Либералы

Восьмого июня заместитель главы Администрации Президента Владислав Сурков выступил перед учеными РАН с очередным идеологическим «месседжем» власти — «ненаучной лекцией» о русской культуре и о будущем России. Последствия его выступления были вполне предсказуемы: сразу же оживилась и разродилась толкованиями смыслов «либеральная общественность».

Если сравнить лекцию Суркова с комментариями россиянских либеральных толкователей, то Владислав Юрьевич, безусловно, покажется Барухом Спинозой, Томасом Мором и Теодором Момзеном в одном лице. Но данная статья — это не попытка “защитить Суркова”, а мини-исследование того клинического состояния, в которое все больше сползает “либеральный лагерь” Эрэфии. В наше смутное время дражайший Владислав Юрьевич интересен как своеобразное зеркало, в котором отражается весь примитивизм и интеллектуальная деградация россиянской либеральной тусовки. Неужели эти люди (то бишь “либералы”) когда-то смогли купить “массы” своими посулами? Неужели одурманенные их словоизвержением шахтеры некогда стучали в экстазе своими касками о каменную мостовую? Просто не верится!

Интересной чертой россиянских либералов является то, что, будучи до предела идеологизированными людьми, они критикуют Владислава Юрьевича не с позиций здравого смысла и наличных фактов, а за несоответствие его мыслеформ каким-то их оторванным от жизни талмудическим постулатам, которые они вынесли за пазухой из пыльного чулана горбачевской «перестройки» и ельцинской «демократической революции». Жизнь идет своим чередом, расставляет все по своим местам, а господа либералы продолжают бережно взращивать свои обанкротившиеся идеи в горшочках и предлагать публике их кислые галюциногенные плоды.

Вот Георгий Бовт, например, комментируя апологию власти и централизации в «лекциях» Суркова, заявляет: «Однако тут, кажется, есть натяжка. Ведь создание русского централизованного государства во многом было предопределено существованием в условиях враждебного окружения, сейчас мир все же изменился, условия далеко не тождественны временам соседства с Диким Полем, агрессивной Речью Посполитой и пр., сколь бы ни пыталась внушить иное нынешняя официальная пропаганда». Казалось бы, в этом предложении немало верных мыслей — и по поводу «предопределения», и по поводу нетождественности эпохи половецких набегов временам баллистических ракет. Но центральная мысль совершенно неадекватна реальности. Ведь Бовт критикует саму идею централизованного государства (оставим в стороне Путина с его «вертикалью» — речь идет о централизованном государстве вообще). И вот, по мысли Бовта, надобность в централизованном государстве на Руси отпала, ибо времена «не тождественны».

Действительно, нет сегодня «агрессивной» Речи Посполитой, но ее заменили, по крайней мере, не менее агрессивное НАТО и куда более экспансионистский Европейский Союз. Вместо «Дикого Поля» с юга к России подступает мусульманский пояс, который обладает куда более высокой степенью единства и большими ресурсами, чем степняки былинных времен. А на востоке под незаселенными пространствами Эрэфии, под спивающимися, деморализованными и криминализованными городами и поселками Сибири, «висит» полуторамиллиардный Китай. Примыкающие к нему с севера пространства фактически почти пусты. В южной Сибири и на Дальнем Востоке обитает всего порядка пятнадцати миллионов русских. Легально и нелегально сюда с каждым годом приезжает все больше китайцев. А тут еще г-н Киссинджер подмигивает китайцам: дескать, мы с вами можем вполне мирно и спокойно поделить мир. Вы — «фабрика», а мы — «кузница» технологий и научных разработок. Так что, расширяйтесь, берите в оборот этих «северных варваров», которые несправедливо (тут уже прорезается голосок соотечественницы Киссинджера г-жи Олбрайт) отхватили себе огромных территорий, кои они даже не в состоянии освоить. Спиваются, воруют, режут и стреляют друг друга.

