Понятие постмодерна и общественные трансформации
Эпоха Постмодерна порождает новизну во всем, включая способы изменения общества, — то есть революции. Череда «революций» и квазиреволюционных бунтов, потрясших страны «Старого Света» и «постсоветское пространство» на рубеже XX–XXI веков, заслуживает специального рассмотрения.
Понятие Постмодерна возникло в рамках философии, именующей себя «постмодернизмом».
Основные принципы постмодернистской философии попытался сформулировать в своих работах «Ницше» (1965) и «Логика смысла» (1969) Ж. Делез, а также другие постмодернистские мыслители (в частности, философ Ж. - Ф. Лиотар в работе «Состояние Постмодерна»). Они в самом общем и грубом виде таковы:
1) Реальность, в которой живет современный человек, образуют события и смыслы (ценности), которые никак не связаны с глубинными субстанциями и глубокими идеями;
2) Эти идеи расположены на поверхности культуры (которую постмодернисты называют «ризомой»), и не требуют для своего постижения особых интеллектуальных усилий и абстрагирования;
3) Отрицая существование высших измерений и ценностей, постмодернисты отказываются от употребления таких понятий, как Бог, душа, Я, внешний мир и т.д.;
4) Ведущая роль в жизни человека и общества постмодернистами признается за случайностью, а наличие сколько-нибудь масштабных законов действительности ими отвергается;
5) В силу этого приверженцы Постмодерна утверждают, что разум не имеет права претендовать на знание абсолютных истин (их вообще нет, либо они являются продуктом человеческого разума) и управление всей жизнью человека и общества (ибо нормальный и естественный для человека порядок есть спонтанность).
6) Поэтому основы наших знаний следует искать не в глубинах метафизики и науки (научно — теоретическом мышлении), а в повседневном общении и обыденном мышлении.
Таким образом, философы-постмодернисты выразили мировоззрение, свободное от веры в Бога, науку, истину, человека и его духовные способности. Параллельно они предложили способ жизни (все более реализуемый в современном постиндустриальном обществе), где все, начиная от языка и кончая формами совместного общежития людей, объявляется продуктом случая и времени. Смысл же интеллектуальной деятельности, таким образом, состоит в раз-божествлении мира (термин Р. Рорти).
Однако, что качественно нового принес миру Постмодерн в социальном плане? Ибо, как определенный тип общества, постмодерн логически вытекает из модерна. Как указывал известный английский социолог, нынешний директор Лондонской школы экономики Э. Гидденс, современное общество характеризуют пять основных институтов: капитализм, индустриализм, надзор, контроль над инструментами насилия и национальное государство. Соответственно, практически все эти институты подвергаются существенной трансформации (если не отрицанию) в переходную эпоху.
Именно тогда начинают разрушаться важнейшие принципы индустриального общества: стандартизация, специализация, синхронизация, концентрация, максимизация, централизация (Тоффлер Э. Третья волна. — М., 1999). В итоге структурное многообразие и организационная гибкость стали характерными чертами человеческого бытия. Общество все чаще и чаще оказывается в неравновесном состоянии, состоянии внутренних конфликтов и бифуркации (разветвления путей развития), когда зависимость между прошлым и будущим ослабевает или вообще прекращается, а случайность, неопределенность, риск начинают играть в нем если не решающую, то весьма заметную роль (Beck U. The World Risk Society. — Cambridge: Blackwell, 1999. — P.8).
В соответствии с описанными изменениями меняется образ социальной и политической власти, что связано с ослаблением начал централизации, иерархии и дисциплины (Тоффлер Э. Эра смещения власти // Философия истории. Антология. Под ред. Ю. А. Кимелева. — М., 1995. — С. 332–333).
Это неизбежно ведет к плюрализму (многообразию) во власти, усложнению властных отношений, их дифференциации и неустойчивости, когда даже слабые воздействия могут дать непропорционально сильные эффекты. Власть приобретает значительную подвижность, гибкость, изменчивость, становится многокомпонентной, осуществляется ее субъектами в условиях уплотнения, дефицита или даже цейтнота времени. В массовом сознании укрепляется идея о том, что власть может служить источником как порядка и стабильности, так хаоса и неустойчивости (Гомеров И. Н. Структура и свойства власти. — Новосибирск, 2000. — С. 48). Все это изменяет традиционную концепцию государства.
