В сентябре газета "Завтра" опубликовала довольно объемный (и наконец-то вполне соответствующий ее названию) проект строительства глобального трансконтинентального автобана, с громким подзаголовком "Самый актуальный и перспективный проект нового тысячелетия". Эта публикация породила широкую дискуссию в нескольких номерах газеты, продолжающуюся до сих пор. Действительно, это необычная оценка власти со стороны оппозиции — не по канонам какой-либо идеологии, а с точки зрения исторической проектности: "Российская власть узколоба, чурается крупных решений, не способна к стратегии, не мыслит будущим. Бездарно расходует историческое время, погрязнув в манипуляциях, сиюминутных задачах, затыкая дыры в тонущем корабле русской политики. Она так и не выработала "Большого проекта", направляющего национальную жизнь в осмысленное грядущее, чем так силен был разрушенный СССР, поражает воображение нынешний Китай, доминирует сверхдержава США".
Авторы этой статьи говорят о необходимости для России крупного, стратегического, позитивного проекта, который способен адекватно включить страну в глобальный мир, открыть новые исторические горизонты вместо нынешнего абсурда, делающего национальной идеологией пугливый изоляционизм. Такой проект предлагается авторами в виде сети современных международных автотрасс, главная из которых связала бы Россию с Америкой через Берингов пролив. Это неизбежно повлечет за собой и новое, масштабное освоение Севера и Сибири, откроет доступ к огромным месторождениям сырья, не освоенным ныне именно из-за отсутствия коммуникаций. Трансконтинентальная трасса существенно ускорит экономический и культурный обмен между странами Тихоокеанского региона, который, по давнему пророчеству Герцена, действительно становится "Средиземным морем будущего".
С глобальной точки зрения этот проект выглядит назревшим переходом к позитивной, интеграционной политике — взамен уже доставшего негативного пафоса "борьбы с мировым терроризмом", который заставляет граждан США и РФ воспринимать себя обитателями "осажденных крепостей". Это символическое возвращение к изрядно изменившей мир стыковке "Союза" и "Аполлона", о которой сегодня напоминает лишь дешевая марка сигарет.
"Утопическая мечта" и антиутопическая реальность
Проект трансконтинентальной магистрали с мостом между Чукоткой и Аляской имеет не менее "космический" масштаб. Соединение "Дальнего Востока" планеты с ее "Дальним Западом", которые в ясную погоду видны друг другу, будет означать настоящую мировоззренческую революцию — особенно для тех, кто забыл, что Земля круглая. Это станет окончательной и самой наглядной отменой старой "восточно-западной" геополитики, которая уже непригодна для описания процессов глобализации.
Возведение этого моста станет реальным воплощением того, что считается пока лишь уделом фантастов, — машины времени. 82-километровый Берингов пролив — самое краткое расстояние между континентами, по которому проходит "линия перемены дат". По обе ее стороны время одинаково, но — в разных сутках. Так что при налаженном скоростном сообщении там можно сколько угодно и практически мгновенно перемещаться во "вчера" и в "завтра". Эту возможность, наверняка, лучше всех оценят деловые люди…
Но диапазон времени в этом уникальном регионе не ограничивается сутками. Здесь словно бы сходится "сверхсовременное" и "доисторическое". Если к первому можно отнести проект скоростной трассы над проливом, то о втором говорят геофизики и палеонтологи. По их мнению, в древние времена здесь вообще никакого пролива не было, и по сухопутному перешейку между Евразией и Америкой осуществлялись довольно масштабные миграции архаичных народов, что до сих пор прослеживается в удивительных аналогиях культур сибирских аборигенов и североамериканских индейцев.
Любопытно, что строительство этого трансконтинентального моста в начале ХХ века вовсе не считалось "фантастикой". После прокладки всего за 7 лет самой длинной в мире железнодорожной магистрали — Транссиба, эта задача выглядела технологически вполне разрешимой. Российское правительство испугали лишь политические перспективы такого проекта. Эти свои изоляционистские опасения чиновники и выдают за "реальность", с позиций которой отвергают "утопии". Но сами они оказываются способны построить лишь некую отгороженную от окружающего мира антиутопию…
Проект, опубликованный в "Завтра", удивляет как раз этой чрезмерной надеждой на добрую волю нынешней российской государственности к масштабному историческому творчеству. Ее представителям для обустройства своих "рублевок" вполне достаточно и контроля за уже имеющейся "трубой", а широкое освоение новых пространств рискованно и первоначально требует довольно больших затрат. Трансконтинентальная магистраль по определению может быть только международным проектом. И построить ее способны лишь люди иного склада — наделенные волей к открытиям, напоминающие легендарных русских первопроходцев и американских пионеров. "Берингов мост" станет символическим рукопожатием Семена Дежнёва и Джека Лондона. Но столичные чиновники обеих стран даже в глобальную эпоху пытаются сохранить статус отделенных друг от друга, "оседлых" государств.
