Совсем недавно телерепортаж государственного канала «Россия» стал поводом для обсуждения на высшем уровне. Такое редко происходит — как в России, так и за рубежом.
Слова журналиста Константина Сёмина о «заслуженной пуле» для премьер-министра Сербии Зорана Джинджича вызвали бурю эмоций среди политиков и простых граждан обеих стран.
Буквально было сказано следующее:
«Несколько лет назад обалдевшая от либеральных обещаний страна плачем провожала на тот свет западную марионетку Зорана Джинджича, человека, развалившего легендарную сербскую армию и спецслужбы, продававшего в Гаагу героев национального сопротивления за абстрактную экономическую помощь и получившего за это заслуженную пулю».
Буря эмоций, поднявшаяся вокруг этих слов, заслуживает внимания. И дело здесь не только в сложнейшей фигуре Джинджича, которого до сих пор называют «тёмной лошадкой балканской политики». В очередной раз оказалась затронута тема политических убийств. Но в то же время возникает подозрение: а не испугались ли официальные власти Сербии того, что новый виток обсуждения этого вопроса может спровоцировать регенерацию идеи физического устранения главы государства, коим сейчас является Борис Тадич, недавно переизбранный на второй срок?
* * *
Убийство Джинджича – не первый и не последний подобный случай в регионе. Более того, история Сербии изобилует насильственными смертями главы государства или крупных политических деятелей, а аналогичные эксцессы зачастую становились «закономерной» практикой смены власти. Короли и президенты, премьер-министры и депутаты погибали в результате покушений.
В XIX в. сербы выступили против власти турок-османов: восстание 1804 года выдвинуло двух национальных лидеров — Карагеоргия-Петровича и Милоша Обреновича. Именно они стали родоначальниками двух сербских правящих династий – Карагеоргиевичей и Обреновичей. Интересно, что в отличие от своих балканских соседей (Греции, Болгарии, Румынии) сербы предпочли не приглашать на престол принцев из европейских держав, а избрали правителей из собственной среды. Но наличие двух лидеров вместо одного рано или поздно должно было привести к их столкновению.
Первым князем Сербии в 1808 – 1813 гг. стал Карагеоргий – в это время его отношения с Милошом ещё не были враждебными. Но когда после своего поражения от турок Карагеоргий бежал из страны, а затем в 1817 году вернулся для подготовки нового антитурецкого выступления, борьба за власть возобладала над национальными интересами возрождающегося государства: он был убит по приказу Милоша Обреновича, не желавшего более терпеть опасного конкурента. В дальнейшем Сербия получила статус автономного княжества в рамках Османской империи, управление которым принадлежало князю Милошу Обреновичу и его сыновьям.
Но борьба двух родов продолжилась и далее, среди потомков: в течение всего XIX века Обреновичи и Карагеоргиевичи сменяли друг друга на престоле. Эмиграция князя (а с 1882 года — короля) со временем стала обычным явлением в Сербии.
Ситуация ещё более обострилась после получения независимости в 1878 году. Наконец, к началу ХХ в. конфронтация достигла своего апогея, чему немало способствовала растущая непопулярность короля Александра I Обреновича (главным образом – из-за его проавстрийской политики).
И всё же решающим фактором стала женитьба короля на фрейлине матери (королевы Наталии) вдове Драге Машин, которая была на 10 лет его старше, имела весьма сомнительное прошлое и к тому же была бесплодна. Её вступление на престол вызвало бурю негодования в правящих верхах, а более всего среди офицерства. Положение при дворе стало напоминать русскую «Эпоху дворцовых переворотов» в миниатюре, когда офицерство само выбирало, кому править страной. Одна из таких офицерских организаций и решила участь королевской четы: в ночь на 30 июня 1903 года заговорщики во главе с капитаном Генштаба Сербии Драгутином Димитриевичем, ворвавшись в королевский дворец, убили Александра I Обреновича вместе с королевой Драгой. Трупы их были выброшены на площадь перед дворцом на поругание толпы.
Смерть короля и королевы вызвала такую бурю радости в Сербии, что даже церковь приветствовала смену власти, фактически закрыв глаза на кровавое убийство.
Такое отношение к фигуре монарха объясняется долгими годами турецкой власти на Балканах и практически полным уничтожением аристократии – как следствие этого, понятие о сакральности верховной власти оказалось вымыто.
После убийства Обреновичей в соответствии с требованиями заговорщиков на престол был призван Пётр Карагеоргиевич.
