Сразу сделаю безапелляционное заявление: на сегодняшний день в России нет ни одной идеологии, не только способной стать полноценной идеологией русского реванша, но и вообще адекватной реалиям XXI века.
К сожалению, это так. Неудача всех без исключения оппозиционных объединений и движений лишний раз подтверждает верность старой аксиомы — не бывает великих революций без великих идей. Увы, ни одна оппозиционная сила, начиная с лево-либералов из “Другой России” и заканчивая националистами из “Великой России” и ДПНИ, такой идеи массам предложить не смогли.
Отчасти этому есть объективные предпосылки. Но лишь отчасти.
Да, с воцарением Путина Россия вступила в эпоху политических имитаций, в том числе и в сфере государственной идеологии. Но беда в том, что оппозиция, в общем-то, попалась на эту удочку власти и, невольно начав играть по правилам политического противника, сама завела себя в гиблое болото имитаций и политического популизма.
Высказывавшийся некоторыми оппозиционными политиками тезис о том, что, мол, идеологии как таковые давно устарели, и теперь настало время некий популистских имитаций, глубоко ошибочен.
Человеческая история ещё не знала примеров обществ, не скреплённых какой-либо идеологией. То, что мы наблюдаем сейчас в России — это не торжество безыдейности как таковой. Это торжество эклектической идеологии, наспех сварганенной после 1991 года из охвостья западных доктрин, худших черт коммунизма и некоторых срочно реанимируемых атрибутов царской России, помноженной на глубочайший этнический упадок русского народа.
В конечном итоге, так называемая идеология потребительского цинизма (а все сейчас говорят об обществе потребления) — это тоже идеология, причём тоталитарная по своей сути. Господствуя в российском обществе и заполонив собой все его клеточки, не встречая до сих пор на своём пути идейного противника, способного повести с ней борьбу за умы миллионов, она-то, в конечном итоге, и создаёт иллюзию смерти идеологий вообще.
Оппозиционная мысль в последние годы находится в состоянии стагнации. Будучи не в силах предложить стране реальный контрпроект политического и идеологического переустройства России, она вынуждена во многом идти по стопам власти.
Скажем, либеральная крыло “Другой России” в качестве чуть ли не единственного эталона, на который стоит равняться, приводит эпоху перестроечной гласности и относительного политического плюрализма начала 1990-х. Однако напрочь игнорирует при этом тот очевидный факт, что конец 1980-х — начало 1990-х у подавляющего большинства населения России ассоциируется вовсе не с митинговыми крикунами всех мастей, способными долго и красноречиво болтать, а с катастрофическим процессом саморазгрома страны под предводительством переродившейся номенклатурной верхушки, который сопровождался повальным обнищанием многомиллионных масс, кровавыми межэтническими войнами, потоками беженцев и т.д. Нравится это демократам или нет, но в народной памяти о той эпохе останутся именно эти зияющие провалы горбачевизма-ельцинизма, а не эфемерные призраки либерал-демократии западного образца, которой в России вообще не может быть по определению. Поэтому неудивительно, что простой народ, пришедший на Марш несогласных, плевался и матерился, когда, скажем, на трибуну выходила Маша Гайдар и начинала причитать о задушенных “гебистами” свободах.
Явный крен в либеральную сторону заранее обрекал “Другую Россию” на политическое поражение. Хотя бы в силу того, что многое из либеральной доктрины, причём, очищенное от идеологической шелухи, и так уже реализовано на практике властью. Смена формы режима — с “демократического” ельцинского на “государственно-патриотический” путинский — это не некое насильственное прерывание заговорщиками из спецслужб процесса становления демократии в России. Это — историческая закономерность.
