От редакции.
Именно этот аспект геополитических взглядов популярного политического писателя, в настоящий момент пытающегося утвердиться в роли едва ли не основного идеолога «официальной народности», был подробно проанализирован в рецензии Вадима Цымбурского на труд Дугина «Основы геополитики. Геополитическое будущее России (М., "Арктогея", 1997, 608 с.), опубликованной в журнале «Pro et Contra» в 1997 году. Мы републикуем эту рецензию с некоторыми существенными авторскими добавлениями.
Пользуясь случаем хотим поздравить Вадима Цымбурского с выходом в свет его книги «Остров Россия. Геополитические и хронополитические работы», в которой вошла другая статья, посвященная Дугину и его единомышленникам, — «Новые правые в России. Национальные предпосылки заимствованной идеологии».
Консервативному движению в настоящий момент очень важно преодолеть Дугина, преодолеть его как мыслителя, отождествившего национальные интересы России с чаяниями европейских правых радикалов. Всякий следящий за развитием общественной мысли в нашей стране понимает, к чему в конечном счете может привести патриотическую оппозицию данное роковое отождествление.
***
Александр Дугин — в наши дни самый популярный и раскупаемый автор из русских радикалов. Он сделал себе имя, насаждая воззрения европейских новых правых на почве русского национал-большевизма. За это Сергей Кургинян некоторое время назад отнес деятельность Дугина к "фашистскому этапу антирусской игры". По-моему, эта оценка продиктована прежде всего духом здоровой конкуренции. Ибо и Кургинян, и Дугин — корифеи публицистического постмодерна России с его парадоксальной игрой сценариями, которая порой напоминает причудливую "автономную реальность" компьютерных игр. В этом смысле десятки провалившихся кургиняновских сценариев не уступают дугинской серии статей начала 1990-х годов "Великая война континентов", где сталинские энкаведешники играли за атлантистов, а Анатолию Лукьянову была отведена роль Великого Магистра Евразийского Ордена.
В продолжение идей Карла Хаусхофера о "континентальном блоке" и Жана Тириара о "евро-советской Империи" Дугин эксплуатирует популярный в нынешней России термин "Евразия". Хитроумно подменяя его специфически русский смысл ("Россия-Евразия") общеевропейским, автор стремится побудить ленивых русских поработать на Большую Евразию. Мы узнаём, как Океан-Левиафан извечно борется с Континентом-Бегемотом. Триумфом Левиафана стала победа в "холодной войне" Соединенных Штатов, насаждающих теперь в мире свой Торговый Строй и крушащих при этом традиционные цивилизации и уклады. Чтобы отстоять независимость Большой Евразии, Россия-Евразия должна собрать мировой противоцентр — Новую Империю (или Империю Империй) — из любых сил, готовых войти в антиамериканскую игру. Призыв к соединению всех сил, воззрений и веяний, враждебных "открытому обществу" в понимании Карла Поппера, гремит и в одной из последних книг Дугина "Тамплиеры пролетариата (Национал-большевизм и инициация)" (М., "Арктогея", 1997). Такая "широта взгляда" как раз и делает Дугина вполне неприемлемым даже для тех, кто ненавидит то же, что ненавидит и он, но не готов к постмодерной беспринципной "противостройке" без различения духов.
В дугинском проекте важнейшей частью Новой Империи должна стать Европейская Империя с центром в Германии. При этом Северной, прусской, Германии (которой Россия вернет Кенигсберг) предстоит интегрировать Балтику — от Латвии до Норвегии плюс Нидерланды. Вокруг Южной Германии соберется католический пояс от Польши до Хорватии, включая запад Украины и Белоруссии. Притянув к себе европейский Запад — Францию, Италию, пиренейские народы, эта империя вытеснит США из Средиземноморья и возьмет под контроль арабский Ближний Восток с Северной Африкой. Англия же как агент Левиафана станет "козлом отпущения", брошенным на съедение кельтским национализмам.
