Владимир Путин, несмотря на ожидаемый и как объявлено, рекордный результат при голосовании за его кандидатуру на пост Премьера — кто бы сомневался что будет иначе? — все-таки достаточно болезненно отреагировал на, в общем-то, столь же ожидаемую критику в адрес его восьмилетнего правления со стороны КП РФ и ее отказ в поддержке его кандидатуры.
На первый взгляд — вообще ничего особенного не произошло. Реагировать было не на что, и сама реакция Путина была скорее реакцией в позиции силы.
КП РФ, при всех своих стремлениях договариваться с Кремлем и желании жить дружно, при всей аморфности и нерешительности своей политики, естественно не могла голосовать за Путина — по понятным и демонстративным причинам. Голосовать за него означало стать такими как все — и в очередной раз ставить под вопрос свою оппозиционность, даже в качестве ни к чему не обязывающего позирования.
Другой вопрос, что прежде она голосовала за всех премьеров почти подряд: за Черномырдина, за Кириенко, за Степашина — то есть за всех тех, кто как раз с ее точки зрения был и менее успешен и дальше от желаемого ею, нежели Путин. В конце концов она уже однажды и Путина уже утверждала на этом посту: только когда Путин был еще не Путиным, а практически безвестным объявленным «преемником» Бориса Ельцина.
Идеологически и политически она имела все основания во всех этих случаях относится к выдвигаемой кандидатуре хуже, чем к нынешнему Путину, целый ряд действий которого, оцениваемых КП РФ как успешные (что подтвердил даже Зюганов).
Разница в том, что тогда от голосования КП РФ результат хоть как-то зависел: в те времена без ее голосов никакой премьер не мог быть утвержден на своем посту. Теперь от ее голосов не зависело ничего, кроме сохранения ее собственно «оппозиционной позы»: ни назначение Путина на пост, ни даже прочность получаемого большинства — в любом случае Путин получал почти 90 %, 390 голосов.
Более того, с общей точки зрения голосование КПРФ «против» было власти и Путину выгоднее, нежели голосование ее «за». Проголосуй она иначе, получи Путин все голоса — результат носил бы т.н. «туркменский характер» и был бы лишь поводом сомнений в характере и власти и существующих ее институтов.
То есть, при том, что избранная позиция была выгодна КП РФ с точки зрения «подтверждения» ее оппозиционности, она была совершенно не опасна для власти. Более того, она была полезна.
С этой точки зрения для Путина просто не было смысла реагировать на эту позицию. Нужно было либо вообще не реагировать, либо сказать нечто вроде того, что он говорить начал («оппозиция — это нормально»), и развить тему, сказать нечто о том, что «это подтверждает демократичность нашего общества», «но тем не менее как руководитель правительства буду работать со всеми фракциями и учитывать все подходы, наша задача создавать и развивать условия для развития политического плюрализма и многопартийности, для создания нормальных и цивилизованных условий существования оппозиции» — ну, и так далее, и тому подобное.
А непублично — вообще сказать Зюганову: «Спасибо, Геннадий Андреевич, выручил, без тебя эти дубы опять устроили бы комедию — а так, хоть демократию соблюли».
Вместо этого от слов «оппозиция это нормально» он сначала перешел на атакующий выпад против КП РФ: «Они голосуют против не потому, что мы чего либо не сделали — а потому, что у нас многое получилось, и это снижает их политические амбиции». А затем не вполне к месту обыграл тему переданного ему Харитоновым письма работников сельскохозяйственного производственного кооператива «Звениговский» (Республика Марий Эл), переданного аграрию его приятелем и бывшим депутатом ГД Ивана Казанкова, с жалобой на рейдерские действия в отношении этого предприятия, в котором к нему уже обращались как к Премьер-министру. Что, по мнению Путина, носило характер поддержки его кандидатурами и смысл реплики был таков: «Вот, КПРФ то — против, а рабочие кооператива — они за меня».
Отвлекаясь от того, что обращение к руководителю страны даже до его официального избрания по его будущей должности в нынешних условиях не означает их поддержку выдвижения на этот пост, если и так понятно, что утвердят, — важно то, что сама реакция такого типа в данной ситуации ни политически, ни полемически не была нужна. Она просто не требовалась.