Но прошло всего 11 лет и прозвучали знаменитые выстрелы Гаврилы Принципа в Сараево, окончившие жизнь австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда. В этом убийстве оказался замешан всё тот же капитан Драгутин Димитриевич.Однако в этот раз судьба оказалась к нему менее милостива: известные всем последствия убийства эрцгерцога оказались столь ощутимыми для Сербии, что 27 июля 1917 года он был расстрелян по обвинению в государственной измене.
Создание на руинах Австро-Венгрии Королевства Сербов, Хорватов и Словенцев, превратившегося позднее в Югославию, не только не решило проблем балканских народов, но ещё более их усугубило.
Едва появившись, государство уже получило сразу несколько сепаратистких движений, из которых наиболее мощными были хорватское и македонское, причём в каждом из них было и радикальное крыло, формировавшее боевые организации, и умеренное, представлявшее интересы национальностей в парламенте (Скупщине) Югославии. В то же время свои движения (радикальные и умеренные) существовали ещё до объединения южнославянских земель и у сербов. В результате в парламенте оказались фракции противоборствующих национальных групп. 20 июня
Возможно, не будь выстрела в Скупщине, военная история Балканского полуострова пошла бы совсем иным способом: Павелич не смог бы выдвинуться на ведущие роли, что в свою очередь могло бы предовратить радикализацию хорватского движения.
Но пистолет Рачича, уничтоживший лидера ХКП, одновременно открыл дорогу террористической группе хорватского движения сепаратистов, с которым вступили в союз и сторонники автономизации Македонии. И вскоре началась уже «охота» на короля Югославии Александра I Карагеоргиевича. 9 октября 1934 года он был убит в Марселе вместе с министром иностранных дел Франции Луи Барту, к которому Александр I приехал договариваться о союзе и взаимопомощи. Соглашением с Югославией Барту надеялся создать новое мощное объединение государств в Европе, которое в дальнейшем можно было бы противопоставить нацистской Германии и её союзникам. Но убийца – член Македонской Внутренней Революционной организации (ВМРО) Владо Черноземский (он же Керин Величко Георгиев), связанный также с хорватскими сепаратистами – одновременно вывел из игры и монарха крупнейшего балканского государства, и французского министра, который немало вредил интересам Германии и Италии, покровительствовавших усташам.
Следствием было установлено, что именно усташи во главе с Анте Павеличем, укрывшимся в Италии, были организаторами убийства югославского монарха. Выдать Павелича и его соратников во Францию для суда Италия отказалась. На похороны короля Югославии из Германии был прислан венок от Германа Геринга и выражения «глубокой скорби». Тем не менее, считается, что именно немецкий рейхсмаршал был непосредственным «куратором» покушения на Александра I и Барту. Их смерть была на руку только Третьему Рейху и его сателлитам.
Новейшая история стран бывшей Югославии продолжила традицию политических убийств. Ещё до Джинджича был убит бывший президент Сербии Иван Стамболич – его смерть впоследствии была взвалена на Милошевича, чьей власти, как считали судьи Верховного суда Сербии, угрожал Стамболич. Последнее крупное убийство произошло за пределами Сербии, но при этом напрямую касается стран бывшей Югославии – это гибель Милошевича и других сербских лидеров в Гааге.
Разумеется, международный трибунал по бывшей Югославии отрицает насильственную смерть сербских обвиняемых и даже робко пытается их самих обвинить в «способствовании собственной смерти» (например, утверждается, что Милошевич умышленно принимал таблетки, нивелировавшие весь курс лечения и приближавшие кончину) или в самоубийстве (так, по версии следствия, покончил с собой бывший президент Республики Сербская Краина Милан Бабич). Но и условия содержания в Гаагской тюрьме, и отказ Милошевичу в просьбе о лечении в Москве говорят, скорее, о желании трибунала поскорее покончить с обвиняемыми. Обращает на себя внимание и то, что Бабич и Милошевич умерли с разницей менее чем в неделю. Трудно объяснить это случайностью.
Повторит ли Борис Тадич судьбу многих своих предшественников? Умрёт он от пули киллера или выстрела кого-нибудь из сегодняшних депутатов Скупщины?
В последнем случае это может быть как радикал, мстящий за фактически бескровную сдачу Косово и евро-устремления президента-демократа, так и социалист, желающий свести счёты с одним из участников выдачи Слободана Милошевича, былого лидера Социалистической партии. Или же это будет бомба молодого студента, члена тайного общества? Возможен и вариант похищения главы государства с его последующим умерщвлением – такой сценарий Сербия тоже уже знает, хотя и в отношении бывшего президента.
