Евросоюз и после Косова будет существовать, как существовал, внешних изменений пока не предвидится. Но есть одно очень значимое изменение, которое прежде всего будет ощущаться и уже ощущается на уровне общественной атмосферы и неких ментальных ценностей.
Речь идет об утрате ощущения комфорта, с которым ЕС жил несколько последних лет и чем был наиболее привлекателен для новичков и «соискателей».
Евросоюз по своей задумке организация мягкая и комфортная. Его изначальная цель — предотвращение войны в Европе — определила мягкий стиль общения: консенсус, согласие всех со всеми. Пусть не на самом деле, пусть на уровне специфического политеса, но он и является самым важным для Евросоюза. Именно политес. Дело даже не в том, что каждая попытка его нарушить вызывает скандал — а в том, какие экстренные меры применяются, чтобы скандал потушить, на какие жертвы, реальные, практические, готовы ведущие страны Евросоюза, чтобы на финальной фотографии лидеров европейских стран, на которой изображен их выход на заключительную пресс-конференцию, все друг другу улыбались.
Достаточно вспомнить европейский саммит прошлым летом в Германии, где Польша грозила блокировать принятие документа, призванного стать квази-конституцией Евросоюза. Европейцы тогда посягнули на принцип консенсуса, ставший неработоспособным ввиду увеличения числа стран Евросоюза. И на словах с идеей все согласились, кроме Польши — которую, во-первых, не устроило количество голосов, которые она может подавать при принятии решения, а во-вторых, что самое главное, она не желала терять права «вето». Легкость, с которой все прочие члены Евросоюза пошли на польские условия, а именно, оставить прежнюю систему голосования еще на несколько лет — вот что главное! Выработанный в итоге документ, получивший название «Лиссабонская декларация» предполагает, даже при значительном ущербе в эффективности, комфорт для государств-членов. Политики решились пожертвовать теми моментами в изначальном проекте Евроконституции, которые могли в перспективе способствовать превращению Европы в мощную державу, — пожертвовать ради удобства, комфорта, пресловутого европейского политеса.
Мягкая кошачья лапка должна иметь острые коготки, да, — но коготком можно поцарапать антикварную мебель или пустить стрелку по старинной гардине. Яростное сопротивление, которое оказывает Германия попыткам принудить ее перебросить небольшую часть (а речь идет чуть ли всего не о десятках военнослужащих) своего военного контингента в южные опасные районы Афганистана, показывает, что Германия готова нести лишь то бремя, которое накладывает на нее европейский политес, но ничего более.
Это не означает, что Евросоюз не укрепляется, коль скоро с каждым годом он становится все более комфортным, несмотря на отдельные эксцессы (как, например, полуторагодичной давности беспорядки в предместьях Парижа), с которыми он тоже худо-бедно справляется. Его внутренняя сила растет (или росла до сих пор) за счет того, что внутриевропейский политес действительно становится образом жизни, мощной культурной программой. Евросоюз живет на основании тонких культурных связей, на основании культуры всеобщей ласки и любви в ее атеистическом толковании, этакой достоевщинке, когда люди, лишенные Бога, особо нежно и трепетно относятся к себе подобным. Европа все более и более становится отдельной цивилизацией, чуждой и Америке (которая ей нужна лишь в функции военного щита), и России, от которой нужны газ и нефть. Все эти три ветви христианской цивилизации казались неразрывно между собой связанными общими культурными корнями и цивилизационными парадигмами, но сейчас их отдаление друг от друга становится все заметней.
Вернемся еще на момент к «Лиссабонской декларации». Самый интересный вопрос — чем вопреки всему в декларации не было пожертвовано?
Основное в принятой в Лиссабоне декларации — пост президента Евросоюза и министра иностранных дел Евросоюза.
При чем здесь комфорт? Надо вспомнить, когда эти идеи зародились. Перед иракской войной 2003 года. Тогда европейцы чувствовали себя очень дискомфортно. Причем особенно в тех странах, которые собирались воевать. Помните многомиллионные демонстрации в Лондоне и Риме? Именно они сделали актуальной мысль о необходимости единства всех европейцев перед мировыми катаклизмами.
Суть идеи была проста: Евросоюз вовсе не собирался с кем-то за что-то бороться. Он хотел распространить вокруг себя свой стиль — нет, не сделать для других стран свой стиль таким же внутренним, а принудить другие страны в разговоре с Евросоюзом соблюдать принятый в нем политес. Таким образом, новые посты во главе Евросоюза — еще один шаг к созданию своего мирка.
А теперь обратимся к нашей самой злободневной теме — провозглашения независимости Косовым.
Самое желательное для европейцев было бы этот вопрос вовсе не поднимать. И со своей стороны они предприняли попытки разрешить дело миром. Член тройки кураторов переговоров между Белградом и Приштиной немецкий дипломат Вольфганг Ишингер трудился не за страх, а за совесть, предлагая действительно оригинальные пути разрешения конфликта.
Тем временем все громче стали голоса тех, кто считал, что Косово — дело исключительно европейское. И эта точка зрения возобладала.
В последние месяцы Евросоюз ведет себя так, чтобы подчеркнуть: Косово — это его домашнее дело, то есть дело, которое необходимо решить на основе евросоюзовского политеса. То, что различные члены Евросоюза придерживаются в этом вопросе разных, а порой и диаметрально противоположных точек зрения, для мира не должно быть столь уж важно: это семейные распри. Просто в ЕС есть страны, которые по своим внутренним причинам желают поддержать Америку или выступить в пику России. Остальные их могут не одобрять, более того, порой они сами себя не одобряют, практически всегда их не одобряет значительная часть прессы и общественного мнения, но это то неодобрение, которое не редкость в семейном кругу.
