Опубликованная в летнем номере журнала "The National Interest" статья группы политологов с Западного побережья США под названием "Мир без Запада" (Naazneen Barma, Ely Ratner and Steven Weber, "A World Without the West") вызвала оживленную дискуссию в американских академических кругах. Авторы выстраивают концепцию "Второго мира", или даже нескольких миров, "параллельных" миру, построенному по западным лекалам. Признаками формирования альтернативной мировой реальности, по мнению авторов, является ускоренное развитие многоплановых связей между незападными государствами, прежде всего между наиболее активно развивающимися из них: Китаем, Россией и Индией.
Авторы также отмечают, что, несмотря на то, что на Западе все ещё преобладает мнение о двоичной альтернативности такого развития — новые глобальные игроки должны "ассимилироваться" в западную систему, либо вступить с ней в антагонистическое противостояние — в самих странах "параллельного человечества" преобладает стремление уклониться от конфронтации с Западом, и настаивать лишь на своем неотъемлемом праве жить по собственным законам. Таким образом, по крайней мере с точки зрения самого "параллельного человечества", речь идет о некоем "третьем пути", отличном как от ассимиляции, так и от антагонистической конфронтации.
Продолжая мысль авторов статьи, можно добавить, что термин "собственные законы" тут следует понимать во всей многоплановости понятия "закон", включая свои собственные "закономерности развития", а также и то, что авторы статьи называют "валютой влияния" (power currency) — собственной отличной от западной метрикой оценки ценностей, на основе которой ведется политический торг и осуществляются политические интеракции.
В то же время "параллельный мир" продолжает развивать отношения с западным миром, производя как растущий товарообмен, так и заимствование идей. Тонкость в том, что эти интеракции производятся избирательно, целый пласт западной идеологии — так называемые "либеральные идеи" — отвергаются параллельным человечеством, как не соответствующие его культурным традициям и национальным задачам. Глобализация только усиливается, хотя роль США и Запада, как её стержня и локомотива — постепенно сводится "на нет".
Развернувшаяся дискуссия вокруг тезисов данной статьи показала, что большинство западной, и особенно американской, политической аудитории, пока не готово принять предложенную модель глобализации. Наибольшее сопротивление вызвал тезис о "Вестфальском характере" параллельной реальности, её развертывании без всякого учета "морали" и "ценностей". "Кто будет определять этику альтернативного лидерства?" — вопрошает один из критиков (Devin Stewart . Report and Retort: Alternative Leadership Still Requires Ethics). Очевидно, на Западе пока не готовы отказаться от своей односторонне выбранной роли, или точнее "призвания", служить "донором морали" для всего человечества. Там все ещё сомневаются, что способен ли мир достичь прогресса и процветания без этого самозваного лидерства.
Подспудная причина для критики может быть и иная: на протяжении долгих лет американским и европейским элитам удавалось конвертировать широко разрекламированный товар в виде "универсальных общечеловеческих западных ценностей" (вариант — "европейских ценностей") в капитал влияния на политику в различных регионах а в дальнейшем — в получения разного рода уступок и привилегий. Западу трудно по своей собственной воле отказаться от использования моральных аргументов в политике, поскольку это является одним из факторов его преимущества
в конкурентной борьбе, подобным дешевой рабочей силе для Китая или энергетическим ресурсам для России.
Тем не менее, как авторы статьи, так и их критики, не могли не заметить, что в мире образовалась группа стран, которые в определенном смысле готовы взять на себя лидерство по формированию то хотя бы альтернативного мира. В отличие от альтернативной модели миропорядка, которую когда-то предлагал СССР, "альтернативный мир" не претендует на абсолютную "правильность", на вытеснение, преобразование или уничтожение мира западного. Конфликтный потенциал такого мира, вероятность и "площадь" траектории его "ударного соударения" с миром западным должна быть неизмеримо ниже, чем тот, что характеризовал ушедший в прошлое антагонизм социалистической и капиталистической систем. Тем не менее, скептики правы в одном: человечество никогда не будет свободным от опасений, что амбиции сторон возрастут, и конфронтация между Западом и "миром без Запада" либо его определенной частью резко усилится.