Империям мост не нужен
Идее трансконтинентальной магистрали исполняется уже ровно век — в декабре 1905 года французский инженер Лойк де Лобель предложил этот проект российскому правительству. За него готовы были взяться крупные железнодорожные компании того времени, приветствовал идею и тогдашний российский премьер Сергей Витте.
Однако первоначальный замысел проекта, предусматривавший выделение строительному синдикату в долговременную концессию полосы по российской территории, был сразу же отклонен — по "патриотическим" соображениям. Впоследствии синдикат существенно смягчил свои запросы, дав обязательство строить дорогу под контролем российских властей и силами преимущественно российских рабочих, но обеспечивая их за свой счет всей необходимой социальной инфраструктурой. Более того — по условиям договора, через 90 лет после начала строительства (т.е. в 1995–96 гг.) дорога должна была полностью перейти в собственность России. Этот проект даже успел получить одобрение российских военного и финансового министерств, но по малопонятным сегодня причинам в итоге был "забыт". Скорее всего, столичные чиновники просто испугались появления в этих условиях целого сословия "русских американцев", причем не в одном поколении, которые оказались бы возмутительно невосприимчивы к насаждавшейся тогда в России архаично-монархической идеологии. Впрочем, и в самих США проект этой трассы интересовал уже немногих — времена "золотой лихорадки" миновали. А после 1917 года к нему потеряли интерес и владельцы международных синдикатов, не горевшие мечтой соединяться с советским "светлым будущим"…
Во время Второй мировой войны об отсутствии этой трассы пришлось пожалеть, поскольку морские караваны ленд-лиза, направлявшиеся в Мурманск, были довольно легкой добычей для германских подводных лодок, а через Аляску и Сибирь действовал лишь малоподъемный воздушный мост. Но после войны о трассе неожиданно вспомнили советские власти. Сталинский проект железной дороги "Салехард-Игарка" был лишь первой частью магистрали, которую предполагалось довести до Чукотки и соединить паромной переправой с Аляской. Какие цели преследовал этот проект — и поныне загадка: вряд ли Сталин всерьез рассчитывал распространить "мировой коммунизм" на Американский континент. Но эта, вскоре замороженная, "мертвая дорога" на долгие годы дискредитировала идею трансконтинентальной магистрали, придав ей мрачные "гулаговские" ассоциации.
Новое, более полноценное возрождение этой идеи произошло в 1991–92 гг., когда был создан Международный консорциум "Трансконтиненталь", с американским и российским отделениями. Однако строительству трассы вновь, словно бы фатально, начали сопротивляться российские государственные "реалии" — ссылки властей на "экономический кризис" (ими же созданный) и их старые, вековой давности, "патриотические песни" — о том, что хищные янки мечтают захватить Дальний Восток (на чиновничьем сленге подобные жалобы обычно означают недостаточные "откаты")…
Ясно, что ни о каком "выходе из кризиса" речи и не шло — в противном случае многомудрые российские экономисты вспомнили бы, что США в свое время вышли из "великой депрессии" во многом именно благодаря масштабному транспортному и дорожному строительству. Но у нас принимали за "реформы" всевозможные "монетаристские" абстракции, прикрывающие чисто конкретный "распил бабок" — капитализм в РФ словно бы нарочно создавали по его карикатурному описанию в советских учебниках.
Этот архаичный, полуфеодальный капитализм времен Маркса закрепляет за Россией статус "сырьевой провинции" в современной мировой экономике. Причем эта "вертикаль" даже "многоэтажна" — сами сырьевые регионы оказываются в ней на положении "дважды провинции", не распоряжаясь своими ресурсами и не имея собственного политического голоса. Север и Сибирь, занимающие 2/3 территории Российской Федерации, дают этому государству более 70% экспортной прибыли, однако по причине его тотального управленческого и налогового централизма считаются "дотационными". А "донором" изображается Москва, контролирующая нефтегазовые потоки. Менее контрастная, но схожая по абсурду картина наблюдается и на Севере Америки.