Так, прежняя теория государства была связана с теорией модерна. Государство эпохи модерна понималось как властный агент, преимущественно базировавшийся на демократической концепции, которая постепенно включает все большую часть взрослого населения. Оно обладало мощным бюрократическим аппаратом, который являлся зеркалом рационализации общества (Burdeau G. L`Etat. — Paris, Editions de Seuil, 1970. — P. 157–158). Бюрократическе кадры во все более широком масштабе получали образование в высшей школе.
Поскольку бюрократический централизм в качестве инструмента модернизации оказался в итоге банкротом, все более актуальной становится проблема, сформулированная американским социологом Д. Беллом: государство слишком велико для решения незначительных проблем и слишком мало для решения больших (Bell D. The cultural contradictions of capitalism. — New York: Basic Books, 1976). Это порождает рост претензий к государству со стороны гражданского общества, провоцируя «хроническую революционную» ситуацию.
Обобщая суть связанных с новой постмодернистской эпохой изменений датский политолог, профессор публичного администрирования в Университете Роскильда Петер Богесон при различении современного общества (модерна) и постмодерна сравнивает их основные черты, выделяя следующие основные пары противоположностей:
«глобальный взгляд» — «частные интересы»,
«производство» — «потребление»,
«базовые потребности» — «качество жизни»,
«условия труда» — «свободное время»,
«массовое производство» — «гибкая специализация»,
«промышленное общество» — «информационное общество»,
«классовое общество» — «плюралистическое общество»,
«интеграция» — «дифференциация»,
«национальная культура» — «интернациональные образы»,
«национальное государство» — «интернациональные режимы»,
«партийная политика» — «личностная политика»,
«политика консенсуса» — «политика убеждения»,
«планирование» — «спонтанность»,
«разум» — «воображение»,
«заинтересованные группы» — «социальные движения»,
«централизация» — «децентрализация»,
«целостности» — «фрагменты» (Bogason P. Public policy and local governance: Institutions in Postmodern Society. Cheltenham UK. — Northampton, MA, USA, 2000. — Р. 24). В постмодернистском обществе смысловой акцент падает на второй элемент указанных противопоставлений.
Одновременно постмодернисты пересмотрели и традиционную концепцию политики. Они полагают, что главными ее субъектами отныне являются не общности (классы, группы интересов и др.), а отдельные обособленные индивиды. Переосмысливая концепцию демократии, постмодернисты приходят к выводу, что демократическая политика представляет собой такую область, в которой постоянно меняются отношения отдельных личностей и групп людей, взаимодействующих друг с другом. Поэтому современная демократия представляет собой не что иное, как процесс соперничества требований, не имеющих обоснования ни в одном из коллективных субъектов. Радикальную демократическую политику следует понимать как содействие объединению разнообразных общественных движений в гражданское общество с целью углубления демократии на практике — как в государстве, так и в обществе.
Постмодернистские идеи чрезвычайно важны для обновления современного понимания «политического», т.е. их развитие опережает развитие традиционного консервативного мышления людей, рассуждающих о политике. Основные идеи и понятия постмодернистского дискурса развиваются и уточняются в рамках большого числа теоретических концепций, некоторые из которых мы рассмотрим далее.
Эпоха Постмодерна соответственно меняет и образ революции. Наиболее распространенный традиционный образ революции, согласно Ш. Эйзенштадту, создан отчасти революционеорами, а отчасти современными интеллектуалами и социологами, и имеет несколько основных составляющих: насилие, новизну и всеобщность перемен. Эти признаки применяются в равной степени к революционному процессу, к его причинам и следствиям (Эйзенштадт Ш. Революция и изменение обществ. — М, 1999. — С. 44).
При этом традиционная концепция революции предполагает и многосторонние перемены:
— Во-первых, это насильственное изменение существующего политического режима, основ его легитимности и символики;
— Во-вторых, замена неспособной политической элиты или правящего класса другими;
— В-третьих, далеко идущие изменения во всех важнейших институциональных сферах, в первую очередь в экономике и классовых отношениях, — изменения, которые направлены на модернизацию большинства аспектов социальной жизни, на экономическое развитие и индустриализацию, централизацию и расширение круга участвующих в политическом процессе;
— В-четвертых, радикальный разрыв с прошлым;
— В-пятых, внесение радикальных перемен в нравственность и воспитание, порождающее новый тип человека;
В то же время, как считают многие современные политологи и социологи (С. Хантингтон, Ч. Тилли, Р. Саква и др.), в постиндустриальном обществе, где не существует классов (пролетариата и буржуазии) в их обычном понимании, укрепляются гражданская солидарность людей и демократические механизмы, революции по марксистской и «якобинской» схеме (т.е. предполагающие слом прежнего государственного механизма и системы экономических отношений при установлении диктатуры «народа» либо «передового класса») уже невозможны.
