В довершение всех проблем, на корабле не имелось абсолютно никаких карт и лоций. Мятежников спас высочайший профессионализм Чурина и наглость отчаяния. До Японии он вел корабль исключительно по памяти, далее беглых выручила давняя страсть к чтению Хрущова. На Камчатку тот привёз прекрасную библиотеку и взял на галиот книгу английского адмирала Джорджа Ансона (George Anson, 1697—1762 гг.).
В историю адмирал вошел как создатель первого постоянного корпуса морской пехоты и один из первых кругосветных мореплавателей. В сентябре 1740 командор Ансон с эскадрой из шести недоукомплектованных кораблей вышел в Тихий океан для крейсерства против испанских судов. Ансон вернулся в Англию в июне 1744, потеряв более половины своего экипажа в 2000 человек. Но смерть их была не напрасна. Оказалось, что опасное плавание имело большое значение для исследований неизвестных морей, а через полвека спасло жизнь Бенёвскому и его команде. Результаты путешествия вышли в свет в 1748-м в Лондоне, и вскоре были переведены на русский переводчиком Академии наук В. Лебедевым и изданы в Санкт-Петербурге в 1751 году: "Путешествие около Света, которое в 1740, 1741, 1742, 1743 и 1744 годах совершил Лорд Ансон".
Однажды эту книгу купил поручик лейб-гвардии Измайловского полка Петр Алексеевич Хрущев и провез с собой через всю Сибирь в ссылку на Камчатку. С этого "Путешествия около Света" Хрущев рисовал кроки, а Чурин и Бочаров вели корабль.
Весь маршрут был нанесён Чуриным вместе с помощником, штурманским учеником Дмитрием Бочаровым, на карту, причем с подробностями, неизвестными тогдашним картографам. Чурин и Бочаров вместе с канцеляристом Иваном Рюминым и секретарем командира Камчатки Спиридоном Судейкиным составили подробное описание этого путешествия.
Подробный дневник плавания, включая детальную карту, еще в 1773-м году попал в Россию, но карта эта лежит, по-видимому, и по сей день еще не изученная никем, в московском Центральном государственном архиве древних актов, куда повелела Екатерина спрятать все упоминания о камчатских бунтарях... По специальному постановлению Сената надлежало "обобрать всю черновую и беловую переписку о Бенёвском, а жителям Камчатки объявить, чтобы об этом деле никто не смел писать в своих частных письмах. Вообще же приказано всем начальствующим лицам дело о бунте держать в величайшем секрете".
Составленная опытными моряками морская карта их путешествия одержит бесценные сведения для современных историков, но еще более могла бы эта строго засекреченная карта быть полезна тогда. Через несколько лет было отправлено несколько крупных русских морских экспедиций, как раз по тем широтам, где прошёл "Святой Петр" — первый русский корабль в южных морях. Но сведениями этими, хоть они и хранились в Петербурге, никто не воспользовался. Не получили данные о своем будущем маршруте ни отправлявшийся в первое русское кругосветное плавание Иван Федорович Крузенштерн, ни Василий Михайлович Головнин, перед своим плаванием к японским берегам и случившимся пленом в Японии.
А ведь в дневнике отмечено каждое причаливание корабля на всем пути. Приложена морская карта плавания "Святого Петра" от Камчатки до Макао, по никому тогда не известному маршруту. В "Записках" указаны бури и штили на определенных по-морскому пунктах. Писано об опасностях причаливания к неизвестным побережьям, о мелях, подводных скалах. О столкновениях с местными жителями на Японских островах. И о голоде, нехватке продуктов, трудностях поисков пресной воды в пути до Макао. Обстоятельно рассказано о состоянии здоровья русских плавателей на разных широтах. А ведь перед экспедицией Крузенштерна Адмиралтейство хотело дать ему команду, состоявшую из нанятых англичан. Адмиралы сомневались, выдержит ли русский человек пребывание в южных широтах, и эстляндскому немцу Крузенштерну (по рождению его звали Adam Johann von Krusenstern) с трудом удалось доказать российскому Адмиралтейству пригодность русаков к плаваниям в южных морях.