Миссия Горбачёва и Ельцина заключалась не только в уничтожении СССР как государства и ОВД как военного блока, противостоящего НАТО, но и коммунистического социального строя как станового хребта советской государственности. Причём, именно разрушение социального строя явилось первопричиной развала страны, а не наоборот. Именно социальный строй был главной преградой на пути реформаторов к быстрому обогащению. И именно разрушение социальной организации общества стало едва ли не главной причиной катастрофического положения русского народа в постсоветскую эпоху, о чём я подробно писал в статье “Великая русская депрессия”.
Миссия Путина и Медведева — закрепление результатов переворота 1991 года, легализация класса “новых собственников”, полная деиндустриализация России и окончательное её превращение в нефтегазовый сырьевой придаток “золотого миллиарда”. В силу этого конфликт “либералы — Кремль” всегда представлялся мне этакой местечковой разборкой в стане западнистов, по сути, мало чем отличающихся друг от друга. И те, и другие, прежде всего, ориентируются на Запад, служащий для них эталоном. И, скажем, вопрос о том, когда степень зависимости России от Запада была выше — в 90-е, когда “экономические реформы” проводились по прямой указке американских советников, или сейчас, когда весь Стабфонд РФ хранится в американских банках — вовсе не является праздным. Если одна часть западнистов, находящихся не у власти, проповедует демократические ценности, так сказать, в чистом виде, то другая — та, что у власти, надувая щёки в псевдопатриотической риторике, тем ни менее, продолжает осуществлять западнистские преобразования на практике. Спрашивается, при чём здесь русский народ, к которому апеллируют и те, и другие?
Иначе обстоит дело с левыми. С КПРФ давно всё понятно — это не только соглашательская партия по духу, но ещё и никакая не коммунистическая по сути. Объясните, ну как может коммунистическая партия признавать право частной собственности на средства производства, отвергать революционный путь взятия власти и вещать о том, что православие-де — это необходимый компонент духовного возрождения России?! При этом, справедливо уйдя от ортодоксального марксизма, который как идеологическое учение стал неадекватен политическим реалиям ещё в конце XX века, КПРФ не пришла вообще ни к чему. То, что она пытается выдать за идеологию — это смесь социал-демократических и патриотических идей, многие из которых регулярно озвучивают “говорящие головы” для “внутреннего пользования” и создания иллюзии возрождения России.
Остальные левацкие и окололевацкие партии и группы погрязли в догматизме. Скажем, на конференции левых сил, прошедшей в Москве 6 апреля, продолжали раздаваться голоса ортодоксальных марксистов о рабочем классе как о движущей силе революции (интересно, каков процент представители этого класса составляют сейчас в российском обществе?), и даже о трудовом крестьянстве. Эта категория политических активистов ещё менее адекватна реальности, чем находящиеся в оппозиции к режиму либералы. Поэтому, подводя итог, можно с сожалением констатировать, что левая идея на сегодня в России настоящего развития не получила, а попытки КПРФ в этом направлению напоминают, скорее, не развитие, а размывание основ этой идеи.
Теперь поговорим о националистах, поскольку именно националистические лозунги пользуются более-менее стихийной поддержкой народных масс. Думаю, прочтя первый абзац статьи, многие читатели невольно воскликнули: “Как это нет адекватной идеологии? А русский национализм”! Ха, как бы не так!
В том-то и величайший исторический парадокс современной России, что, несмотря на трагедию русского народа в постсоветскую эпоху настоящей идеологии русского национализма нет. Не только нет, но даже и близко ей не пахнет. То, что некоторые националистические лидеры пытаются выдать за идеологию — это, в самом лучшем случае, не более чем посредственная компиляция из антикоммунизма, антисоветизма, замшелого православия, карикатурного гитлеризма, и различных фобий. Недавно ещё к ним добавились идеи национал-демократии и даже национал-анархизма. Но и они — не самостоятельные идеологии, а всего лишь компиляции. Русский национализм сейчас представляет собой не стройное идеологическое учение, способное овладеть массами, а лишь набор лозунгов. Ростки здравых идей оказываются погребены под кучами идеологического мусора. Разумеется, вывести людей, скажем, на Русский марш можно и набором броских лозунгов, но на этом всё и закончится. Одними лишь лозунгами политической победы не добиться.