Вторым ядром Новой Империи станет Иран. По Дугину, его зона протянется от границ Индии по Армению с прихватом постсоветской Средней Азии; сюда же примкнут "останки Турции или Турция после проиранской революции" (с.246). "Иранская геополитическая линия" пройдет через Дагестан, Чечню, Абхазию до Крыма, закрывая туда доступ туркам и саудовским ваххабитам — "проатлантистам". На востоке опасность для России со стороны либерализующегося Китая сможет сдержать только Тихоокеанская империя Японии — от Австралии по возвращенные Южные Курилы включительно. В зону ее влияния попадут также буддийские земли от Тибета до Маньчжурии, а заодно Монголия, Бурятия, Тува и, может быть, даже Калмыкия — ламаистский анклав в России.
Что обретут русские при таком раскладе? Чтобы притянуть европейцев и азиатов к идее Новой Империи, Россия обязана открыть им невозбранный доступ к своим ресурсам. За это от первых она удостоится допуска к новым технологиям, а через вторых получит выход к южным океанам: границами России, по Дугину, станут границы континента! Внутри Новой Империи с Россией сольются Левобережная Украина и Северный Казахстан. Православный же пояс от Центральной Украины до Сербии получит особый статус: "Географически они принадлежат к южному сектору Средней Европы... в такой ситуации Москва не может... заявить о своем прямом политическом влиянии на эти страны" (с.376). Тут, скорее всего, возникнет своего рода европейско-российский лимитроф, тогда как во многих стратегических точках Средней Азии будет развиваться сотрудничество России с фантастически продвинувшимся на север Ираном.
Чтобы Новая Империя уравновесила мощь США, России придется положить на чашу Большой Евразии свое ядерное оружие. Отрекаясь от статуса региональной державы и добывая себе мировую роль, Москва тем самым будет призвана развивать по преимуществу стратегические средства Третьей мировой войны, игнорируя и сворачивая те рода войск и виды вооружений, которые могли бы угрожать ее потенциальным союзникам по континентальному блоку и вызывать у них настороженность. По сути, Дугин обязывает Россию разоружиться перед этими соседями; как он полагает, ее возможные потери окупятся в большом противостоянии Америки и Евразии. Кроме того, чтобы не перенапрячься под грузом разнородных задач, России следует сосредоточиться на строительстве своей неопасной для соседей, но опасной для США армии, а сложные технологические задачи, в том числе разработку новых вооружений, передоверить европейским союзникам, интеллектуально оформляясь из их рук.
Территориально Россия как часть дугинской Новой Империи должна будет получить куда меньше, чем того хотелось бы русским националистам: чего стоят сдача Южных Курил, Кёнигсберга, "особый статус" Крыма с учетом украинских и татарских интересов и т.д.! Но, оказывается, в рамках этой Империи Империй территориальный суверенитет обесценится в принципе. Границы, особенно российские, будут размыты; все этнические, религиозные и иные общины обретут суверенность культурную и смогут жить "в своей реальности", не имеющей выхода на уровень имперского обустройства. Это относится и к русским. Согласно Дугину, для улучшенного их размножения "факт принадлежности к русской нации должен переживаться как избранничество, как невероятная бытийная роскошь" — да только без всяких "претензий на государственность в классическом смысле" (сс.256, 258). Другие этносы и конфессии России должны чувствовать себя живущими не в "русском националистическом православном государстве", а "рядом с русским православным народом" в континентальной Империи, в которой все общины равны по статусу.
Подведу итог этому проекту. Дугинская Россия — образование без явных сухопутных границ и пределов, не имеющее, в отличие от новых союзников, однозначной сферы влияния (Империи) вне области расселения этнических русских. В технологическом плане Россия попадает в жесткую зависимость от Европы, разоружается перед сильными соседями, но вместе с тем из страха, как бы те не перешли на сторону Левиафана, питает их своими ресурсами и защищает своими ракетами, авианосцами и пушечным мясом. Русские как таковые предстают крупной общиной без государственности в классическом (и, похоже, в любом ином) смысле, но с явным военным уклоном: этакими мамлюками Большой Евразии, которые трудятся на "высшую инстанцию" — ее разношерстных боссов, не имеющих между собой ничего общего, кроме антиамериканизма, и взбадривают себя миражами своей "невероятной бытийной роскоши", "высшего антропологического достоинства" и т.п. За эти-то миражи дугинские русские должны платить кровью, богатствами недр и технологической деградацией. Это при том что сам Дугин не исключает после одоления атлантизма большой драчки между «обустройщиками» Новой Империи.