* * *
Итак, маленький кораблик, забитый под завязку людьми и припасами (70 душ на судне длиной 17, шириной 6 метров!), галиот «Святой Петр» взял курс на Курильские острова. На его борту было ровно семьдесят человек разных возрастов, сословий и наций. Военнослужащие нижние чины: капрал Михаил Перевалов, солдат Дементий Коростелев. Отставной ротмистр, помещик Ипполит Степанов. Казаки: Герасим Березнин, Григорий Волынкин, Петр Сафронов, Василий Потолов и разжалованный в казаки шельмованный (ошельмовать — значило публично бить кнутом) канцелярист Иван Рюмин. Придворный правительницы России Анны Леопольдовны, матери императора Иоанна VI — Александр Дмитриевич Турчанинов.
Матросы из присыльных арестантов, (расконвоированные, исполнявшие наказание в качестве матросов): Алексей Андреянов, Василий Семяченков. "Матрозы Охотского порта": Василей Ляпин, Петр Сафронов, Герасим Береснев. Промышленники (т.е. промысловки-зверобои), в том числе "Компании Тотемского купца Федоса Холодилова работные, и промышленники": Иван Лапин, Логинов, Козьма Облупин, Андрей Оборин, Михаил Чулошников, Кондратей Пятченин, Яков Серебреников, Иван Шибаев, Егор Лоскутов, Алексей Мухин, Иван Казаков, Григорий Кузнецов. Лейб-гвардии Измайловского полку поручик Пётр Хрущов. Великоустюжинский купец Федор Костромин. Однодворец Иван Попов. Посадский из Соликамска Иван Кудрин. Поручик гвардии Василий Панов. Секретарь убитого коменданта Большерецка, по табели о рангах чиновник 13 класса Спиридон Судейкин. Штурман Максим Чурин. Штурманские ученики Герасим Измайлов, Дмитрий Бочаров, Филипп Зябликов. Коряк Егор Брехов, швед Адольф Винблад, адмиралтейский лекарь немец Магнус Мейдер, алеут Захар Попов, камчадалы Сидор Красильников, Ефрем Иванов, Алексей Паранчин, Ефрем Трапезников. Прокопий Попов, Яков Кузнецов.
Семь женщин: две работницы штурмана Максима Чурина и его жена Ульяна Захаровна; жена Дмитрия Бочарова Прасковья Михайловна; жена Алексея Андреянова; жена Рюмина, корячка Любовь Саввична и жена камчадала Паранчина Лукерья Ивановна Паранчина.
Были и старики — "секретный арестант" Александр Турчанинов и подпоручик армейского Ширванского полка Иосафат Батурин, и подросток — тринадцатилетний сын священника Ичинского прихода Ваня Уфтюжанинов. Беглый Ноев Ковчег…
На пятый день плавания "завидели большой остров, и дошли до него 18-гo числа". Остров оказался необитаемым. По-видимому, с галиота послали отряд на соседние острова, за "языком" и "привели с собой одну Курильских родов девочку небольшую, почему сей остров и узнали, что он Курильский семнадцатый, называемый по курильски Икоза". Тогда острова были населены айнами. На их языке «куру» означало «человек», откуда и пошло второе название айнов «курильцы», а также и наименование архипелага.
На острове "производили печение хлебов... и шили флаги и вымпел аглинские".
Флаги и морские вымпелы иностранных государств приказал шить предусмотрительный Бенёвский. Нужны они были для маскировки. На протяжении своего долго пути беглые выдавали себя то за голландских, то за австрийских, то за английских, то еще каких подданных, — чтобы сбить погоню.
На этом острове и возник первый заговор уже против Бенёвского. Несколько человек, испугавшись неизвестности, решили заслужить прощение властей, сдав всех остальных беглецов. Заговорщики, пользуясь тем, что весь экипаж галиота находился на острове и судно фактически никто не охранял, решили тайно подойти к кораблю с моря на ялботе, забраться на судно, обрубить якорные канаты и вернуться в Большерецк за казаками, которые и арестуют их товарищей, не имеющих на чем бежать с острова. Но о задуманном предательстве узнал матрос Алексей Андреянов, он стал единомышленником Морица еще одним из первых, когда графа везли на поселение в Большерецк, а Адреянов, сам расконвоированный арестант, был матросом на перевозившем арестантов галиоте. Он и сообщил о новой опасности Бенёвскому. Сначала Мориц приказал расстрелять заговорщиков, но потом изменил свое решение и устроил им публичную порку кошками (плетьми), а затем приказал высадить на берег.
