Термин "Глобальный Север" вошел в обиход наряду с разворачиванием процессов глобализации, когда прежнее "восточно-западное" деление все более утрачивало смысл. Являются ли, к примеру, подпарижские ашалемы "Западом", а индийские программисты или штампующая для всего мира компьютеры Малайзия "Востоком"?
Глобальный Север начинается не с географии, а с мировоззрения. Точно так же, к примеру, слово "Запад" в свое время стало скорее символом евроатлантической цивилизации, чем каким-то строго географическим определением. Потому что на Земле не существует "восточного" и "западного" полюсов, и за самым "Дальним Западом" непосредственно следует тихоокеанский "Дальний Восток".
Если смотреть на глобус сверху, легко увидеть, что на Севере сходятся все меридианы, и потому здесь вообще отсутствует эта условная граница между "Востоком" и "Западом". Северное мировоззрение также преодолевает и все прочие дуальные модели прежней эпохи, на которых держится модернистская система координат. Эта система предусматривает безусловный централизм, но, как однажды изрек метафизик Гейдар Джемаль, "идея севера противоположна идее центра". "Центр" постоянно разводит всех своих оппонентов на "правых" и "левых", и стравливает их, заставляя позиционироваться по этой плоской шкале. На Севере же все эти ветхие дуализмы не имеют никакого смысла — как точно замечено в одной сетевой дискуссии, северянам нет нужды делиться на "евразийцев" и "атлантистов", "потреотов" и "дерьмократов", "леберастов" и "фошшыстов"… "Потому что не водится здесь воронья".
Глобальному Северу противостоит не Глобальный Юг, как хотелось бы изобразить дело централистам, ведущим колониальные южные войны. Проблема в том, что сам Север является колонией нынешней имперской системы, воспринимающей его как свою сырьевую провинцию. Север и Юг — разные цивилизации, но не "враги". (Хотя именно осознание этой разницы вызывает у северян критическое отношение к массовой этнической экспансии "южных народов".) Однако главным противником Глобального Севера, препятствующим складыванию его собственной цивилизации, выступает не Глобальный Юг, но "Глобальный Центр" — олигархическое сообщество национально-государственных "элит" ("большая восьмерка" и т.п.). Оно стремится законсервировать централизованную, пирамидально-иерархическую модель мироустройства и затормозить процессы свободной, творческой, сетевой глобализации. Фактически, это попытка остановить историю.
Все новое рождается из сочетания противоположностей, из того, что античные философы называли "coincidentia oppositorum". Но сущность Севера, как уже указывалось, в этой формуле и состоит. Из нее легко вывести проекты по конкретным направлениям:
1. Северная политика строится на прямом сочетании глобальных интересов и локальной самобытности, рассматривает глобализацию как "глокализацию" (термин английского социолога Роланда Робертсона). Она принципиально не нуждается в былом "посреднике" между глобальным и локальным — государственном централизме, но ориентирована на прямые межрегиональные связи — политические, экономические, культурные и т.д. Каждый регион разрабатывает свой уникальный имидж и делает его узнаваемым в глобальном масштабе. Цивилизация Глобального Севера тем самым приходит на смену прежним национальным государствам, которые строились на контрасте развитых "столиц" и бесцветных "провинций". Принцип власти на Севере — не бюрократический централизм, но сетевое самоуправление. На дежурные упреки в "сепаратизме" есть четкий ответ: регионам незачем "отделяться" друг от друга — им нужно лишь освободиться от довлеющего над ними всеми централизма, а прямые отношения между собой они установят сами. Напротив, в новой ситуации сепаратистским феноменом выглядит именно централистское "государственничество", стремящееся "отгородиться" от глобальных сетевых тенденций. В этом отношении весьма интересен и перспективен опыт Северного форума — глобальной межрегиональной организации, гораздо менее централизованной и забюрокраченной, чем ЕС или РФ.
2. Северная экономика также представляет собой "сочетание противоположностей" — добычи сырья и развития высоких информационных технологий, или, иными словами, "первичного" и "четвертичного" секторов. Эту идею впервые сформулировал петербургский социолог Дмитрий Иванов в работе "Постиндустриализм и виртуализация экономики". Рутинные конвейерные производства все более становятся уделом "третьего мира", тогда как постиндустриальная экономика сосредотачивается на разработке новейших программ и технологий, а также подготовке уникальных специалистов. Вместе с тем, сырьевой характер нынешней северной экономики (дающей до 70% экспортной прибыли РФ), необходимо рассматривать не как "обузу", но как основу нового синтеза: "Это значит, что следует мыслить не в терминах тонн, штук, кубометров, а в терминах изощренного и определенного позиционирования продукта на рынке. "От кутюр" могут быть не только галстуки или кофе, но и природный газ или медный концентрат".
Северному сырью необходимо создать имидж глобально уникальной продукции — но это задача не самих сырьевиков, а как раз "нового сословия" — медиа-технологов. Доходы от продажи сырья должны идти не в тайные кубышки "стабфонда" и не на строительство "рублевок" для столичных олигархов, но оставаться в северных регионах и направляться на преимущественное развитие здесь информационного, "четвертичного" сектора экономики. Это позволит резко вывести российские северные регионы из нынешней "депрессии", вызванной тотальным колониальным ограблением, и приблизить их по уровню и качеству жизни к постиндустриальным северным странам (здесь очень интересен и важен опыт Финляндии, добившейся колоссальных успехов именно в сфере высоких технологий). Север должен стать глобальной "Силиконовой долиной". А возможно, северная цивилизация изначально и появится как "виртуальное государство"…
3. Северная культура сочетает в себе интерес к древности и волю к будущему. Весьма показательно "Ингерманландское" движение, которое, при глубоком изучении своей региональной истории, стремится, тем не менее, не к какой-то "реставрации прошлого", но видит это прошлое как культурный "трамплин" для рывка в будущее. Именно о таком парадоксальном сочетании пишет французский философ Гийом Фай в книге "Археофутуризм". На его взгляд, XXI век будет характеризоваться неожиданным синтезом "древнего" и "сверхсовременного". Многие культурологи также указывают на то, что эпоха Постмодерна означает некоторое "циклическое возвращение" к Премодерну — разумеется, уже в совершенно новых формах. Во всяком случае, эпоха Модерна доказывает свое полное исчерпание хотя бы уж тем, что в нынешнем обществе практически напрочь отсутствует всякое проектное мышление, выходящее за рамки сиюминутного "решения текущих проблем". Нынешняя государственно-централистская система погружает общество в иллюзию "реалий сегодняшнего дня" (ежедневно меняющуюся), а мышление в широком историческом диапазоне считает "утопическим". Но это весьма характерная ситуация как раз накануне исторических перемен…
Символом возникновения цивилизации Глобального Севера станет "Берингов мост", который воссоединит северные пространства разных континентов и наглядно отменит условную границу между "Востоком" и "Западом". Политические, экономические и культурные инновации, которые вызовет этот проект, будут означать реальное наступление новой глобальной эпохи. Показательно, что сторонники сохранения нынешнего статус-кво провозглашают идею этой трансконтинентальной трассы "фантазией", хотя еще 100 лет назад этот проект считался вполне осуществимым. Видимо, главная проблема современного человека, перед которым, казалось бы, все шире открываются глобальные просторы, состоит в его парадоксальном мировоззренческом измельчании. "Ключ к северу лежит там, где никто не ищет"…
Выступление на научно-практической конференции "Санкт-Петербург, Ингерманландия и Глобальный Север" (СПб., Русское Географическое Общество, 6 декабря 2005).