Сегодня россиянская демократия — это зажатая между центрами силы (Штаты, ЕС, Китай, мусульманский мир) сумеречная зона трубы с полутора сотнями (впрочем, уже меньше) деградирующего (и при этом сокращающегося) населения, умирающей наукой, деморализованной армией и ржавеющими советскими ракетами. Уже сейчас регионы РФ «плывут» в разные стороны, притягиваются к разным центрам силы, обрастают «сепаратными» экономическими связями. А что будет здесь через десять лет, если мы не сумеем переломить ситуацию? Не надо быть гением, чтобы «визуализировать» продолжение уже имеющих место тенденций: процесс военного давления, миграции и экономического разбегания будет лишь усиливаться, а Эрэфия — деградировать, терять население и слабеть. И вот в этой ситуации г-н Бовт говорит нам о «натяжке» в связи с «упованием» на централизованное государство. Оно, видите ли, устарело. Конечно, не факт, что централизованное государство нам поможет, но как Бовт собирается иметь дело с наличными тенденциями в децентрализованном государстве? Не в ладах с реальностью г-н Бовт, причем эти «нелады», по-видимому, имеют очень глубокий, почти клинический характер (одно дело — писать о «натяжках» в 1987 году, совсем другое — в 2007-м, когда масса тенденций уже «материализовалась»).

Дальше — больше. «Всякий раз, — пишет Бовт, — российская насильственная модернизация сверху, обеспечивая скачок в краткосрочном развитии, мобилизуя ресурсы для решения текущих задач, обрекала страну на отставание в будущем, стратегически». А разве имелась какая-то альтернатива? Неужели в начале XVIII и XX веков в стране проглядывала хоть какая-то возможность «добровольной модернизации снизу»? В каких странах такая модернизация вообще имела место, — может быть, в Великобритании, которая потеряла порядка трети своего населения в эпоху огораживаний, и где в массовом порядке вешали потерявших землю пауперов и бродяг?

Внеисторичность мышления россиянских либералов просто поражает. Такое впечатление, что г-н Бовт рассуждает о какой-то абстрактной России, выделенной «в чистом виде» и находящийся вне реальных исторических обстоятельств. Возможно, такая Россия покоится у нашего автора на письменном столе в пробирке, — ведь только там, в этой пробирке, в стерильной среде, избавленная от соприкосновения и конкуренции с другими странами и цивилизационными системами она только и может десятилетиями ожидать вызревания неких сил, способных, в конце концов, взять на себя «ненасильственную модернизацию снизу». А у той России, что имела неприятность обнаружить себя вне пробирки г-на Бовта и бороться за выживание в режиме реального исторического времени в окружении сильных враждебных держав, такой опции никогда не было — ни в канун Северной войны, ни в канун Второй Мировой войны! Кроме того, как модернизация, пусть и «сверху», может обречь страну на стратегическое отставание? Где тут логика? Если бы не было «насильственной модернизации сверху», то не было бы вообще никакой модернизации, страну бы смяли, а мы были бы лишены драгоценной возможности заслушать утонченные историософские рассуждения г-на Бовта. Да, через некоторое время после петровской модернизации, страна опять начала «проседать», но виной тому была не модернизация, а другие исторические обстоятельства, которых оная не коснулась. Есть и фундаментальные факторы, которые веками удерживали Россию в положении «догоняющего» — среди них геополитическое положение, физико-географические условия и низкий совокупный общественный продукт. Как без учета этих обстоятельств можно пенять на «модернизацию сверху»?

Что касается того краха, который пережила Россия на рубеже 1980-х и 1990-х годов прошлого века, то именно либералы (а среди них, надо думать, было немало ближайших единомышленников г-на Бовта) и были тем политическим отрядом, который насильственным образом уничтожил все те модернизационные ростки и пути, что были заложены советским строем. Кто в перестроечное и пост-перестроечное время своей «реформой» подрубил потенциал отечественной науки и уничтожил массу перспективных технологических разработок? Кто за бесценок, а то и вовсе по бартеру, в обмен на дешевый ширпотреб, продал их на Запад? Кто создал в стране такие условия, что сотни тысяч ученых и исследователей уехали за рубеж? Кто превратил РФ из страны второго мира в страну третьего мира? Причем тут «насильственная модернизация сверху»? Да именно либеральная революция и уничтожила массу наработок этой модернизации и превратила Россию из космической державы в сырьевую.