“А как же большевики и их “заводы — рабочим”? — могут возразить мне. — Ведь у них тоже был в 1917 году набор лозунгов”!
Э, нет. Не всё так просто. Возможно, набором лозунгов большевистским агитаторам и удалось сподвигнуть солдат и матросов на захват Зимнего дворца, но вот одержать безоговорочную победу в Гражданской войне и создать первое в мире социалистическое государство и, самое главное — социальный строй принципиально нового типа — им помогла именно идеология.
Идея и только она — вот главный козырь большевиков тех лет. Соответственно, у их политических противников никакой внятной идеи не было — ни у белых, ни у зелёных. Если большевики были, в первую очередь, “за” (за отмену сословий, огосударствление промышленности, раздел помещичьих земель и т.д.), то их враги — лишь “против” (против “богоборческой” власти, против разгона Учредительного Собрания, против Брестского мира и т.д.). Это обстоятельство в чём-то роднит современную оппозицию с белым движением тех лет. Тот же крен в стихийно-протестную сторону без чётких и внятно высказанных национальных и социальных идей.
Практика реального коммунизма (тот, который существовал в реальности, а не в доктринах) в СССР, кстати сказать, вообще осталась неосмысленным с научной точки зрения феноменом. Доминируют сугубо идеологические и эмоциональные его оценки. Реального осознания значения и последствий эпохального социального эксперимента в мировой истории нет и в помине. Лишь Александр Зиновьев — мыслитель-одиночка — посвятил жизнь научному изучению коммунистического социального строя.
Почему я так много внимания уделяю коммунизму и СССР? Да потому что без чёткого и беспристрастного осмысления общества, которое сложилось в России за 70 лет советской власти, и понимания причин его гибели, оппозиционная мысль так и будет путаться в трёх соснах из постперестроечных фобий и заблуждений. В конце концов, хотим мы того или нет, мы все родом из канувшей в лету страны советов. Не поняв прошлое, невозможно понять настоящее. А, не понимая адекватно настоящее, невозможно самостоятельно шагать в будущее.
Скажем, большинству русских националистов присущ антикоммунизм. Аргументы в его пользу приводятся, как правило, эмоционального, а не рационального порядка. Раздуваются до вселенских масштабов его изъяны и замалчиваются достоинства, будто их и не было вовсе. Я не отрицаю, что большевики совершили ряд политических ошибок, даже, может быть, преступлений, в национальном вопросе. Но при этом замечу, что будущее у русской нации в советском проекте, несомненно, было. Если советизация России обернулась трагедией для отдельных сословий, то десоветизации — полной катастрофой для всего русского народа. В рамках того проекта, который ему предлагает существующая власть, у русского народа лишь одно будущее: сократившись численно в разы, потеряв лучшие территории и деградировав до уровня населения африканских стран, навсегда остаться покорным быдлом, обслуживающим сырьевые предприятия и поставляющим дешёвых проституток для борделей “золотого миллиарда”.
Поэтому мне удивительно, что люди, называющие себя националистами и будто бы радеющие за русский народ, с одной стороны, с пеной у рта разоблачают преступления “жидо-большевиков” в
Дело здесь, как мне кажется, в ущербности идейного подхода современных русских националистов. Ущербность его заключается в том, что без конца талдыча о консолидации русской нации, но, не понимая на практике, что это означает, националисты сами себе оставляют лазейку для соглашательства. Мол, не так уж важно, кто озвучивает русские лозунги. Лишь бы кто-то озвучивал, хоть даже и власть.
