Те ветхие десять дней, когда Владимир Путин, воспользовавшись лазейкой в Конституции, мог пойти на третий срок, навсегда остались в прошлом.
28 ноября 2007 года, в ноль часов ноль минут московского часового пояса, стало полностью и безоговорочно ясно, что никакого третьего срока не будет, потому что не может быть.
Это значит, что последний герой бесконечной, как снег, русской политической мысли полностью уходит от власти. Ибо никакого «национального лидера», правящего страной из хорошо оборудованного укрывища, у нас быть не может.
Власть без формального поста возможна только в персоналистских режимах с харизматической легитимностью. Где-нибудь у Муссолини, у Франко, у Чавеса и даже — страшно сказать — у Михаила Саакашвили. Там, где легитимность власти держится на одной-единственной титанической личности, воплощающей и обозначающей собственно режим. Путинская же легитимность — традиционно русская, монархическая, а вовсе не харизматическая. Она намертво приклеена к царскому трону, к венцу и бармам Мономаха. Кто на троне — тот и правитель, стоящий, в народном сознании, выше политики и выше закона.
Как бы сейчас не изощрялся придворный лизоблюд, стабильность путинского режима зиждется вовсе не каких-то там выдающихся личных качествах второго демоизбранного президента РФ, изобилия коих, сказать по правде, совершенно не наблюдается. Она строится на том и только на том, что Путин восстановил в нашей всеобщей стране монархический ритуал, рухнувший при позднем Горбачеве и так и не сложившийся за все восемь с половиной лет покойного Ельцина.
Этот ритуал слагается из трех важнейших элементов:
Михаил Горбачев оказался делегитимирован в конце 1980-х гг. не только потому, что подошла к распадной черте религия коммунизма, верховным жрецом которой он по должности был. Но и потому, что были поставлены под сомнение три главных принципа монархического ритуала.
В некий исторический вечер обыватель узнал, что Горбачева можно публично трогать, причем не где-нибудь, а по Первой программе общенародного телевидения! А чуть позже, в июне 1990-го, когда Ельцина, против ревностной горбачевской воли, избрали председателем Верховного Совета РСФСР, в стране появился второй, параллельный царь. И с этого момента горбачевщина уже обречена была полной исторической гибели.
Ельцин, сильный Ельцин, не боявшийся стрелять по парламентам и упивавшийся властью, все годы своего правления испытывал жгучий дефицит легитимности. А почему? Потому, что не поддерживал этот самый ритуал из трех элементов, который, в русском политическом сознании, и определяет существование государства всерьёз. Есть монархическая церемония — есть трон. Нет — нет.
Царь, которому может по-настоящему бросить вызов какой-нибудь Зюганов (он же Примаков), царь, которого можно «мочить» по всем главным телеканалам, — ненастоящий. Так научился думать русский демократический обыватель за 1200 лет своего предрассветного ученичества. И переделать это пока (в ближайшие несколько сот лет, если России, конечно, суждено выстоять) затруднительно.
Известный кремлепропагандистский тезис, согласно которому Путин восстановил российскую государственность после долгих лет хаоса, отчасти справедлив. Безусловно, сами конструкции государства при Путине, напротив, ослабли и оказались насмерть поражены коррупцией. Но, осознанно и бессознательно восстановив заветный ритуал, нынешний президент вернул высшее почтение к кремлевскому трону.
Именно поэтому все эти годы не было ни малейших сомнений в безусловной путинской легитимности. Именно поэтому Путину народное сознание позволяет и прощает то, что никогда не позволило бы Ельцину или позднему Горбачеву.
И с легитимностью следующего, третьего РФ-президента тоже особых проблем не будет. При условии соблюдения традиции престолонаследия и трех важнейших норм монархического ритуала.
Стране уготован новый царь. И это значит, что старого царя вскоре придет пора забывать.
Те, кто говорят, что после отречения Путин де-факто останется первым лицом государства, горько заблуждаются или бессовестно лгут. Не может быть одновременно в России двух царей, как не бывает двух Солнц на небе. И уже через несколько месяцев после путинского ухода выяснится, что прежний правитель был не гигант мысли и не гранитный гений, а простой серый смертный. А еще через год Путин у нас окажется во всем виноват. Вот увидите.
Отсчитывая от сегодняшнего дня, нам осталось ждать и терпеть Владимира Путина всего лишь 10 дней. 17 декабря мы узнаем имя преемника. И в тот самый день начнется новая власть, кто бы ни рассыпался в поздних поцелуях уходящему «нацлиду». Нам уже приходилось говорить, что конкретная кандидатура путинского наследника не имеет принципиального значения — ни с точки зрения выборов, ни для послевыборной политики. Народ искренне проголосует за любого, кто официально будет провозглашен цесаревичем. Потому что выборы верховного правителя в монархической стране — это референдум о доверии власти, которая уже сформирована, а не попытка определить лучший вариант из нескольких.
Следующий президент явится еще более тусклым и слабым, чем Путин (других писателей в кремлевской команде для нас нет, принцип отрицательного отбора поработал как следует) и потому обречен закручивать гайки — иного ответа на вызовы времени у него просто не будет.
Пока, впрочем, предпочтительной фигурой представляется Зубков. Он чуть лучше всяких иваново-медведевых тем, что: а) имеет какой-никакой, но опыт работы в области управления, а не только протокольных улыбок; б) в своей советской заскорузлости понимает, что машину класса «Жигули», которая едет на лысой резине по насквозь проледеневшей дороге, не нужно слишком разгонять, ибо кювет близок.
