит, что к тому паршивому станку прислали еще десять таких же.
Помню, что когда Горбачев где-то выступал на заводе и говорил, что это не порядок, когда главный на заводе это директор, а «лидеры профсоюзов вокруг него «польку-бабочку» танцуют». Жигадло взбесился и сказал, что Генеральному секретарю не к лицу дураком прикидываться, и делать вид, что он не понимает, почему у нас профсоюзы такие, а не другие.
Еще у нас работал бывший номенклатурщик, Степан Иванович Торба, обаятельный, почти аристократичный. Он рассказывал, как приехал к родным в сибирский город, а там, в магазинах, колбасы уже три года не видели.
Еще Степан Иванович подискутировал со мной по еврейскому вопросу. Думаю, что эта позиция была характерна не только для него лично. Суть его позиции сводилась к тому, что кроме евреев в этой стране думать никто больше не умеет: «А кто у русских-то есть, - вопросил он иронично, - композитор Птичкин?» Причем там был композитор Птичкин, я не помню, но помню, что поверил сразу – часть номенклатуры сама думать не умеет и не хочет, и будет для «думания» использовать евреев, как это они и привыкли делать. Ибо никаких собственных идей у них нет.
Но ведь есть какие-то вещи, которые никому не нужно доверять – «делать» своих детей, например, или выстраивать будущее своей страны. Потом я встречал самых разных «бывших» и они уже понимали, что не тем «доверились». Но не инородцев нужно было обвинять, а свою голову посыпать пеплом.
* * *
Приход к власти Горбачева не был воспринят радостно. Все эти байки, что Михаил Сергеевич был безумно популярен, а потом утратил свою популярность, - это вранье. Да, люди были довольны, что во главе страны встал не старец, а вполне молодой политик. Но была в Горбачеве какая-то фальшь. Я даже не знаю, с чем это было связано, с какими его личными качествами.
Вот Михаил Сергеевич приезжал куда-нибудь на завод или в колхоз, вот начинал своим мягким голосом что-то говорить, весь такой с виду демократичный, говорил правильные вещи, но выглядело все это почему-то фальшиво.
Видно эти «красные баре» уже настолько впитали в себя презрение к людям, к народу, что скрыть это было нереально. И главное, что все эти выездные цирки, это было не то, что нужно народу. Горбачев думал, что нужна была демократизация, а общество и так было вполне себе демократичным для того уровня.
Нужно было оздоровление общества, уход от депресухи времен застоя. И вот этим-то и занялся Лигачев. Именно этот человек начал «борьбу с пьянством», именно он пытался начать борьбу с коррупцией. Я помню жесткое выступление Лигачева ни где-нибудь, а в самой кайфовой и халявной республике – Грузии - по поводу нетрудовых доходов и прочее.
Александр Николаевич Яковлев написал, что у них с Горбачевым не было плана перестройки. У них не было, но у Лигачева явно был такой план. Именно благодаря усилиям Лигачева Горбачев занял пост генсека, и короткое время Лигачев имел большое влияние на дела в обществе.
Борьба с пьянством началась, конечно, варварски, но, во-первых, коммунисты по-другому не умели, а во-вторых, по-другому и не надо было в этом случае. До сих пор все вспоминают про какие-то там нещадно вырубленные виноградники, да пусть бы их хоть все вырубили.
Борьба с пьянством велась по всем правилам наркологической науки. Более всего соблазняет человека на выпивку – доступность и привлекательность всего этого. Наркологи сразу же определили те эпизоды из популярных фильмов, которые так заряжают на пьянку, и эпизоды эти выкинули из фильмов.
Между прочим, большая часть девочек начинает курить потому, что это «красиво». Актрисы, когда курят в фильмах, становятся красивее и привлекательнее, с точки зрения девочек
Далее, выпивка становилась все менее доступна в СССР, и все менее комфортно можно было выпивать. На работе пить запретили, а ведь пили к этому времени уже везде, и в цехах, и на птицефермах, в ангарах для космических кораблей, в лабораториях, НИИ и т.д. Количество магазинов, которые торговали спиртным, тоже сократили, начались эти очереди, давки за бутылкой.