В корне не верный подход, с головой выдающий людей, являющихся дилетантами в политике! Если власть озвучивает время от времени такие лозунги в популистских целях, или даже начнёт их озвучивать регулярно в будущем, то это, прежде всего, означает одно — националисты как таковые уже не нужны. Ниша для нац.риторики занята. При таком раскладе их удел, в лучшем случае, — выстроиться в длинную очередь лакировщиков сапог очередного “суверенного демократа”.
И вот ещё яркий, но на деле неосуществимый тезис — национальное сплочение всех русских. Звучит броско. Но на практике это лишено смысла. Это кто интересно с кем должен сплачиваться? Русский инженер-бюджетник с русским же нуворишем, разорившим его предприятие? Русский предприниматель с русским же чиновником, который обкладывает его поборами? Русский короткостриженный парень с русским же омоновцем, который, рьяно выполняя приказ (а не рьяно русские служаки не могут его выполнять по определению), молотит его дубинкой? Или с русским милицейским начальником, который крышует кавказскую мафию и, выслуживаясь перед властью, является большим гонителем националистов, чем все этнопреступники города вместе взятые?
В том и заключается трагизм ситуации для русского народа: известная его часть не только выгадала в результате обрушения советской власти, но кровно заинтересована в незыблимости постсоветского социального строя и результатов приватизации. Именно при этом строе выгадавшей части русских — она, правда, немногочисленна количественно, но занимает доминирующее положение в обществе — обеспечена возможность для хищнического обогащения за счёт продолжающегося разграбления собственной страны. Компрадорская часть “элиты”, пусть и состоящая из русских по крови, всегда найдёт общий язык с точно такой же “элитой”, но нерусской. Классовую солидарность никто не отменял. Миллиардные прибыли от экспорта нефти и газа стоят того, чтобы сообща давить ростки русского народного сопротивления.
Поэтому, увы, никакого сплочения всех русских в единую монолитную массу перед лицом раздуваемого врага в лице мигрантов не может быть в принципе. Одна часть русских всегда готова ради личных корыстных интересов предать другую. Даже более того, русские из числа руководителей строительных компаний материально заинтересованы в дальнейшем наплыве гастарбайтеров как дешёвой и бесправной рабочей силы. Заинтересованы в этом и власти, т.к. общество, раздираемое национальными противоречиями, общество, разбитое на чужеродные, но сплочённые диаспоры мигрантов и разобщённых, но недовольных их наплывом в русские города аборигенов, в принципе, управляемо.
То же самое можно сказать и про Европу. Её стремительное “пожелтение” и “почернение” не может проходить без тайного, а-то и явного, поощрения власть придержащих. Глобальное сверхобщество Запада, уничтожив СССР в Холодной войне, стремиться установить своё окончательное господство над планетой. Но вне процесса глобализации, выступая лишь разрозненными силами европейских национальных государств, Запад имел мало шансов на победу в этой войне. Его интеграция в единое целое после Второй мировой войны была продиктована не только стремлением сообща противостоять надвигающемуся миру коммунизма, но желанием создать общество нового типа — легко управляемое и манипулируемое сверху в рамках процесса глобализации. Многонациональные, маргинализированные сообщества, в которые стремительно превращаются общества западных стран, гораздо легче управляемы, чем некогда национальные государства Европы. Отсюда — пропаганда толерантности и мультикультурности, потворствование массовой миграции в Европу совершенно чуждых ей этнических элементов, преследование националистов и т.д.
Когда известная в прошлом актриса Бриджит Бардо заявляет о том, что наплыв мусульман во Францию представляет угрозу стране, то она права лишь наполовину. Говоря “А”, следует говорить и “Б”. И бороться французским националистам следует, в первую очередь, не с мусульманами как таковыми, а с собственным правительством, принёсшим национальное государство в жертву глобальному сверхобществу. В перспективе, единственный выход для европейских народов в плане сохранения собственной этно-государственной идентичности — это полный разрыв с глобальным сверхобществом и проповедуемой им идеологией западнизма, загнавшей эти нации в этно-исторический тупик. Правда, одновременно это повлечёт за собой выход из числа “золотого миллиарда” и, как следствие, снижение уровня жизни, то есть потерю самого главного пропагандистского козыря Запада в Холодной войне против Советского Союза, а теперь — в малых холодных войнах против так называемых “стран-изгоев”.