Но если будет другой преемник — то и Бог бы с ним.
* * *
В конце месяца Путин до срока собирает Государственную Думу. Для чего? Рассмотрим три варианта.
Вариант А). Путин решил избавиться от Зубкова и назначить нового премьер-министра, он же преемник; тогда Дума нужна для скорейшего утверждения наследника в его хозяйственной сверхдолжности;
Вариант Б). Путин решил не мешать наследнику вести предвыборную кампанию, и потому займет свое место в парламенте, превратив преемника в и. о. президента; пожалуй, оптимальный для Путина вариант; второй президент уходит вовремя, пока не рвануло, и при том освобождает для преемника главный царский кабинет, что, безусловно, пошлет правильный сигнал бюрократическому народу и облегчит процедуру передачи власти; впрочем, деградация кремлевской властной машины достигла нынче той стадии, когда оптимальный вариант решения по определению становится маловероятным;
Вариант В). Дума просто оперативно нужна как инструмент предвыборной кампании, не более и не менее того.
В любом случае, от эпохи Путина осталось лишь десять дней. Хотя и потом еще, до самыя весны, будут говорить и говорить, что никуда он не уходит, а если уходит, то скоро обязательно вернется.
Мнения соавторов по поводу теории вечного возвращения ВВП разделились.
Э. Лобах:
Я совершенно убежден, что в Путине «государь» все-таки победил «купца». Эта уверенность основывается на не только на исторических российских аналогиях — мистическая сила царского трона такова, что сидящий на нем часто становится настоящим царем против собственной воли и случайного происхождения — но и на всех последних действиях Путина, во всяком случае тех, решения относительно которых он принимал самостоятельно.
Есть три причины, по которым Путин не может окончательно, насовсем уйти от власти.
Причина первая. Как ни в какой стране мира, в России принято вскоре после ухода очередного правителя валить все беды на него. И — видит Бог — Путину это известно не менее других. Даже наивный PR последних лет, согласно которому «Путин — первый в истории России, кто не стал травить предыдущего правителя», разбивается о предвыборную кампанию-2007, прошедшую под лозунгами критики 1990-х и невозврата в 1990-е. Если же ситуация в России в ближайшие годы ухудшится значительно — а этого есть все основания опасаться — то наказание бывшего руководителя, в данном случае Путина, может оказаться вовсе не символическим (как в случае Хрущева или того же Ельцина).
Причина вторая. Государственная власть в России настолько упоительна и цепка, настолько пронизывает все существо человека, что отказаться от неё по причине усталости или изначальной нелюбви к ней тоже никто не мог. Хрестоматийных примеров немало. Возьмем не самый традиционный: Александр I. Во многом похож на Путина: властитель слабый и лукавый, плешивый щеголь, враг труда, нечаянно пригретый славой… Вот уж был человек, которому было за что мучиться совестью всю жизнь, который власти не желал совершенно и у кого не было необходимости искать формальной «неприкосновенности». Правитель ни в чем не твердый, вечно красующийся и вечно плачущий (надеюсь, нет сомнений, что Бонапарта победил вовсе не «гений» Александра, а российские пространства, талант полководцев и «дубина народной войны»). Но даже он не смог покинуть своего поста. Лишь историческим эхом его страданий и мучений до нас донесся миф о том, что он не умер в Таганроге, а уехал старцем куда-то в скит.
Причина третья. Русский человек. Каким Путин, кто бы что ни говорил, является. Слабый или сильный, умный или глупый, богатый или бедный, отважный или забитый — он всегда несет в своей душе частичку Великого, ощущения принадлежности к России. И это ощущение очень часто в истории оказывается сильнее человеческих слабостей и человеческой воли. Путин понимает, что стране уготованы беды, и потому уйти не может.
Всеобщее ожидание его возвращения и есть его способ остаться у власти. В любом формальном качестве. Пока преемник и элиты уверены, что он остается, он и будет править Россией. Это вопрос психологии, а не политической формы.
С. Белковский:
Согласен, что Путин должен стращать всех вероятностью своего скорого возвращения. Но это для него будет не способом остаться у власти, а очередной гарантией безопасности. Дескать, будете себя плохо вести — возьму да и вернусь. И тогда… Тем самым Путин страхуется и одновременно расширяет для себя пространство личной свободы. А вдруг действительно когда-нибудь захочется вернуться? История показывает, что для Путина потенциальная возможность зачастую гораздо важнее актуальной. «Могу сделать» стоит больше, чем «сделаю» или «сделал».
Другое дело: а куда В. В. хотя бы теоретически мог вернуться? На «Титаник», прямодушно идущий навстречу айсбергу? Все эти разговоришки о российском «запасе прочности» просто умиляют. «Россия не обвалится, потому что высоки цены на нефть» — звучит так же убедительно, как, например: «Титаник» не утонет, потому что на борту находится миллиард долларов наличными». На тонущем корабле деньги не спасают, но наша элита — причем и правящая, и оппозиционная разом — отказываются это понимать. Они искренне думают, что от исторической катастрофы можно откупиться.
Путин счастлив тем, что покинул капитанский мостик «Титаника», когда айсберг еще не столь различим, а сигнал тревоги — все еще молчит. И дай уходящему президенту Бог здоровья. Свой покой он точно заслужил.
Последний десятидневный отчет — пошёл. Дождёмся.