Не исключено, что в балканской истории громких убийств появится и какое-нибудь новое, ранее не использованное средство – в частности, никого из глав государств здесь ранее не травили. За мировой практикой далеко ходить не надо: достаточно вспомнить «недотравленных» Виктора Ющенко или Хафизуллу Амина. Что если Тадичу преподнесут яд, действующий по прошествии длительного времени, чтобы никто не заподозрил насильственную смерть (на Руси, например, во время Феодальной войны в XV веке правителя Галича Дмитрия Шемяку, соперника московского князя, убили, преподнеся ему отравленную курицу, после чего он умер через много дней)?
Но независимо от способа, убийство Тадича может круто изменить всю балканскую ситуацию.
До тех пор, пока жив президент Сербии, западные страны имеют «поле для выруливания» и одновременно могут кивать на законное руководство, которое «прилагает все усилия для мирного решения проблемы». Ведь сомнительно, чтобы Тадич резко поменял свою политику и начал проводить по-настоящему жёсткие меры в отношении мятежного края и стран, признавших его независимость. Во всяком случае пока дело ограничивается лишь налаживанием железнодорожного сообщения с Митровицей и отзывом послов из некоторых государств (интересно, что отзываются послы лишь из соседних стран, но только не из США или Великобритании).
Чуть только он сменит тон – и для западных стран предпочтительнее окажется его «уход».
В то же время при сохранении прежней линии Тадич рискует повторить судьбу своего бывшего партийного босса, Зорана Джинджича.
Примечателен и тот факт, что в день убийства Джинджича некоторые СМИ сначала сообщили о том, что вместе с премьер-министром убит и его ближайший помощник, которым был именно Тадич. Если вдруг такое сообщение окажется уже не ошибкой журналистов, а реальным фактом, то неизвестно, найдётся ли немедленно в Демократической партии фигура, которая сможет заменить президента. В условиях распущенного парламента, бездействующего правительства и предвыборной борьбы партий (которая, как и все предыдущие в Сербии, не будет тихой) подобная ситуация может привести к необратимым последствиям и смятению в правящих верхах.
На выборах после этого неизбежно поражение Демократической партии, которая окажется обезглавленной. После этого власть окончательно перейдёт к коалиции Сербской Радикальной партии с Демократической партией Сербии (не путать с Демократической партией Тадича), возглавляемой Воиславом Коштуницей, покинувшим пост премьер-министра.
Впрочем, вернуть его он, скорее всего, не сможет, ибо ему придётся считаться с мнением радикалов, которые не упустят возможности поставить во главе правительства Томислава Николича. Последний уже несколько раз оставался проигравшим на президентских выборах, но зато успел в течение пяти дней побыть спикером парламента (до тех пор, пока Коштуница и Тадич не договорились между собой).
При этом не забудем и немаловажный факт. Убийство Тадича само по себе не сможет решить наиболее острый вопрос сегодняшней Сербии – проблему возвращения Косово и Метохии и защиты сербского населения края. Те, кто выпустил 11 марта 2003 года «заслуженную пулю» в Джинджича, надеялись не допустить дальнейшую выдачу сербских генералов в Гаагу и предотвратить отторжение Косово (ведь именно Джинджич впервые заговорил о возможности разделения Косово на сербскую и албанскую части). И многие сербы тогда были убеждены, что смерть одного из наиболее одиозных политиков сможет предотвратить дальнейшее падение Сербии, что после этого немедленно начнётся её возрождение.
В 2003-м этого не случилось.
Сегодня Тадич уже не премьер-министр, как Джинджич, а президент страны, глава государства, причём в условиях распущенного парламента. Если Тадич будет убит, то изменится политическая ситуация, станет возможен приход к власти его противников в лице радикалов.
Но необходимо понимать, что на этом трудности Сербии далеко не закончатся. Со смертью Тадича не случится мгновенного возрождения Сербии, Косово не вернётся «по волшебству» в состав государства, не произойдёт магического оздоровления экономики.
Если же вновь соблазниться исключительно «простыми решениями», пожелать «крови врага», говорить о «заслуженных пулях» и при этом забывать о главной сути проблемы, то череда смертей будет продолжаться, не оказывая никакого влияния на ход событий. Лишь сохранится традиция насильственной смены власти — и пополнится история балканской резни новым политическим убийством.