«Нужно сломать слишком много закостеневших парадигм. — пишет далее г-н Бовт, — Совершить в будущее именно интеллектуальный, духовный прорыв. Таковой невозможен на путях авторитарной модернизации. И вообще невозможен в условиях несвободы общества… Как разбудить этот народ так, чтобы он, вдруг проснувшись, не наломал дров и не вверг страну в пучину охлократического мракобесия (эдакий «русский Талибан»)?» Да, «закостеневшие парадигмы», надо, конечно, ломать. Однако «дорогой товарищ» к смене их, по всей видимости, не вполне готов. Эка куда загнул — хочется ему «свободы общества». Песня-то старая. Поставлю фундаментальный вопрос: что такое эта самая «свобода общества»? В тексте нет определения, и я догадываюсь, почему. Думается, что под «свободой общества» Бовт полагает «свободу» в трактовке либерального фундаментализма: вся его риторика говорит об этом.

Что это за «свобода»? Либерализм вообще — это право «сильного» (в социально-политическом и экономическом смысле) человека беспрепятственно использовать свою «силу» в желаемом направлении. Иначе говоря, либерализм — это диктатура людей, находящихся в выгодных сегментах социальной иерархии, диктатура тех, кто имеет связи и возможности. Соответственно, либералы и их зазывалы пытаются под вывеской «свободы» запродать нам свою диктатуру. Да, для них подобная диктатура, конечно, будет свободой — свободой рук. Так что в известном смысле они вполне искренни. Что касается реальной свободы общества (и абсолютного большинства граждан), то степень ее зависит от того, насколько общество в состоянии установить определенные рамки для «сильных людей».

Я, пожалуй, соглашусь с тем, что Западу в этом деле нужно знать меру, ибо исторически сложилось так, что там «сильные люди» и их ассоциации являются основными двигателями прогресса (по крайней мере, так было исторически, сейчас ситуация стала сложнее). Кроме того, у западных элит есть определенная культура, уважение к своим, не столь «сильным», а то и вовсе «слабым» соотечественникам. Но что говорить о России? Здесь в состав «сильных» (своими связями и положением, но, естественно, не человеческими качествами») входит в той или иной форме (в зависимости от эпохи) чиновничество, «силовики», номенклатура, криминал. К чему может привести либерализация и «капитализация» такого общества? Только к либерализации и капитализации машины подавления!

Либерализация общества и не может привести ни к чему другому, ибо она просто освобождает руки наличным «сильным». В результате такой метаморфозы «машина контроля и подавления» перестает выполнять свои полезные для общества функции, ее занимает теперь вопрос, как, при помощи служебных рычагов и связей, добиться максимальной капитализации. И вот тут-то начинается форменный беспредел.

Суть ельцепутинского проекта состоит в том, чтобы построить страну, где каждый чиновник и «силовик» является при этом капиталистом, причем степень его «капиталоемкости» возрастает в зависимости от «табели о рангах». Разумеется, все нижестоящие по служебной лестнице рассматриваются каждым отдельно-взятым «начальником», как слуги его исполненного либеральным духом величества, а «простые граждане» — это просто «подлый народец», быдло, из которого надо «мыло варить». А то и вовсе методично сживать со свету, чтобы не зарилось оно, быдло это, на ту часть общественного богатства (в виде пенсий, пособий и разного рода бесплатных услуг), что могла бы пойти на окормление господ хороших.

Тем и купили Путин и его администрация постсоветских бюрократов, потому и обеспечили себе их тотальную поддержку, что, после темного периода ельцинской анархии и «беспонятки», они, наконец, дали номенклатуре ознакомиться с контурами более-менее связного проекта.

Наши «господа-товарищи» нашли свою «формулу счастья». Но нужна ли такая «свобода» русским? У меня есть сомнения. Так что пусть уж г-н Бовт не пеняет: если и дальше дела пойдут в подобном же духе, то в один прекрасный момент будет ему «прорыв» — и духовный, и интеллектуальный, и, как выражаются «истинные россияне», «быть» которыми нас убеждает г-н Сурков, «чисто конкретно» физический.

В рассуждениях г-на Бовта, конечно, есть «ньюансик». Он, с достойной тех же «истинных россиян» осторожностью в подтекстовой форме бросает упрек нынешней системе. Трудно, мол, ждать «прорыва» (по-бовтски понимаемого) в условиях «несвободы» и «авторитаризма». Наивный человек может даже подумать, что наш автор готов грудью встать за права граждан. На самом деле и г-н Бовт, и г-н Сурков пытаются продать нам по дохлому коту в мешке. Каждый — своего. Дело в том, что в ходе реализации россиянского проекта выявилось «небольшое противоречие» между «свободными художниками» от бизнеса, возомнившими себя «внесистемными игроками» (хотя большинство их было просто «грубо» нанято реальными распорядителями жизни в качестве «публичных олигархов»), и этими самыми «распорядителями» (т.е. номенклатурой), стремящимися построить «стабильную» систему «служебного капитализма» с выслугой лет и банковскими счетами.