Выделяемая в последнее время группа крупных и амбициозных незападных стран с ускоренным темпом экономического развития БРИК (Бразилия, Россия, Индия, Китай) уже около 6 лет рассматривается на Западе в качестве главных претендентов на роль лидеров альтернативного развития. В последний год из этой группы аналитики предпочитают выделять подгруппу РИК (Россию, Индию и Китай), поскольку развитие Бразилии в целом остается в большей степени ориентировано на западные сценарии, а также потому, что внутригрупповые связи именно стран РИК растут опережающими темпами. Причём, это наблюдается во всех "слоях" отношений: экономике, политической и военной сферах. Говоря об истоках этих взглядов, невозможно не упомянуть, что уже с конца 1990-х эта группа из трех стран — России, Индии и Китая — была выделена бывшим российским министром иностранных дел Примаковым, как основа возможного альтернативного политического объединения. Теперь западные аналитики также постепенно приходят к этой идее, как водится, безо всякой ссылки на копирайт. И главный упрек этим трем странам заключается в том, что в своей внешней политике они отвергают западную шкалу политических ценностей.
Как известно, США в прошлом пытались угрожать "наиболее населенной демократии" по разным поводам. Последний раз — за её связи с "осью зла" — Ираном, с которым страна имеет прочные и давние отношения в военно-технической сфере. Не нравится США и дружеские отношения Индии с "репрессивным режимом" Мьянмы. А стремительно развивающиеся военно-политические связи Дели с Пекином, которые в последнее время стали включать взаимные визиты ВМФ и совместные военные учения, наоборот, заставило Вашингтон пойти на уступки, подписав с ней так называемый "Договор 123", о возобновлении сотрудничества двух стран в ядерной сфере.
В полном соответствии с концепцией "альтернативного человечества", Индия традиционно стремится к развитию отношений и с Западом, и со своими соседями, но всегда на собственных моральных основах, которые она не соглашается считать имеющими меньшее достоинство, чем мораль бывших колонизаторов. Громкие обращения к "демократической солидарности" давно бы заставили какого-нибудь политика из Восточной Европы сдать национальные интересы в пользу приобщения к сонму "демократических святых". У индийцев же столь явная пародия на средневековое папское причастие вызывает лишь усмешку. Политика страны остаётся предельно прагматической, и это вызывает невероятное раздражение на Западе.
Китай, в свою очередь, имеет наибольший торговый оборот с США, что нисколько не мешает обеим странам рассматривать друг-друга в качестве главных соперников. Впрочем, симметрия тут далеко не полная: в то время, как США смотрят на Китай как на сферу приложения своих усилий по "воспитанию человечества" в соответствии с "демократическими нормами", Китай никого воспитывать в США, кажется, не собирается. Несмотря на глубокие подозрения в США по поводу возможной экспансии коммунистических идей, дело, как нам представляется, не в самих идеях, а в их носителях: если в США политики одержимы проповедничеством, не важно какие именно идеи пропагандируются, китайцы склонностью к такому увлеченному "апостольству" не страдают. Мы не знаем, происходит ли это отличие из разницы в культуре или в "генах", однако это именно то, что можно наблюдать.
Возвращаясь к истории вышеупомянутого западного исследования: несколько ранее, в феврале сего года данная группа авторов также опубликовала статью "Каким образом глобализация пошла вкривь и вкось" (Steven Weber, Naazneen Barma, Matthew Kroenig, and Ely Ratner, "How Globalization Went Bad". Foreign Policy. January/February 2007), в которой сосредоточились на критике однополярной модели глобализации, как неэффективной вследствие именно свой однополярной структуры, ведущей к торжеству монополизма. Тезисы этой статьи весьма тесно перекликаются с тезисами опубликованной нами в декабре 2006 на сайте АПН работой "Рынок глобальной безопасности".