США принято представлять как некоего "лидера глобализации", хотя на самом деле они строят ту же "вертикаль" — только в глобальном масштабе. Как подчеркивают многие исследователи (Мануэль Кастельс, Кеничи Омаэ и др.) глобализация означает прежде всего переход от централистско-иерархических к сетевым взаимоотношениям и прямым, поверх прежних государственных границ, связям различных регионов в политике, экономике, информации и т.д. С этой точки зрения, нынешний агрессивный "атлантизм" вашингтонских политиков, стремление "наводить демократию" в арабских странах и т.д. не имеют никакого отношения к глобализации, но означают попытку создать некий современный "ремейк" Римской империи. То же самое, только в более скромных масштабах, делают и московские "третьи римляне", ликвидируя ныне федеративное устройство России.
Однако, на американском "Дальнем Западе" — от Калифорнии до Аляски — зреет несколько иная ситуация. Эти штаты куда менее одержимы "американским империализмом" и заинтересованы в прямых связях с тихоокеанскими странами, а также с нашими северными и сибирскими регионами. Это взаимодействие поддерживает и развивает глобальная межрегиональная организация "Северный форум" — но ее влияние на национальные правительства пока, к сожалению, не столь велико, как у ЕС или АТЭС. Но в любом случае ее деятельность является весьма наглядным подтверждением того, что глобализация на самом деле осуществляется как "глокализация" (термин Роланда Робертсона) — синтез глобальных интересов и локальной самобытности, не нуждаясь в посредничающем между ними уровне "центральных правительств".
Это динамичное "сочетание противоположностей" задает — причем уже в обозримой исторической перспективе — перспективу перехода власти от изолированных и централизованных государственных машин к сетевому, транснациональному гражданскому самоуправлению. Именно тогда "однополярная" Америка и гиперцентрализованная Россия уйдут в историю и уступят место Глобальному Северу.
Географическая отдаленность от "центра", вольная красота природы, отсутствие демографической скученности и особая, "первооткрывательская" история делают сибирский менталитет гораздо более похожим на аляскинский, чем на московский. Аналогично и Аляска скорее (а местами и даже буквально) напоминает Русский Север, чем "down states", как ее жители называют основную территорию США (у нас так говорят о "материке"). Это вовсе не является "сепаратизмом", в котором столичные политики любят упрекать регионы, желающие напрямую общаться с окружающим миром. Скорее уж сепаратистской ныне становится именно "государственническая" идеология, поскольку ее приверженцы стремятся "отделиться" от набирающих силу процессов глобальной интеграции.
Империи опасаются прямых, сетевых связей между регионами. Они всячески хотели бы сохранить пока еще существующий "восточно-западный" дуализм, без которого они попросту теряют смысл. А мост между их "самыми дальними" (но самыми близкими друг другу!) регионами и станет тем "прорывом в будущее", что оставит позади эпоху нынешних российского и американского президентов, для которых удержание прошлого стало главной целью политики…
Новая Гиперборея
Гипербореей античные эллины именовали волшебную северную страну, куда регулярно наведывался бог Аполлон на своей лебединой колеснице. Возможно, оно станет наилучшим символическим названием цивилизации Глобального Севера, которая возникнет вокруг трансконтинентальной трассы.
Сама историческая логика требует преодолеть нелепый разрыв между постиндустриальным миром других северных стран и грандиозной Terra Incognita северной и северо-восточной России, население которой сегодня обречено центральной властью на эвакуацию или вымирание. Но всякие масштабные перемены начинаются не в экономике, а в мировоззрении. Наш Север должен осознать себя наследником Новгородской республики, которая несколько веков, до порабощения государственным централизмом, была особой — политически самоуправляемой, экономически самостоятельной и культурно самобытной цивилизацией, свободно общавшейся с окружающим миром. Новгородцы в свое время первыми, задолго до Ермака, "открыли" Сибирь — и потому "нео-новгородская" цивилизация вполне может возникнуть на землях, весьма далеких от своего исторического прототипа.