«Свободные художники» (подобные Березовскому и Гусинскому) желают выступать определяющей силой и свободно помыкать номенклатурой, видя ее в качестве всего лишь «коррумпируемого сословия», а не распорядителей. Номенклатура же видит «олигархов» исключительно в роли наемных «пиар-фигур» и «общаковых кошельков». Вот и вся разница между двумя подходами. Бовт, понятно, намекает на «желательность» развития событий по первому сценарию, он ищет «немножко другой свободы», чем г-да Христенко или Богданчиков. Но причем тут «свобода общества»? И в том, и в другом случае мы получаем Хазарский Каганат, повенчанный с Золотой Ордой. Какая нам разница, какое начало возобладает?

Остается разобраться лишь с «охлократическим мракобесием» и прочими атрибутами русского народа. «Русского Талибана» не бывает в природе. Это религиозно-политическое сектантское движение возникло на почве чисто семитской религии (ислама). Значительно правильнее, на мой взгляд, было бы говорить о «либеральном Талибане», ибо по степени своей фанатичности либералы очень близки ваххабитам. Что касается «охлократического мракобесия», то в пучину оного вверг страну именно «либеральный Талибан» — такие его моджахеды, как вы, г-н Бовт и милые вашему сердцу Березовский, Гусинский, Чубайс и Кох. И если народ «проснется», то он «проснется» именно потому, что вы, со своим либеральным фундаментализмом, приперли его к стенке. Но этот взрыв не будет «взрывом мракобесия» — это будет взрыв, направленный против либеральных мракобесов, за восстановление справедливого общества.

Впрочем, что бы ни говорил г-н Бовт, ему далеко до адвоката Барщевского. Вот где уж «песня льется на просторе»! Г-н Барщевский мне даже где-то симпатичен своей пещерной органичностью. Если г-н Бовт еще пытается мелкими шажочками семенить по лезвию бритвы, отделяющей «системность» от «несистемности», правду от вымысла и бред от здравого смысла, то г-н Барщевский с простотой обитателя Верхнего Плейстоцена выплескивает на читателя все свое личное либеральное бессознательное.

«Неприятно, что автор готов смириться с «особенностью» российского народа и менталитета… Мне обидно. Я не хочу мириться с мыслью, что я мутант». Когда прочитаешь такое, аж слезы на глаза накатываются, как будто съел пару луковиц. Г-н Барщевский не желает смириться с такой фундаментальной данностью, как «особенности» народа и менталитета. Видимо, он не ведает, что либералы практически всех национальных «демократий» рулят народами с «особенностями» — американским, итальянским, французским, немецким.

Еще сильнее пробирает чистосердечное признание адвоката, что он является мутантом. Не знаю, кто тянул г-на Барщевского за язык, но такое признание дорогого стоит, особенно от лица представителя столь публичной и точной в формулировках профессии. Ладно бы, перед нами заливал журналист, которому слово брякнуть — все равно, что в воду камешек бросить. А тут адвокат, да еще представляющий в суде интересы «дорогих россиян»! Интересно, как это повлияет на его практику? Интересны и биологические аспекты проблемы. В частности, под воздействием какого излучения «мутировал» г-н Барщевский? А, может, адвокат намекает на свое смешанное (возможно, не вполне земное) происхождение, или — на страшный «гоминоидный» запах изо рта? Одно очевидно: видимо, нельзя быть «русским либералом», не будучи при этом мутантом, — наверное, это и пытается донести до нас г-н Барщевский, но ему остро не хватает словарного запаса.

Далее этот «доктор наук» проявляет такую банальную неосведомленность, что становится ясно, с доктором каких наук мы имеем дело. «Я был потрясен, — восклицает этот «доктор либеральных наук», — когда недавно узнал (выделено автором), что все наши Путиловы, Морозовы, Бахрушины, Третьяковы, которые явились столпами зародившегося в начале XX века капитализма, были старообрядцами. Вот так-то…» Г-н Барщевский, да это каждый второй студент знает! В каких университетах, аспирантурах и докторантурах вы учились? Да и как же вы во «Что? Где? Когда?» умудрялись играть с такими зияющими пробелами в образовании? И при чем здесь «вот так-то»? Что, по-вашему, старообрядчество — это не православие, которое вы явно не одобряете за «смиренное отношение к бедности»?