В связи с этим имеет смысл вкратце повторить тезисы этих работ, объединив их понятийный аппарат. Основным выводом является по нашему мнению следующий: в сетеподобной структуре глобализующегося мира распределенное, децентрализованное глобальное политическое управление оказывается эффективнее централизованного, даже если основные акторы недостаточно сотрудничают между собой и склонны скорее к конкуренции, чем к кооперации.
Кроме того, наличие альтернативных "сетей" кооперации делает их работу в качестве "аттракторов продуктивного развития" более полной, меньше территорий и стран оказывается неохваченными глобализацией и таким образом меньшее количество территорий будут представлять угрозу миропорядку. Пример: такие страны, как Иран, Узбекистан, отвергаемые Западным альянсом по своим каким-то специфическим, связанным с системными, "ценностными" ограничениями, причинам, все ещё могут быть интегрируемыми в ШОС, а значит — встроенными в международную кооперацию, "ангажированными" в мировое развитие, участниками и "держателями акций" которого они теперь становятся. Таким образом, мир в целом становится только безопаснее, по мере того, как число отверженных государств, народов и социальных прослоек в нем сокращается.
Более того, слабейшие мировые игроки, решая вопрос о том, к какой "сети взаимопомощи и безопасности" подключиться, учитывают, насколько эта сеть эффективно регулируется, насколько с их точки зрения справедливы, демократичны её регуляторные нормы, и насколько они подходят соответствующей психологии местных элит, вкусам населения и исторической традиции. Это в свою очередь заставляет ведущих глобальных игроков, являющихся лидерами конструкции, постоянно работать в направлении улучшения своей "игры".
Эта стратегия вовлечения незападных государств в коллективное мирное строительство на своих собственных принципах похоже стала приносить плоды, чему свидетельством может служить августовский саммит ШОС в столице Киргизстана. Среди членов этой организации и наблюдателей, готовящихся к ней присоединиться, настойчиво отвергаемые США по "моральным причинам" Иран и Узбекистан.
Все это не означает, что членами мира, параллельного западному, стремятся стать только те, которых не приняли в западный, "главный", клуб. Отнюдь нет. Фактом является то, что Россия, переболев тяжелой формой "атлантофилии", не стремится стать ни членом ЕС, ни тем более членом НАТО. Другие страны, такие, как Китай, Иран или Индия, — цивилизации, за плечами которых длительный опыт самостоятельного политического развития, входить в институты, где доминируют "атлантические ценности", не стремились изначально. Тем не менее, предстоит ещё тяжкая борьба за имидж ШОС, с тем, чтобы этот открытый клуб, тем не менее, не воспринимался, ни как "проходной двор" и "политический отстойник" для государств-второгодников, ни как "НАТО второго сорта". Если динамика роста экономики и стандартов жизни стран ШОС по-прежнему будет опережать западные, уже в обозримом будущем мир может получить зримую альтернативу западным институтам. В отличие от чисто экономических объединений, таких, как АСЕАН, ШОС в потенциале способен кроме торгового и энергетического развития обеспечить коллективную безопасность своих членов против широкого спектра угроз, не ограничивающихся терроризмом и наркотраффиком.
Отдельный вопрос: насколько в настоящий момент государства-участники ШОС, готовы идти вместе ради совместного укрепления безопасности? Подходы стран ШОС и наблюдателей по поводу темпов и акцентов развития разнятся. Как нам представляется, Китай предпочитает акцентировать внимание на решении проблем энергетического плана, на транспортном развитии, а свою готовность сотрудничать в сфере безопасности обменивать на проекты в экономической сфере. Россия, отношения которой с Западом стремительно ухудшаются, наоборот, стремится гарантировать себе поддержку Китая в сфере безопасности, пытаясь обменять эти гарантии на встречные гарантии энергообеспечения. А проблем в этом направлении Россия и Китай совместными усилиями могут решить немало: от формирования сухопутной транспортно-энергетической системы до содействия безопасному развитию в странах ШОС ядерной энергетики.