И до этого в винных было не очень приятно стоять в очереди. Я помню, как в последний раз при социализме покупал спиртное. Стою в очереди, очередь длинная, люди разные, но погоду делают впитые и страдающие. И тут заходит пара. Она – совсем еще молодая девушка лет восемнадцати, реально красивая и пьяная, он красивый парень лет двадцати пяти, пьяный в дупель. У девушки был насквозь мокрый подол плаща, хотя дождя на улице не было. И понятно, почему подол был мокрый.
Парень еле стоял на ногах и видно даже не понимал, где он, девушка прислонила его к стенке, и пошла покупать водку без очереди. Мужики ее мягко не пускали, тогда она стала драться, дело шло к тому, что ей дали бы купить бутылку, чтобы отвязаться. Но тут из очереди вышла дама лет тридцати. Она подошла к девушке и молча вцепилась ей в длинные волосы. И они стали драться. Ужас и восторг обуял мужскую часть очереди.
У женщин горели глаза, время от времени они сексуально взвизгивали, но тридцатилетняя женщина, конечно, сильнее восемнадцатилетней.
Все стояли как в ступоре, пока один из мужиков не крякнул, подошел к молодому человеку, стоявшему у стены, и треснул ему по носу. Тут девушка, с криком: «Не бей моего мальчика»,- бросилась на помощь другу, они удалились.
После чего и я вышел из магазина и больше уже, повторяю, во времена СССР, спиртное не покупал.
Люди роптали, бесились, но быстро привыкали жить без спиртного. Привыкали радоваться жизни «без дозы». А что делать, если нет водки? Сына родить, дерево посадить и дом построить. Именно в этот период произошла вспышка рождаемости, которая выручает нашу демографию в эти 2006-2009 годы.
Могут сказать, что стали гнать самогонку, пить суррогаты, травиться и прочее. Это была плата за отрезвление нормальной части общества. Но ведь была, как недавно открылось, и вторая часть «отрезвления». Коммунисты же ничего не делали вполовину.
Скажем, советский народ не ел рыбу, и вместо того, чтобы прививать культуру, а точнее восстанавливать культуру потребления рыбы, ибо она была на Руси всегда №1, а не мясо, взяли и ввели «рыбные дни» в столовых.
Вот и здесь, оказывается, после первичного отрезвления общества, планировался второй этап – добровольно-принудительное кодирование миллионов совсем уж падших субъектов. И если бы «закодировали» тогда нашу деревню, то это было бы благо. А сейчас спиваются уже даже не дети, тех, кого могли бы спасти тогда, а их внуки.
Т.е. план модернизации общества был понятен всем, кроме Горбачева и Яковлева. Это отрезвление, это борьба с коррупцией. Это, безусловно, реформа самой КПСС.
И были какие-то понятные, а главное, решаемые обещания. Скажем, был такой лозунг - каждой семье по отдельной квартире к 2000 году. Это было вполне реально, строительные мощности наращивались год от года. И к 2000 году всякая молодая семья получала бы ключи от своей квартиры.
Решился бы и вечный продовольственный вопрос. Вопрос этот возник по той причине, что в сельское хозяйство мало вкладывали средств, в 70-е годы вложили уже прилично, и при тех же темпах вложений к 1990 году страна получила бы все необходимое и даже свыше.
Никто, кстати, не возражал против кооперативов, общество было морально вполне готово к тому, чтобы в стране начал развиваться малый бизнес.
Что касается демократизации, то если бы за эти двадцать лет решили бы проблему с самоуправлением, научили бы людей самим решать свои проблемы на местах, то это было бы уже огромное дело.
И никто в СССР не рвался разоблачать культ личности Сталина. Кроме группы заинтересованных товарищей, это было мало кому интересно. Да, марксизм-ленинизм увядал на глазах, и осыпался сухими листьями. Но процесс этот шел уже сам по себе, не нужно было его торопить и развязывать в стране гражданскую войну. Все решалось бы «в рабочем порядке», и с Лениным бы разобрались и со Сталиным, пришел бы черед.
И думаю, что «по-тихому» разобрались бы гораздо раньше, кровь людская не водица, и памятники Ильичу уже давно бы не стояли, а так, любовь к этим «друзьям народа» сейчас переживает ренессанс.
А что в итоге сделал Горбачев? Помните фильм «Операция Ы», там усыпленный герой Вицина захотел пописать. И стояла перед ним стена горшков. Так Вицин взял не верхний горшок, а нижний, в результате чего рухнула вся гора горшков. Но Вицин был не в себе, а эти-то были трезвыми.