На смену им приходят массовые социальные движения, стремящиеся осуществить радикальные социально — экономические и политические цели (расширение свобод, повышение благосостояния широких масс, и др.) преимущественно мирными средствами. Куда ведут и кем в действительности направляются эти «новые движения», мы попробуем ответить, опираясь на предшествующие теории и учитывая современный революционный опыт.
Постмодернистская революция имеет свою предысторию. П. Дж. Бъюкенен, один из ключевых идеологов американских «неоконсерваторов», называет в числе предшествующих этапов «постмодернистской революции», сокрушающей современный мир и его ценности («Смерть Запада»): становление массовой потребительской культуры и индустрии развлечений, деятельность контркультурных движений и леворадикалов, стремящихся сокрушить моральные и политические устои цивилизации Модерна, «новое великое переселение» (активизация инонациональных и инокультурных элементов в странах Западной Европы и Северной Америки), «новую реконкисту» (политический и моральный реванш в отношении иудео-христианской цивилизации со стороны покоренных ею народов), а также «войну против прошлого» (пересмотр национальной истории с разоблачением периодов «насилия и произвола» в отношении покоренных и колонизированных народов в странах Северной Америки и Западной Европы) (Бъюкенен П. Дж. Смерть Запада. — М.- СПб, 2003).
Однако для логического завершения заявленных процессов и «перехода количества в качество» нужен был революционный рывок, ускоряющий переход стран и обществ в новую эру. Им и стала, по нашему мнению, цепь революционных потрясений, охвативших многие сообщества и страны на рубеже XX–XXI веков, которые на удивление легко и без организованного насилия сокрушали «старый порядок» — серия «цветных» революций в пределах постсоветского пространства, выступления студенческой молодежи и арабо-африканских мигрантов во Франции.
На наш взгляд, технологию «постмодернистской революции» применительно к современной эпохе гениально разработал итальянский предтеча постмарксизма А. Грамши, социально-политическое содержание концептуально оформил Г. Маркузе в концепции «Великого Отказа», социально — политические последствия — в концепции «Торгового строя» Ж. Аттали.
А. Грамши как разработчик технологии «постмодернистской революции»
Антонио Грамши (1891 – 1937) — основатель Коммунистической партии Италии, теоретик и пропагандист марксизма. За революционную деятельность был приговорен фашистским судом к 20 годам тюремного заключения (1928 г.). Из-за своей неизлечимой болезни он был освобожден по амнистии в 1934 г. и умер в 1937 г. В 1929 г., еще в тюрьме, ему разрешили писать, и он начал писать свой огромный труд «Тюремные тетради». По своим воззрениям Грамши был убежденным критиком ревизионизма, распространившегося в ряде компартий европейских стран в 1920-е гг. Главные темы политического учения Грамши — взаимоотношения базиса и надстройки, пролетариата и интеллигенции, роль идеологии в обществе.
Основные идеи Грамши изложены в «Тюремных тетрадях». Судьба этого произведения весьма драматична. Оно было впервые опубликовано в Италии в 1948 — 1951 гг., а в 1975 г. вышло четырехтомное научно-критическое издание с комментариями. На русском языке вышла примерно четверть «Тюремных тетрадей», а в 1970-е гг. идеологи КПСС наложили на его имя полный запрет (якобы из-за его расхождений с Лениным). Хотя эта книга заслуживает безусловного внимания, поскольку Грамши внес огромный вклад практически во все области гуманитарного знания — философию и политологию, антропологию, культурологию и педагогику.
Философ опирается на глубокий анализ исторического и политического процессов. Осмыслив опыт протестантской Реформации, буржуазных революций 18 — 19 вв., русской революции 1917 г., коммунизма и фашизма, он создал новую марксистскую теорию государства и революции, приспособленную для формирующегося постиндустриального общества (поскольку Ленин создавал свою теорию для крестьянской России). Это и позволяет считать Грамши основоположником постмарксизма — т.е. учения, пытающегося адаптировать марксизм к реалиям современной цивилизации.