Бедный русский Бегемот! Твой выбор — стать жвачкой для Левиафана или пойти на шашлыки для всей Большой Евразии! Если наша "познанная необходимость" такова, то для чего вообще городить евразийский огород и бунтовать против Торгового Строя? Если все, что нам даст Новая Империя, — это возможность "жить в своей национальной и религиозной реальности", то Торговый Строй вполне позволит русским сподобиться этой же благостыни: в США "своей реальностью", не имеющей отношения к государственности, живут сотни сект.
Книга не лишена интересных деталей. К ним я отнес бы в первую очередь возрождение идеи — из поздних работ Хэлфорда Маккиндера — насчет Восточной Сибири с Приморьем (так называемой Lenaland) как особого внешнего придела российской платформы, очень слабо с ней связанного. Дугину делают честь его предупреждения по поводу вызовов, с которыми Россия вскоре столкнется в этой "лимесной" тихоокеанской полосе. Но в целом геополитика такого рода сегодня — парадоксальный отзвук 70-х и начала 80-х годов, поры большого советского натиска на евроазиатские платформы незамерзающих морей. Ссылки на сложившуюся в то время "евро-советскую" программу Тириара да и попытки Дугина связать свои построения с духовным наследием советского военного руководства тех времен не случайны. В этих претензиях есть, вероятно, доля мистификации, но кажется вполне правдоподобным, что в геополитических писаниях нашего автора запоздало и с искажениями выговаривается, как блестяще обозначил ее Дугин, далекая от публичности "криптогеополитика" позднего СССР — геополитика "почтовых ящиков" и кружковых оппозиционных тусовок. Тогда панконтинентализм как перспектива естественно вытекал из ситуации нашей Империи, сегодня же он выглядит альтернативной программой "разделки Бегемота", звучит призывом «сдаться Евразии».
Не случайно, дугинская оценка евразийско-атлантистской контроверзы в сфере военного строительства постсоветской России полностью перевернута по отношению к той форме, в которой эта же контроверза, согласно «Конспирологии», представала для СССР. Тогда атлантисты из КГБ якобы делали ставку на ядерные мускулы ради лучшей сделочной позиции в конвергенции с США, добродетельные же евразийцы из ГРУ стремились развивать обычные вооружения ради покорения континента под советскую лапу. Сейчас же у Дугина все стало наоборот. Антлантисты держатся за обычные вооружения дабы поссорить нас с соседями по континенту, настоящим же евразийцам никакого оружия не надо кроме такого, которое могло бы пугать американцев. Сдаемся Евразии, господа! Что конкретно можно означать — реверанс Кургиняну! — капитуляцию перед той частью Запада, которое возьмется объявить себя «лидером Великой Евразии»
И, наконец, замечу, что для Дугина как стилиста губительно полное отсутствие контролирующей самоиронии. Нужно большое дерзновение, чтобы назвать свой опус "Тамплиеры пролетариата" после бессмертных слов Умберто Эко о том, что "бывают сумасшедшие и без тамплиеров, но которые с тамплиерами — те самые коварные". То же касается и "Основ геополитики". Как воспринимать горделивый тезис, будто русские "в первую очередь... являются православными, во вторую — русскими и лишь в третью — людьми" (с.255)? Так ведь и представляешь себе злоключения супружеской черты, оказавшейся родителями православного русского... зверя.
Повторю здесь ту же оценку дугинских построений, которую уже давал и в устных выступлениях, и в печатных: это несомненно геополитика с позиции слабости, но еще большая беда в том, что это — очень плохая геополитика с позиции слабости.