А вот еще один перл: «Так уж сложилось давно в веках, что по причине огромных просторов, достатка лесов, пашни, зверья, рыбы в реках россиянин мог не заботиться о пропитании. Нет, работать надо было, и много. … Но вот бороться за выживание особой необходимости не было…» Да-с, г-н «доктор юридических наук», если вы такой же юрист, как и историк, то, наверное, в суде господа присяжные заседатели и граждане судьи от некоторых ваших заявлений просто погружаются в транс, — и дальше «прокачать» интересы клиента уже не составляет особого труда. Это в России-то с ее коротким вегетационным периодом, засухами, суглинками, ранними холодами и поздними заморозками, периодическими недородами, убогой технической оснащенностью сельского хозяйства и низким совокупным прибавочным продуктом не надо было «бороться за выживание» и можно было «не заботиться о пропитании»!? «Россиянин» Барщевского грыз себе древесную кору, жрал «зверье и рыбу в реках» и в ус не дул. По-моему, у г-на адвоката все-таки имеются какие-то фундаментальные провалы в образовании — неужели он ничего не слышал о голоде, который регулярно обрушивался на страну и уносил десятки тысяч жизней? Уж не на переходе ли в метро г-н Барщевский купил свои академические титулы?

Да-с, банальный «мелкий бес» сидит в г-не Барщевском. Либеральный бес. Он-то, видимо, и застилает ему внутренности черепной коробки лиловым туманом. «Если ты сильный и сосед сильный, не централизация власти нужна…». Это что-то из серии про жизнь Маугли. Закон джунглей, одним словом. Если на мой клык, да твой коготь, то никакой царь зверей нам не нужен. Конечно, в чем-то г-н Барщевский прав. Разумеется, «централизации» в джунглях нет. Там идет борьба за существование — сплошное взаимное поедание и выделение экскрементов. И опять поедание — уже экскрементов и неутилизированных трупов, а также самих поедающих, кои становятся жертвами более крупных хищников. Но мы-то живем в человеческом обществе. Ведомы ли г-ну Барщевскому принципиальные отличия оного от экосистемы влажного тропического леса или африканской саванны? Или он воспитывался в логове гиеновидных собак?

Поставим другой вопрос: а если сосед «несильный»? В том смысле, что не занимается он лоббированием «корпоративных интересов». Что же тогда — соседа следует съесть? Напомню о некоторых фундаментальных аспектах россиянской реформы, чтобы читатели г-на Барщевского не витали в облаках. В результате этой «реформы» значительная часть общественного прибавочного продукта теперь стала “оттягиваться” ранее несуществовавшим классом “новых собственников” (которые, кстати, и получили-то эту собственность практически задаром, без какой-либо даже частичной компенсации в пользу общества и государства), а самого продукта при этом стало меньше, причем существенно. В итоге, толщина слоя масла на большей части “бутерброда” значительно уменьшилась. Структура общества быстро изменилась: большая часть оказалась в бедности, при этом среди бедных образовался слой, определяемый социологами как “социальное дно”, составляющее сейчас 10% городского населения или 11 миллионов человек. Это — бомжи, нищие, беспризорники и проститутки, при этом большая часть дна — это не “негры из Гарлема”, не “индейцы из джунглей” и не “собиратели кокосов” с Берега Маклая, а люди, имеющие среднее и средне-специальное образование. Еще 5% населения балансируют на грани “скатывания” на “дно”. Основное же богатство сосредоточено в руках тончайшего верхнего слоя «дорогих россиян». «Средний класс» сократился до 7-9% населения. При подобной структуре, как показывает опыт других стран, общество деградирует и архаизуется, падает «конкурентноспособность» страны, о которой так пекутся нынешние власти.

Итак, в социальной пирамиде Эрэфии подавляющее большинство составляют неимущие и малоимущие слои населения. Где в таком случае тот «сильный сосед», о котором вопиет г-н Барщевский? Может быть, Барщевский имеет в виду своего соседа по Рублевскому или какому-нибудь там еще шоссе? Но централизованное государство нужно даже такому соседу — чтобы охранять его от власть неимущих. По мере развития процесса социального расслоения определенная часть неимущих все охотнее будет объединяться в криминально-солидарные коллективы и шайки, чтобы сподручнее было иметь дело с новыми «хозяевами жизни». Так что даже тут Барщевский неправ. Логика развития событий говорит о том, что актуальность централизованного государства для абсолютного большинства россиян будет только возрастать.