В основе политического учения Грамши — учение о гегемонии, рассматривающее средства господства буржуазии и механизмы власти буржуазного государства. Его доктрина содержит в себе следующие основные положения:
1) Власть господствующего класса держится не только на насилии, но и на согласии. Это означает, что власть опирается не только на принуждение, но и на убеждение эксплуатируемых;
2) Государство, вне зависимости от господствующего класса, всегда опирается на силу и согласие. Положение, при котором достигнут необходимый уровень согласия управляемых, называется гегемонией («государство является гегемонией, облеченной в броню принуждения»);
3) Гегемония представляет собой не застывшее и однажды достигнутое состояние, а тонкий и динамичный непрерывный процесс. Она опирается не просто на согласие, а на благожелательное (активное) согласие, при котором эксплуатируемые сами желают того, что требуется господствующему классу (следуя этому подходу, Грамши формулирует суть государственной власти так: «Государство — это вся совокупность практической и теоретической деятельности, посредством которой господствующий класс оправдывает и удерживает свое господство, добиваясь при этом активного согласия руководимых»);
4) Гегемония опирается на «культурное ядро» общества — т.е. на всю совокупность представлений о правильном и неправильном, о добре и зле и др., которые поддерживаются правящим классом и навязываются угнетенному классу;
5) Пока «культурное ядро» стабильно, в обществе существует «коллективная воля» (т.е. общественное мнение), поддерживающая существующий строй (даже самый плохой);
6) Поэтому для победы революции недостаточно захватить одну только собственность либо политическую власть — но необходимо сломать сам механизм гегемонии правящего класса, разрушив «культурное ядро» и коллективную волю;
7) Разрушение гегемонии может произойти не в результате столкновения больших классовых сил (как при обычной революции), а в результате «молекулярной агрессии» (т.е. постепенного изменения мнений и настроений членов общества), которая осуществляется средствами культурной пропаганды (это «огромное количество книг, брошюр, журнальных и газетных статей, разговоров и споров, которые без конца повторяются»);
8) Главное, что надлежит сломать в «культурном ядре» — это не официальная идеология, а связанные с ней представления среднего человека («Массы как таковые не могут усваивать философию иначе, как веру»);
9) За обыденное сознание ведут борьбу как революционеры, так и господствующие классы, имеющие равные шансы на успех. В конечном итоге все будет зависеть от того, кто эффективнее ведет пропаганду;
10) Главную роль как в поддержании, так и в подрыве гегемонии играет интеллигенция, которая поддерживает либо власть («традиционная») либо революционеров («революционная»). Она создает идеологию, необходимую для защиты гегемонии либо для ее подрыва («Интеллигенты служат «приказчиками» господствующей группы, используемыми для осуществления функций, подчиненных задачам социальной гегемонии и политического управления»).
То есть многое зависит от того, с кем пребывают «мастера культуры».
Теория Грамши получила сегодня широкое признание и применение на Западе. С ее помощью изучается весьма широкий диапазон социально — политических явлений. В их числе: процесс разжигания и ход национальных конфликтов, влияние американского спорта на массовое сознание, и эффективность современной рекламы и политического пиара.
Она неоднократно подтверждала свою эффективность и в качестве политической технологии. Самые известные примеры — ликвидация колониальной зависимости Индии через «ненасильственное сопротивление», вдохновленное идеологами Индийского национального конгресса (сторонники которого убедили народ мирно бойкотировать англичан, лишив их согласия подданных), а также перестройка в СССР (либеральная интеллигенция убедила советских людей, что социализм это всегда плохо, а капитализм — хорошо, и они безоговорочно приняли власть радикальных реформаторов, хотя это объективно било по интересам большинства).
На наш взгляд, именно разработанная Грамши «стратегия революции» представляет собой технологию разрушения государства эпохи Модерна и поддерживающей его идеологии, открывая путь к торжеству постмодернистской стихии. Во второй части статьи мы рассмотрим концепции Г. Маркузе и Ж. Аттали и попытаемся вскрыть подлинный смысл постмодернистской революции.
Продолжение следует…