Политически она была бы нужна и понятна, если бы речь шла о голосоании,с неопределенным результатом, если бы коммунисты имели не 56, а 206 голосов. Тогда такая, или даже более жёсткая реакция была бы естественна. Она фиксировала, оформляла бы в публичном политическом пространстве достигнутую победу, за которую пришлось бороться, которую оспаривал сильный противник, — но был повержен. В этом случае победитель морально довершал бы политический разгром противника, придавал словесное обличение своей достигнутой победе.
Но в победе никто не сомневался! Никто не мог ее оспорить. Никто (во всяком случае — КП РФ) не мог всерьез стать на ее пути. Заявлять к адрес КПРФ в этой ситуации: «И все-таки мы вас победили» — было просто проявлением неадекватности. Такая реакция не фиксировала и возвеличивала результат — а скорее его преуменьшала. А самой КП РФ придавала значимость, которую она давно уже не имела. Сделав в адрес нее выпад, Путин признал, что ее голосование против его кандидатуры ему небезразлично, что оно обладает некой реальной политической значимостью. В этом случае слова: «И все-таки мы вас победили» — как бы несут в себе свое противопоставление: «А ведь могли и не победить!»
Что же, Путин до конца голосования сомневался и допускал, что КП РФ остановит его назначение на пост Премьера?
Как говорил культовый коллега Путина в культовом же фильме: «Связки нет. Что-то здесь не сходится».
При общем рассмотрении можно предположить слудующие мотивы и причины такой избыточной реакции.
Первая — что Путину было в чем сомневаться. Но не в связи с позицией КП РФ, которая, как таковая ничего не решала, а в связи с чьей-то другой оппозицией, которая в данном случае лишь случайно совпадала с позицией КПРФ. То есть угроза того, что Путин не станет премьером — была. С какой-то другой стороны — но была. И он до самого объявления итогов голосования не знал, какими они будут. И, в этом случае, его выпад, его фраза торжества, его «И все таки мы победили» — относилась вовсе не к КП РФ которая вообще не играла здесь никакой роли, а к кому-то другому, значительно менее публичному, — но и значительно более серьезному и опасному, чем она[1].
Правдоподобно такое предположение или нет, но оно объясняет описанную не вполне адекватную реакцию.
Вторая версия — что выпад все же относился к КПРФ. Но не в отношении того значения, которое она имеет сегодя — а в том, которое, как он возможно считает еще в потенциале может иметь.
В частности, этот выпад понятен, если предположить, что выступление Зюганова в чем-то очень сильно задело победителя. Причем не столько самой позицией по голосованию — здесь вообще ничего необычного и неожиданного не было. А, возможно, самим содержанием выступления.
Стоит признать, что в отличии от той малой роли, которую играет сегодня КП РФ в жизни страны — выступление ее лидера было сильным и одним из лучших у него. И сказав о всех тех проблемах, которые не решены, при признании всего того, что было сделано — Зюганов, по сути, ткнул пальцем в ключевые проблемы. В то, что сделанное менее важно, чем не сделанное. Что в страны не развивается производство. Не строятся предприятия. Идет фактическая деиндустриализация. Что предельно изношены основные фонды. Что мизерно мал процент наукоемкой продукции. Что жизнь в стране уныла и непривлекательна. Что большинство работающих практически живет на грани нищеты. Что по сути все, сделанное Путиным — грозит пойти под откос при сохранении тех тенденций, которые господствуют в экономике.
То есть, что все успехи неустойчивы, относительно и не закреплены.
Зюганов говорил не о том, «как делить» — о чем любят говорить левые. Он говорил о том, «как производить» — то есть говорил как технократ.
И именно это, похоже, могло сильно задеть Путина. И его болезненная, смешная и во свех отношениях избыточная реакция была вызвана тем, что его оппонент, как тоже говорится в том же самом культовом фильме: «Ходил вокруг самых уязвимых моментов его операции».
Ибо на эти вопросы Путин ответить не смог.
[1] В древнекитайском списке стратагем это стратагема 26: «Скрывать акацию и указывать на тутовое дерево».