Точно так же и русские националисты. Они никак не могут чётко и твёрдо придти к простой мысли, что главная угроза сейчас для русского народа — это не мигранты с юга. Это, в первую очередь, тот социальный строй и та общественно-политическая модель, которая стала складывать в России после 1991 года. Мигранты, этнические мафии и т.д. — это следствие, а не первопричина болезни. При существующем социальном строе все эти проблемы вообще не решаемы в принципе. Они есть его врождённые раковые опухоли, способные давать лишь метастазы в виде коррупционного сращивания русских чиновников и силовиков на местах с этническими мафиями ради взаимовыгодной эксплуатации массы остальных русских.
Поэтому идеология русского реванша должна строиться на чётком осознании реальности, а не тиражировать иллюзии по поводу некой национальной консолидации. Мы должны со всей ясностью осознать глубину нашего падения. Только через понимание реального положения вещей можно найти путь, способный вывести из бездны.
Людям, любящим Россию, свойственно приукрашивать достоинства национального характера русского народа и стыдливо замалчивать его недостатки. При этом происходит естественная в таком случае аберрация зрения, ибо любовь, как ни крути, — чувство иррационального порядка, основанное на эмоциях, а не на логике.
Сильные черты русского национального характера общеизвестны. Именно они позволили Руси-России-СССР просуществовать более тысячи лет и, выстояв в бесчисленных жесточайших войнах, к середине XX века достигнуть высшего пика своего могущества. Но, к сожалению, это отнюдь не отменяет его недостатков. А они существенны. И в эпоху национального упадка именно эти негативные качества выходят на первый план и, помимо всех прочих факторов, становятся серьёзным тормозом процесса национальной регенерации, если таковой возможен для русских вообще.
Вот все говорят, что русские разобщены и имеют очень слабую самоорганизацию. Но если бы только в этом было дело. Проблема лежит глубже. У русских есть склонность к совершению массовых предательств. Не просто предательств, когда один человек из шкурных соображений предаёт другого, а именно массовых, совершаемых миллионами людей почти одновременно. Причём, объектом массового предательства становится государство, социальный строй, система ценностей и т.д.
История России в XX веке знает три примера волн массовых предательств. Первая берёт начало в феврале 1917 года, когда монарх в один прекрасный день обнаружил, что защищать его, вопреки присяге, никто не собирается. Николаю II советовал отречься от престола фактически весь генералитет, ещё вчера преданно заверявший, что он “за веру, царя и Отечество”. Недельные беспорядки в Петрограде привели к обрушению всего полуфеодального общества царской России как карточного домика. В поддержке царю отказали все. Причём, элита, военные, дворянство, которые, казалось бы, должны были его защищать, чуть ли не в первую очередь, выражаясь современным языком, тихо слились в сторону. Война белых и красных — это не война между монархистами и коммунистами. Монархические идеи даже в стане самих белых не пользовались массовой поддержкой. Воевали, по сути, сторонники Февральской и Октябрьской революций.
Второй волной массовых предательств следует считать XX съезд КПСС, развенчание “культа личности” и последующую десталинизацию СССР. Причём, эта десталинизация фактически проходила под руководством самих сталинистов в лице Н.Хрущёва и его приближённых, которые, словно по мановению волшебной палочки, мгновенно перекрасились в антисталинистов. Миллионы членов партии, да и простых граждан после знаменитого разоблачительного доклада начали в одночасье оплёвывать и поносить то, что ещё вчера холуйски восхваляли. Скажем, Мао Цзе-дун, осудивший ниспровержение сталинизма и вступивший из-за этого в конфронтацию с СССР, как государственный деятель оказался намного мудрее их. Он, в отличие от хрущёвских партократов, прекрасно понимал, какой силы удар наносится ими не только по советскому обществу, но и по коммунистической идее вообще. Китайский политик оказался дальновиднее КПССных перевёртышей. Как следствие — Китай не только стремительно развивающаяся мировая держава, но один из немногих очагов организованного и мощного сопротивления агрессивному западнизму.