Непонятно только, почему в "Завтрашнем" проекте предлагается соединять эти великие пространства именно посредством автобана? Не хотелось бы впадать в конспирологию и подозревать здесь пиар неких автомобильных магнатов. Но очевидно, что автоперевозки на такие гигантские расстояния гораздо дороже, медлительнее и малообъемнее, чем железнодорожные. Однако и железная дорога также не годится для трансконтинентальной трассы — еще со времен мудрых царей российская колея отличается от мировой. Наиболее подходящим вариантом здесь может стать экологически чистый, малозатратный и высокоскоростной "струнный транспорт". Он давно уже разработан академиком А. Юницким и вызывает бурные дискуссии в заинтересованных кругах, но автора, увы, пока постигает традиционная судьба русского Левши. Технически этот проект, конечно, нуждается во всестороннем изучении, но символически он отлично соответствует образу новой цивилизации. Транспортный консерватизм пока силен, но ведь еще на нашей памяти Интернет и мобильная связь тоже казались "фантастикой".
Иными прототипами этой будущей цивилизации вокруг трансконтинентальной трассы можно назвать Гардарику ("страну городов", как викинги именовали северную Русь) и античную Элладу, представлявшую собой сеть независимых, но взаимосвязанных полисов. Новая цивилизация будет строиться именно по сетевому принципу — вместо нездоровой скученности в многоэтажных ульях "мегаполисов" люди предпочтут жить в собственных домах, построенных по своему вкусу, в небольших городах, которые во множестве возникнут на огромных, и поныне почти не освоенных северных и сибирских пространствах. Недорогие и оперативные технологии их строительства также уже разработаны энтузиастами-изобретателями, но нынешние государства привычно оценивают людей лишь как рабочую силу. Сегодня эти государства смотрят на Север как на свою топливную колонию, и по исчерпании нефтегазовых ресурсов готовы вовсе о нем позабыть. Но великодушная северная природа и об этом заблаговременно позаботилась — так, по расчетам футурологов, уже к 2015 г. глобальный нефтегазовый дефицит сменится водным. И в этих условиях сибиряки и аляскинцы, жители арктических регионов Канады и поныне неведомой миру Гренландии только и смогут помочь обитателям жаркого перенаселенного Юга, наладив туда экспорт питьевой воды. Может быть, так и воплотится древняя утопия о спасительной северной стране Беловодье…
Трансконтинентальная магистраль символически соединит города двух святых — Санкт-Петербург и Сан-Франциско — и станет наглядным опровержением модных теорий "конца истории". Строительство этой магистрали через Москву, намечаемое некоторыми разработчиками как нечто "саморазумеющееся", выдает лишь их централистское мышление, неадекватное сетевой эпохе. Кроме того, Москва мировоззренчески пребывает в "конце истории" еще с тех пор, как объявила себя "третьим Римом" и заявила, что "четвертому не бывать".
Петербург, который сам возник как "город-проект", гораздо лучше вписывается и в проектирование глобального будущего. Нельзя также забывать, что еще в советское время научное и технологическое освоение северных территорий обеспечивалось преимущественно ленинградскими институтами. Но в нынешнем государстве эти институты невостребованы, а формально "возвышенный" Петербург фактически лишен своей "северной стратегии" властями, не заинтересованными в достойном развитии этих регионов.
Новый "северный проект" требует настоящей революции в политическом мышлении, по масштабу подобной петровской, — когда вся прежняя московская "элита", умевшая только собирать дань, была отправлена в историческую "отставку". Новые города, которые возникнут вдоль магистрали, будут принадлежать иной цивилизации, для которой всякий "национально-государственный" централизм выглядит глубоко архаичным. Дети этих новых городов будут приезжать в Вашингтон и Москву не с докладами и отчетами "с мест", а разве что любопытным туристическим взором сравнить Капитолий и Кремль с Колизеем…
Но пока американцам и русским упорно навязывается "римско-имперская" модель, втягивающая их вместо освоения Севера в бесконечные южные войны. Своим "централистским" высокомерием, пресловутой "вертикалью власти", агрессией против тех, кто хочет жить и развиваться самостоятельно, эта "империя" заимствует внешние черты исторического фашизма. Однако внутренне она все более заполняется демографической экспансией южных народов, что чревато лишь разрастанием событий, подобных поразившим сегодня Европу. Впрочем, эта экспансия вполне может быть и "мирной" — как основанный русскими путейцами Харбин всего за несколько лет превратился в сплошной "чайна-таун". То же, надо полагать, вскоре ожидает и другие сибирские города — нынешней московской "метрополии" гораздо важнее "взаимовыгодные" отношения с ее пекинским аналогом, чем эта дальняя "провинция" лаоваев ("белых дикарей").