А вот еще одна «находка» «доктора либеральных наук»: «В XXI веке стоит попробовать пожить для себя, заявляет г-н Барщевский. — За тысячелетнюю историю России наш народ заслужил такое право». Попробовать-то, может, и стоит (хотя есть существенные оговорки), но как же нам пробовать, если ваши клиенты, г-н Барщевский, умыкнули весь наш коллективный капитал и попутно разорили науку? Вам они выплачивают неплохую компенсацию, на которую вы и «живете для себя», а нам не хотят. Не могут же все вокруг лоббировать их интересы и качать нефть. И потом, о каком народе вы ведете речь? За прошедшие шестнадцать лет вы и ваши единомышленники построили социально-экономическую систему, в которой «живет для себя» только какой-то очень маленький «народец». Вы его имеете в виду? Но мы-то никаких прав за ним не признаем, ибо он живет за наш и наших родителей счет — за счет тружеников ГУЛАГа и героев пятилеток, которые в адских условиях месили грязь, создавая все эти флагманы народного хозяйства, вышки и трубопроводы. Именно их ваши клиенты приватизируют, переприватизируют, «переводят в оффшор» и продают и перепродают на аукционах.

«Нигде в других странах, которые сегодня являются носителями «западной» демократии, никогда не было такого негатива в отношении чужого богатства, как в России, — заявляет Барщевский». Да где вы, господин хороший, увидели чужое (по отношению к нашему народу) богатство? Это все наше богатство, созданное усилиями всей советской нации. Вашим «народцем», в отличие от буржуазии «западных» стран, не построено никаких производственных мощностей — он лишь «тупо» «перевел на себя» то, что было построено до него усилиями всего народа. Нигде, говорите, не было такого «негатива» — так нигде не было и такого эпического беспредела. В других странах собственники сами создавали свое богатство, а не крали коллективный капитал 270-миллионной нации. Семейство Форда за более чем вековую историю американского автомобилестроения сколотило состояние в 11 раз меньшее, чем Абрамович всего за несколько лет своего «вдохновенного творческого труда». Так что «негатив» уменьшится только в том случае, если мы увидим ваших клиентов, осужденных справедливым судом, на лесоповалах и урановых рудниках.

«Нужен только закон и суд, — излагает далее адвокат Барщевский. Все остальное мы можем сделать сами». Как он только забыл при этом добавить сакраментальную аббревиацию ОМОН? Без ОМОНА-то никуда! Ну как же — господа хорошие сначала украли чужие материальные ценности и ресурсы, а потом состряпали свой «закон и суд», которые задним числом и признали «легитимность» данной операции. Но вот чисто логический вопрос: разве «закон и суд», пусть даже и созданные профессиональными клептократами, могут существовать без централизованного государства? Существуют ли такие государства в природе вообще? Разве Америка, Франция, Швеция представляют собой децентрализованные государства? Или наличие в Америке Штатов, а в Канаде провинций Барщевский принимает за выражение децентрализации? Попробовал бы какой-нибудь коллега Б. Ельцина в США одновременно с последним поднять вопрос о расчленении Соединенных Штатов — костей бы не собрал!

Дальше — еще сильнее. «Так вот, — философствует г-н адвокат, — в Белоруссии централизация власти максимальная из трех сравниваемых (Барщевский берется сравнивать Украину, Белоруссию и Эрэфию — прим. автора). А экономического роста… как-то не очень. В Украине — наоборот: центральная власть ослаблена долгоиграющим конфликтом. А экономический рост выше, чем у обоих соседей. Так что вывод напрашивается ровно обратный утверждению Владислава Юрьевича. Увы!» Надо же — долгоиграющие конфликты способствуют экономическому росту! За такое открытие не мешало бы выдать и Нобелевскую премию (уж шнобелевскую-то — точно). Барщевский вообще смотрел какие-нибудь справочники, знакомился со статистическим данными?