И особо хочу обратить внимание на то, что представитель председательствующей в Евросоюзе Словении Димитриу Рупель назвал образцом единства постановление министров иностранных дел стран Евросоюза о том, что каждая страна сама будет определять, признавать ли ей новоявленную республику.
На самом деле это не нелепость, не слабость, как показалось сначала, это реальное проявление единства, построенного на комфорте. Ибо было признано, что Косово не та тема, которая посмеет разрушить европейский политес, а потому все страны готовы принять мнения друг друга. Именно для того чтобы вовремя произнести такие слова, Евросоюзу и нужен президент.
Это на самом деле вершина европейской сплоченности, ее акмэ, после которой, возможно, пойдет спад.
Европейцам очень не хочется — но, тем не менее, по большому-то счету не страшно нарушать основополагающие европейские акты. Такие как, например, Хельсинская декларация. Да, в своей жизни, в построении своего общества они в значительной мере на нее опираются, но она уже не существует в их сознании сама по себе. Пусть даже этом фундаменте построено уже целое здание. Но был ли это фундамент — или, скорее, строительные леса? И если все эти «основополагающие акты» развалятся (а благодаря самому факту признания ведущими странами Евросоюза отделения сепаратистской территории всё это можно уже считать рухнувшим), то не факт, что развалятся уже возведённые политические конструкции. Если здание построено, леса уже не нужны. Здание европейского политеса воздвигнуто. И оно построенного из особого материала, который до поры до времени способен поддерживать конструкцию. А сколь долго его можно поддерживать, и сколь оно прочно, мы пока сказать не можем.
Дело в том, что мы имеем дело с процессом формирования новой цивилизации, процессом, находящемся в динамике, а значит одновременно и очень хрупким, и очень настойчивым — это как трава пробивается сквозь асфальт.
То же относится и недавней Лиссабонской декларации. Ее содержание маловажно — она лишь символ дальнейшего движения и становления.
Относится ли это к международному праву вкупе с такими основополагающими международными организациями, как ООН? ООН многое значит для сознания европейца, как символ миропорядка, в котором только и стало возможно существование такой цивилизации, как современная Европа. Это ее контекст, и, как представляется, нынешняя Европа без него существовать не может. Европейцы довольно трепетно относятся к ООН, а то, что ее решения ими нарушаются, как сейчас, в случае с Косово, так и рядом стран в Иракскую войну, — то это потому, что европейцы не верят, что ООН это повредит. ООН имеет некоторое мистическое значение (причем почти для всего мира) и обладает способностью к регенерации, а проще говоря, умеет зализывать раны. Исчезни ООН, исчезнет и современная Европа, поскольку у нее пока еще мало механизмов противостояния внешнему хаосу, а коготки отращивать европейское большинство не желает. Конфликтное это дело. В этом случае она останется на милость Америки — во всяком случае, на некоторое время. Пока Америку психологически не «достанет» европейский политес, и она не пожелает Европу несколько перекроить. Последнее может выглядеть чем-то вполне безобидным для самой Америки, но положит конец нарождающейся специфической новой европейской цивилизации.
Что же касается международного права, то именно оно позволяет Европе развиваться и расцветать. Европа несколько «сдвинута» по части юриспруденции и игнорировать правовые вопросы не может, без риска нарушить собственную идентичность. Международное право — это та структура, в которую встроена Европа, и в огромном смысле ее создание и порождение. Концерт Европейских Держав, куда входила и Россия, кирпичик за кирпичиком складывал это здание, которое в свою очередь было тоже построено на специфическом дипломатическом политесе, где одно слово, один жест мог значить очень много и определять мировые события.
Здесь для европейцев проблема двойная. Тот свод международных законов, который они построили, для Европы оптимален.
Полбеды, если он нарушается за пределами Европы — он создавался для Европы и ради Европы. Совсем другое дело, когда он нарушается в самой Европе.
Вторая часть проблемы состоит в том, что международный миропорядок построен с учетом европейского политеса времен Концерта Держав. И в большой мере на нем строится современный европейский политес. Да, в различных уголках мира он нарушается сплошь и рядом, он нарушался в период бомбардировки Сербии в современной Европе. Но никто не знает сколь велика его способность к регенерации, и от этого европейцам по-настоящему страшно.
Дело осложняется тем, что Америке тот миропорядок, в котором мы живем, не нужен. Она хочет выстроить свой, отведя себе роль мирового шерифа. С точки зрения американцев, это мироустройство будет не столь утонченным, зато более прочным и более безопасным. Но не решаясь в одиночку, рискуя вызвать к себе одну общую ненависть, ломать существующий миропорядок, она желает, чтобы его нарушали и остальные: начиная от своих союзников, кончая террористами, с тем, чтобы потом сказать, что этот миропорядок сам самопроизвольно рухнул. И Америка, не вникая в европейские тонкости, провоцирует европейцев ломать мировое право.
И сделав это, во всяком случае, начав это делать, европейцы с точки зрения Америки ничего не теряют. А на самом деле они теряют свой психологический комфорт, ради которого жили все последние годы.
А что сербы? От них требуют, чтобы они тоже соблюдали политес. И судя по победе на выборах Бориса Тадича, не менее половины сербов в этот уютный мирок стремится. Европа даже протягивает сербам одну руку (второй она их бьет) в виде особого соглашения о сближении с Европой. И только упрямство Воислава Коштуницы не было одобрено.
Здесь встает вопрос об отношении к международному праву России и роль России в этой игре ветвей западной цивилизации — но это тема отдельной статьи.