По прогнозам ООН, к 2050 году белые ("европеоиды") будут составлять всего лишь одну десятую часть мирового населения. В рамках нынешней "имперской" политики у этой проблемы нет иного решения, кроме банального биологического расизма, который в конце концов будет неизбежно подавлен — ибо у него нет никаких смыслообразующих духовных основ, сопоставимых, к примеру, с теми, что вдохновляют радикальных мусульман. Если "белая раса", уткнувшаяся в телеящики, видит смысл своего существования в попсовой "звездности", футбольной "крутости" и прочем потреблятстве (Джон де Грааф) — она действительно обречена…
"Имперская" система иногда пытается говорить от имени "Глобального Севера", но на самом деле являет собой "Глобальный Центр", которому Север интересен лишь в качестве колонии. Самое внятное различение здесь открывается на уровне духовной интуиции, от которой "белую расу" настойчиво отучают. Метафизик Гейдар Джемаль однажды четко его сформулировал: "Идея Севера противоположна идее Центра". Действительно, для возникновения Глобального Севера главным препятствием выступает не Глобальный Юг (это просто иная цивилизация), а именно "Глобальный Центр" как олигархическое сообщество национально-государственных "элит" ("большая восьмерка" и т.п.). Оно стремится законсервировать централизованную, пирамидально-иерархическую модель мироустройства и сдержать процессы свободной, творческой, сетевой глобализации. Фактически, это попытка остановить историю.
Продолжить ее возможно лишь на основе нордизма — мировоззрения, которое ассоциируется с Третьим рейхом, но в действительности было им профанировано и превращено в жестокую подделку. Нордизм (описанный в работах Уильяма Уоррена, Бала Гангадхара Тилака и т.д.) считает Север изначальной прародиной человечества. Посланцы "полярного рая" отличаются не внешне, но внутренне, не цветом кожи, но духом — вольных первооткрывателей, созидателей культур и цивилизаций, творцов истории. Это мировоззрение лучше всего отразилось не в крике "арийских" идеологов, а в великом стихотворении о "бремени белого человека" — которое являет собой "не трон, а труд", терпеливый, неблагодарный и оцениваемый слишком поздно…
Цивилизация Глобального Севера начнется на "Беринговом мосту", где напрямую встретятся две культуры, которые долго изображали как нечто "несовместное". Впечатляющую картину их синтеза и его перспектив показал культуролог Михаил Эпштейн: "В своей потенции это великая культура, которая не вмещается целиком ни в американскую, ни в российскую традицию, а принадлежит каким-то фантастическим культурам будущего, вроде той Амероссии, которая изображается в романе Вл. Набокова "Ада". Русско-американская культура не сводима к своим раздельным составляющим, но перерастает их, как крона, в которой далеко разошедшиеся ветви когда-то единого индо-европейского древа будут заново сплетаться, узнавать свое родство… Когда я думаю о русском американце, мне представляется образ интеллектуальной и эмоциональной широты, которая могла бы сочетать в себе аналитическую тонкость и практичность американского ума и синтетические наклонности, мистическую одаренность русской души. Сочетать российскую культуру задумчивой меланхолии, сердечной тоски, светлой печали, — и американскую культуру мужественного оптимизма, деятельного участия и сострадания, веры в себя и в других."
Это прямое соединение "Востока" и "Запада" будет означать крушение всей системы координат "Глобального Центра". Впрочем, она уже и так "подтаивает" — причем совершенно буквально. Речь идет о "глобальном потеплении", перспективами которого сторонники "мирового порядка" запугивают все человечество. Конечно, экологические проблемы придется решать, но последствия этого потепления обещают быть куда более масштабными… По данным университета аляскинского Фэйрбэнкса, среднегодовая температура на Крайнем Севере России и Аляске каждые 10 лет повышается на 1°С. Это весьма существенная величина — во время ледникового периода, когда большая часть территории нынешней России была покрыта льдом, глобальная температура Земли была ниже нынешней всего на 5°С, а во времена динозавров, когда тропики простирались до полярного круга, она была выше всего на 5-10°С. Так что нельзя исключать, что уже в ближайшие десятилетия Северный (бывший Ледовитый) океан превратится в новое Средиземноморье (в полярную ночь его можно будет освещать со специальных спутников).
Фантастика когда-нибудь становится реальностью, утопии иногда воплощаются, а будущее всегда принадлежит тем, кто его строит. У остальных его просто нет.