Возьмем столь любимый нашими либералами (уж больно напоминает ФИО президента) показатель — ВВП. Этот макроэкономический показатель не отражает той пропасти в социальном положении основной массы граждан, которая пролегла между Белоруссией и Украиной. Но и по этому показателю положение различается кардинально. С 1997 по 2006 г. (время «централизованной власти» А.Г.Лукашенко) ВВП Белоруссии вырос на 108,1%, а на либеральной Украине — на 56,1%. Что, интересно, на это скажет г-н Барщевский?

А как обстоит дело с централизацией в коммунистическом Китае? Там тоже экономический рост хромает? Г-н Барщевский, похоже, даже не читал трудов своего единомышленника и классика либеральной экономической мысли Владимира Мау, который был вынужден признать, что нет никакой корреляции между степенью демократизации страны и темпами экономического роста. Высочайшие темпы роста демонстрировали отнюдь не демократические государства, а такие как Чили при Пиночете, Южная Корея при Ро Дэ У, не говоря уже о темпах роста экономики СССР в 30-х и 50-х годах прошлого века. Как можно, будучи «доктором юридических наук» быть таким пустозвоном? По обилию слов и отсутствию в них внятного содержания Барщевский мне напомнил своего тезку и коллегу-юриста единственного президента СССР Горбачева.

Даже если либерал и начинает «во здравие», то кончит обязательно «за упокой». Вот взять, например, загадочного господина под многозначительной фамилией Стреляный. Кое с чем в его тексте, написанном на злобу «академической лекции» Суркова, можно согласиться. По крайней мере, четыре раздела в его статье вполне «удобоваримы», хотя некоторые вопросы, конечно, возникают. Но последний, носящий странное наименование «Без всячинки», носит явно клинический оттенок. Как только либерал сползает на вопросы идеологические, он «съезжает с катушек», и его начинает «нести». «Почему Южная Корея — это Южная Корея, а Северная существует только потому, что ей не дают погибнуть с голоду Китай и американцы? — философствует Стреляный. — Ведь и там и там — корейцы, продукт одной истории. Почему Западная Германия — это Западная Германия, а Восточная — отстойник испорченного человеческого материала, как говорят сами немцы?»

Будь я восточным немцем, я бы набил г-ну Стреляному его «журналистское лицо» за такую социал-расистскую пропаганду. Или, на худой конец, вызвал бы его в суд. Но восточные немцы, скорее всего, мысли Стреляного никогда не прочитают. Да и не в эмоциональной оценке дело. Дело в логике нашего не то журналиста, не то «политолога».

Как высказывания Стреляного соотносятся с реальностью — вот в чем вопрос. Кто именно утверждает, что Восточная Германия является «отстойником испорченного человеческого материала»? Западные немцы? А противоположную сторону г-н Стреляный заслушал? По мнению многих социологов, да и по собственным наблюдениям, я знаю, что именно в Восточной Германии немецкие национальные качества сохранились в наименее модифицированном виде. Советский Союз Восточную Германию не русифицировал, в то время как Соединенные Штаты Западную Германию усиленно американизировали. Западная Германия — это ассимилированная эрзац-Германия.

Возможно, такая эрзац-Германия г-ну Стреляному нравится больше, но тогда надо сказать прямо: я, г-н Стреляный, считаю немецкую традиционную культуру отстоем. При этом, правда, возникает вопрос, представителем какого рода культуры является сам г-н Стреляный, если он осмеливается выносить такие оценки? Неужели она столь высока, что дает возможность поплевывать на ритуально «опущенные» его подельниками страны? А то, что Восточная Германия была сдана, ритуально «опущена» и разорена «Горби», «Борисом» и их западными «партнерами» — это факт. В Восточной Германии — чудовищная безработица, она переживает кризис идентичности и мотивации. Кризис Восточной Германии — это отблеск русского кризиса, он вырос из «перестройки» и либеральной «реформы».

«Почему Южная Корея — это Южная Корея», а «Западная Германия — это Западная Германия»? Да, экзистенциальные вопросы возникают у г-на Стреляного. А почему, интересно, коммунистический Китай — это великая фабрика мира, а ельцинская и постельцинская демократическая Эрэфия — деградирующий сырьевой упырь? Почему США, производя 20% мирового валового продукта, потребляют при этом 40%? Такими вопросами господин хороший не заморачивался? Если нет, то очень жаль, ибо они гораздо экзистенциальнее тех, что он задает читателям.