Между прочим, вторая волна массовых предательств могла произойти и гораздо раньше 1956 года. Она могла произойти ещё в 1941 году и закончится реализацией на практике гитлеровского плана “Барбаросса” и тотальным разгромом России на полвека раньше печальной памяти 91-го года. Ведь факт, что миллионы советских солдат сдались в плен в 1941-42 гг., хотя далеко не все из них были поставлены в условия, в которых было невозможно дальнейшее сопротивление. Нынешние антикоммунисты с пеной у рта доказывают, что это — следствие ненависти миллионов людей к советскому строю. Красноармейцы, мол, достали из кармана свои фиги. Но дело здесь не только в этом.
Юлий Квицынский в своей книге “Генерал Власов: путь предательства” центральное внимание уделяет не столько исследованию фигуры генерал-лейтенанта А.Власова и истории его движения, сколько осмыслению феномена массовых предательств русских русскими. Задаётся риторическим вопросом: почему русские в критические моменты истории так охотно предают друг друга. Один из героев книги — русский староста села Туховежи — выдавший прятавшегося в его сарае Власова, тогда ещё красного командарма, немцам, не моргнув глазом, выкладывает квинтэссенцию философии предателя: “Главное в жизни — успеть перевернуться вовремя”. Этому предательству удивились даже пленившие генерала немецкие офицеры. Староста буквально заставил войти их в сарай и пленить Власова.
Квицынский делает вывод, что причины этих малообъяснимых с рациональной точки зрения предательств кроются где-то в области этнопсихологии народа. Возможно, это отголосок феодализма, крепостничества, привычки холуйствовать, всякий раз подстраиваясь под нового “помазанника божьего”. Сложно сказать, но факт очевиден — при определённых обстоятельствах русские охотно предают друг друга. Причём, в конечном итоге, эти предательства оборачиваются предательством самих себя.
Не признаками ли этой гнусной способности предавать своих являются такие уже набившие всем оскомину явления, как разобщённость и нелюбовь друг к другу современных русских или продажность чиновников и силовиков, предающих свой собственный народ в интересах этнических мафий. Уйму примеров таких предательств русских русскими можно найти в любом провинциальном городе, так сказать, на микроуровне. Получая взятки, скажем, от кавказцев, русская милиция уводит от ответственности реальных преступников и, одновременно, выслуживаясь перед начальством, землю носом роет, чтобы найти и посадить на реальные сроки русских людей, объявленных “экстремистами” сверху. А теперь перенесите это на макроуровень, на масштабы государства, да ещё в условиях войны, что горячей, что холодной.
Сталинское руководство, объявившее беспощадную войну предательствам в любых формах, поступило абсолютно справедливо. Поэтому победа в Отечественной войне — это не победа русского народа самого по себе, якобы даже вопреки действиям высшего руководства страны, как утверждают сейчас некоторые умники. Это, прежде всего, выдающаяся победа русского народа под руководством коммунистов тех лет, победа советского социального строя над гитлеровским. Войны и победы народа вопреки воле государственной машины быть не может. Яркий пример тому — Чечня. Русские солдаты на обеих войнах совершали подвиги и проявляли подлинный героизм, но их победы на полях сражений оборачивались капитуляциями правителей в кремлёвских кабинетах. Война — это жесточайшая проверка на прочность не только силы воли нации, но ещё и крепости социального строя и эффективности государственного аппарата воюющей страны. Сталинский СССР выдержал эту проверку с честью.