Система, подобная ШОС, либо развившаяся из ШОС путем кооптации в неё других значимых международных объединений (ОДКБ, АСЕАН) — на самом деле не "альтернативная", а "дополнительная" западной — стала бы также важным генератором сдержек и противовесов, которые могли бы уберечь мир от односторонних решений, часто ведущих к катастрофическим последствиям. Это тем более важно, что такое понятие, как качество глобальных решений, и глобальной политики становится в центре мировой проблематики. В самом деле, число жертв непродуманного одностороннего решения о вводе американских войск в Ирак зашкалило за несколько сот тысяч человек. Другими словами, число прямых и косвенных жертв американской оккупации в этой небольшой стране уже вплотную приблизилось к числу жертв сталинских репрессий в огромном СССР.
Можно бесконечно спорить по поводу того, являются ли жертвы подобных событий — жертвами ошибок политиков, их безумия, или расчетливого злого намерения. Однако следует отметить, что такая цепь причин и следствий могла выстроиться только в результате серии политических решений, каждое из которых с точки зрения задействованных акторов выглядит вполне оправданным. Если, конечно, судить, исходя из их собственных, частных оценок. В то же время при взгляде со стороны, совокупные результаты таких действий носят катастрофический характер и выглядят чистым безумием. Но человечество не придумало никакого лучшего лекарства от повторения катастрофических ошибок, кроме "системы сдержек и противовесов". Это, конечно, тоже не абсолютное лекарство, однако больше надеяться не на что.
Также переходя к популярному вопросу о "международном праве" и необходимости его придерживаться, нельзя не отметить, что любое право вторично по отношению к "системе сдержек и противовесов". Абстрактный закон не спускается откуда-то сверху, он вырабатывается, как компромиссный договор о взаимном поведении только после того, как "система сдержек и противовесов" складывается и начинает свою работу. Вопрос "о курице и яйце" здесь не встает: легальные системы западных стран, парламенты, монархии, верховные суды выросли из компромисса общественных группировок, которые в определенный момент решили вести борьбу "по правилам" и породили соответствующие институты и правила, а никак не наоборот.
Но ожидает ли нас в связи с возможным формированием новой мировой системы "сдержек и противовесов" возвращение к "Вестфальской системе"? К новому варианту "Европейского концерта" держав? Ряд авторов в России и в США именно так и считают. Среди них и министр иностранных дел России, который в июле 2007 года опубликовал статью, где отметил, что Холодная Война явилась "отступлением от принципов Вестфальской системы", — отступлением, надо понимать, нежелательным.
Вышеупомянутая группа американских авторов называет принципы внешней политики альтернативных мировых держав "нео-вестфальским синтезом", основанным на взаимном уважении суверенитета и лишенным западного морализаторства. Обращает, однако, внимание невольный "евроцентризм" подобной оценки. В связи с засильем западных стереотипов даже в академической науке приходится прилагать специальные усилия для выявления и нейтрализации "ошибки атлантицизма", которая может невольно закрасться в, казалось бы, чисто академические оценки. В данном случае отсылка к чисто западному историческому явлению — Вестфальской системе — является скорее неудачной, поскольку пытается объяснить выросшее на совершенно иной почве политическое явление через другое — хорошо изученное, но имеющее малое отношение к изучаемому. Валидность такой аналогии вызывает большие сомнения.
К тому же Вестфальская система развивалась не в моральном вакууме, а на совершенно конкретной, западно-христианской, этической почве, когда моральные основы политики выносятся за скобки просто потому, что они однозначно понятны всем участникам. Не правильнее ли было бы в таком случае считать нынешние принципы отношения стран ШОС принципиально новым явлением, складывающимся в результате синтеза политических традиций самих стран-участниц? В отличие от Запада, этическая традиция "параллельного человечества" разнообразна, однако это не означает, что она отсутствует, или это разнообразие невозможно привести к "рабочему компромиссу". Размеры возможного выигрыша в этом случае могут быть безграничны, но и цена ошибки может быть велика.