То, что происходит в Восточной Германии, абсолютного большинства из нас вряд ли когда коснется, а вот массированная (и при этом одобренная американскими «демократами») экспансия Китая коснется обязательно — ждать недолго осталось. Да и американская экспансия коснется тоже — и в смысле дальнейшей экспансии НАТО, и в смысле борьбы за российские ресурсы, перспектива которой уже была озвучена г-жой Олбрайт. Любопытно будет понаблюдать, как трусливое племя «суверенных либералов», держащее свои «нетрудовые сбережения» в карманах «чужого дяди» (конкретно, Дяди Сэма), будет тягаться с «мировым политбюро» за свою газо-нефтяную кормушку…

Правда, главный перл г-н Стреляный оставил напоследок и опять-таки облек в форму вопроса. «…почему при Ельцине русский человек выглядел все-таки как свободный русский человек, пусть и со всячинкой, а сегодня — как путинист без особой всячинки?» В Восточной Германии отстойник, а в Ельцинляндии — швабода! О каком русском человеке и какой «свободе» толкует г-н Стреляный, для меня есть большая загадка. Может, автор имеет в виду тот факт, что в ельцинское время русского человека освободили от части его национальной территории, от капитала, работы, зарплаты и сбережений? Или же он имеет в виду то, что в это же время другие «русские люди», — например, известный православный человек (без кавычек, между прочим) Березовский и его в равной степени не православные соратники Каха Бендукидзе и Виктор Вексельберг обрели свободу распоряжаться нашей коллективной собственностью и капиталами? И интересно, кем станет русский человек, когда Путина на посту президента Эрэфии сменит какой-нибудь Мутин — неужели он автоматически станет «мутинистом»?

У Ремчукова, который довольно остроумно назвал доклад Владислава Юрьевича «Апологией сущего», как и у Стреляного, есть вполне разумные аргументы. Но рецидивов «либерального бессознательного» в его тексте тоже хватает. Да и элементарных разрывов в логике, столь свойственных либералам (но не обязательно либеральных по сути) — тоже.

Ремчуков видит в Суркове практика государственного строительства. «Он и генератор идей, и их исполнитель, — пишет Ремчуков. — Важнейшее условие эффективного управления преобразованием политического пространства России». Но ведь Сурков смотрит на мир «из утопии» — в этом он сам признался нам и всей честной ученой братии. Как же может он облечь свой «плавающий дискурс» и утопические образы в «эффективное управление преобразованием»?

Как и все прочие толкователи, Ремчуков тоже периодически срывается в иррациональность, когда речь заходит о «больных» для каждого уважающего себя либерала вопросах. Обсуждая недостатки доклада, автор, например, рассуждает о «дурной бесконечности», в которую якобы ввергает «модернизация мобилизационного типа». Впрочем, лучше него никто не скажет: «Вопрос: ну и что? То, что режим легитимизирован в глазах большинства населения, так и хочется сказать, подавляющего? А потом? После смерти вождя? Десталинизация, вынос тела, переписывание учебников, демонтаж памятников и… ностальгия по сильной руке. То есть соответствие параметрам матрицы — исторически краткий период (20-30 лет), в ходе которого осуществляется модернизация мобилизационного типа с упором на интересы государства в ущерб правам личности. И что это за матрица, требующая «дурной бесконечности» возвышения диктаторов-реформаторов, после которых надрываются сила и дух народа на долгие десятилетия?»

Да, вопрос, конечно, философский и, надо признаться, довольно тяжелый. С наскоку его не решить. Но это не отменяет заведомой иррациональности в суждениях автора. Во-первых, «модернизация мобилизационного типа» с упором на личность «великого кормчего» была не результатом чьего-то каприза, а следствием нехватки времени и ресурсов — в том числе и ресурса культурного (отсюда — и «культ личности»). Стране малоземельного крестьянства, которое составляло более 80% населения, за пару десятилетий предстояло превратиться в страну индустриальную (чтобы выдержать натиск Запада в лице Германии) и далее — в страну ядерную и ракетно-космическую (чтобы выдержать натиск объединенного Запада во главе с Америкой). Способны ли либералы к историческому мышлению? Способны ли они оценивать ситуацию прошлого в обрамлении реальных (внутренних и внешних) обстоятельств того времени? Нехватка ресурсов — это абсолютный лимитирующий фактор, а уж при нехватке времени ситуация и вовсе становится почти безвыходной.

Да, период сталинского индустриального рывка может показаться кому-то малоэстетичным, но какой еще путь предлагает на