Сколько именно человек участвовало в заговоре, сейчас сказать трудно. Опубликованные сведения исходят от бывших участников мятежа, в разное время сдавшимся на милость "Ея величества императрицы", ждать стремления к исторической объективности при изложении событий "бунта" от них трудно, а власти были заинтересованы представить восстание как личную затею Бенёвского и прочих иностранцев, "обманом вовлекших русских людей в противоправные действия". "Русский человек всем сердцем предан Императору". Назывались разные цифры — и три, и десять, и даже пятнадцать человек.
Факт тот, однако, что Беневский высадил лишь трех заговорщиков.
Ссадили их на том же необитаемом острове Курильской гряды, ныне называемом Симушир, у берегов которого и произошла попытка предательства.
29 мая в 9 часов вечера галиот «Святой Петр» покинул остров, на берегу которого остались штурманский ученик с галиота «Святая Екатерина» Герасим Измайлов и камчадалы из Катановского острожка супруги Алексей и Лукерья Паранчины.
«Ученик Измайлов и Камчадал с женою кричали и плакали… Им было оставлено «три сумы провианта, ружье винтовантое, у которого была сломана ложа; пороха и свинца фунта с полтора; топор, фунтов десять прядева, четыре флага, пять рубашек (одна холщовая, три дабяных), два полотенца, одеяло, собачья парка, камлея, фуфайка со штанами».
Нравы тех мест и времён рельефно видны из хода дальнейших событий.
2 августа на трех байдарах пришли на Симушир промышленники во главе с купцом Никоновым. Измайлов потребовал, чтобы его немедленно доставили в Большерецк. Вместо этого Никонов забрал Паранчиных и отправился с ними и со своими людьми дальше — на восемнадцатый остров Уруп — промышлять морского зверя.
Камчадалы были «ясачными людьми», то есть, на практике — каждый русский промышленник рассматривал их как своих крепостных.
Измайлова же оставили одного на острове. Причем даже провизию ему дали лишь в обмен на тёплую одежду — несмотря на то, что приближалась зима. Несчастный отдал то, что ранее, высаживая на остров, оставил ему, дважды мятежнику, Бенёвский (это к вопросу о «моральном облике» графа в сравнении с его окружением). Еды в обмен на продукты теплую одежду ему дали мало. Измайлов замерзал, «питаясь морскими ракушками, капустою и прочим», но затем ему всё же повезло, от смерти штурманского ученика спасло прибытие на остров промышленников купца Протодьяконова — с ними и прожил Измайлов тот год, а в июле 1772 года вернувшийся на обратном пути Никонов доставил его на Камчатку. В Большерецке Измайлова и Паранчина арестовали и после первых допросов отправили под караулом в Иркутск, где вновь долго допрашивали и освободили только в 1774 г. после распоряжения генерал-прокурора Сената А. А. Вяземского.
Пройдет семь лет, и о начальном этапе плавания камчатских бунтарей Герасим Измайлов расскажет капитану Джеймсу Куку (James Cook, 1728–1779).
В октябре 1778 года вновь принятый на морскую службу Герасим Измайлов на острове Уналашка встретился с капитаном Куком, корабли которого в поисках северного морского прохода из Тихого океана в Атлантический обошли берега Аляски и Чукотки. Измайлов передал Куку все, что он знал о северной части Тихого океана. Кое-где он исправил карты, составленные Куком, и дал скопировать свои. Между прочим, Кук просил его передать в Британское Адмиралтейство составленную им карту восточного побережья Северной Америки. В обмен на рекомендательное письмо к камчатским властям Кук подарил Измайлову свою шпагу. Затем Кук ушел на юг, к Гавайским островам; до гибели великого капитана оставалось меньше четырех месяцев....
* * *
Меж тем беглецы вышли в море, и пошли на юг, вдоль Курил.
В ночь на 3 июня "Святой Петр" попал в сильный шторм. Плохо уложенный второпях груз сдвинулся, и судно чуть не опрокинулось
Благополучно пройдя Японское море, 7 июля 1771-го года «Святой Петр» достиг острова Сикоку — наименьшего по площади и населению острова из четырех больших японских островов.
Продолжение следует.
