Введение в социал-консерватизм

Вот уже довольно много лет, как я считаю, что будущее в нашей стране есть только у одной идеологии — синтеза умеренного русского национализма с консерватизмом и социал-демократией. Я об этом довольно много писал, и даже создал для развития и пропаганды этой идеологии экспертный клуб "Товарищ". Более того, я считаю, что такая идеология является попросту продуктом рефлексии над политическим мировоззрением молчаливого большинства нашего народа. Считаю, что этот мой тезис подтверждается данными фокус-групп и социологических опросов. А в том, что соцопросы и фокус-группы по этой теме не лгут, мне неоднократно приходилось убеждаться в ходе общения с низовыми политическими активистами, да и просто с обычными людьми.

Однако общение с коллегами и товарищами по политической работе показывает совершенно другой расклад. Некоторые мои товарищи по Социал-демократической партии России часто удивляются, как я могу состоять в партии, будучи консерватором и националистом. А некоторые мои соратники по Консервативному совещанию и соавторы по докладу "Контрреформация" иногда сомневаются в том, могу ли я быть полноценным консерватором и националистом, будучи социал-демократом? Впрочем, не все социал-демократы и консерваторы придерживаются таких взглядов. А думская фракция "Родина" и одноименная политическая партия, и вообще, считают себя организациями социал-патриотического направления.

Но все же вопрос о социально-патриотическом, социально-национальном и социально-консервативном синтезах остается в экспертной и политической средах достаточно непроясненным. Лишним подтверждением тому служит недавнее заявление моего соратника по клубу "Товарищ" и Консервативному совещанию Егора Холмогорова. В нем он к моему искреннему недоумению отмежевался от левого национализма и левого консерватизма и причислил себя к правым. Честно говоря, я считаю это заявление Егора Станиславовича результатом недоразумения, результатом отсутствия отчетливого понимания различия между правым и левым в сегодняшней российской политике. Но тем более, стало быть, наступил момент прояснить эту, столь, судя по всему, наболевшую проблему.

Чтобы понять, как возможен синтез социал-демократии, консерватизма и национализма, сначала опишем вышеназванные "три составные части" синтеза.

Начнем с национализма. По моему мнению, "быть националистом — это значит: любить свою страну и свой народ, ставить интересы своей страны и своего народа выше интересов других стран и народов, бороться за суверенитет и свободу своей страны, за справедливое место своей страны в международном распределении статуса и ресурсов, добиваться национальной солидарности внутри своей страны по вопросам, затрагивающим весь народ."

Описание это не совсем полное, и я его еще дополню. Но пока я хочу это мое описание проанализировать подробней. В таком понимании национализма можно выделить несколько аспектов.

Аспект первый. "Любить свою страну и свой народ". Это определение патриотизма. Полагаю, что такой патриотизм свойственен любому нормальному человеку.

Аспект второй. "Ставить интересы своей страны и своего народа выше интересов других стран и народов". Это — внешнеполитический национализм. В чем его смысл? Пока мир состоит из разных государств, эгоистически борющихся друг с другом за свои интересы, абстрактный космополитический гуманизм и интернационализм являются преждевременными. В этих условиях нормальному человеку и гражданину естественно поддерживать свою страну и свой народ. Например, сегодня в Африке от голода регулярно умирают дети. У нас в России такого почти нет. Но у нас большое количество пожилых людей регулярно недоедают. С точки зрения внешнеполитического национализма, задача накормить недоедающих старушек является значительно более приоритетной, чем задача спасти от голода африканских детей. На упреки гуманиста-интернационалиста националист ответит: "Сегодня мы — бедная страна. Вот сначала решим проблему бедности у нас, а потом уже будем думать о помощи чужим".

Даже если националист по тем или иным причинам не любит и не поддерживает правящий в своей стране режим, он будет поддерживать те инициативы этого режима, которые, по его мнению, идут на благо стране и народу.

Видимо, исключение из этого принципа только одно. Это тот случай, когда в стране правят глубоко антинациональный и антинародный режим, регулярно прибегающий к жестоким репрессиям против мирных граждан.

Я полагаю, что внешнеполитический национализм нужен любой нации постольку, поскольку международные отношения остаются гоббсовской борьбой всех против всех. Если в будущем удастся гармонизировать и гуманизировать межгосударственные отношения, нельзя исключить, что значимость внешнеполитического национализма сильно упадет. Другое дело, что вряд ли эта значимость упадет когда-либо до нуля. Ведь даже и при полностью гармонических и гуманных отношениях стран и народов, всегда останется значимой задача защиты культурного своеобразия своей страны и народа.

Аспект третий. "Бороться за суверенитет и свободу своей страны". Это, в сущности, и есть национал-либерализм, понятый как борьба за свободу не только гражданина от порабощения его государством, но и за свободу нации от внешнего порабощения, оккупации, зависимости и неоколониалистической эксплуатации. Об этом недавно прекрасно написал Борис Межуев в своей статье. Полагаю, что принципы так понимаемого национал-либерализма понятны и близки почти любому нормальному человеку.

Аспект четвертый. "Бороться за справедливое место своей страны в международном распределении статуса и ресурсов". Это — национализм геополитический и геоэкономический. Не следует понимать этот принцип как легитимирующий любое геополитическое хищничество. Скорее, это естественное желание любого нормального человека бороться против применения иностранными государствами двойных стандартов в адрес его страны. Об этом я довольно подробно писал в статье "Какая внешняя политика нам нужна".

Аспект пятый. "Добиваться национальной солидарности внутри своей страны по вопросам, затрагивающим весь народ". Это — национализм внутриполитический. Этот принцип — ядро, сердце любого национализма. Он говорит о том, что нация есть не данность, а заданность. Нация конституируется именно общенациональной солидарностью. Добиться такой солидарности — и есть основная задача любого националиста. В этом смысле можно сказать, что нациям благополучным, нациям, реализовавшим такую солидарность, национализм почти не нужен. Национализм нужен, прежде всего, нациям проблемным, нациям, имеющим низкий уровень солидарности и доверия.

С внутриполитическим национализмом связаны еще несколько аспектов национализма, не учтенных в моем вышеприведенном описании. Это, в первую очередь, аспект шестой — экономический национализм. Под экономическим национализмом я понимаю стремление к максимально возможно высоким уровню и качеству жизни для подавляющего большинства (в идеале для всех) граждан своей страны. Так понимаемый экономический национализм сближает националистическую идеологию с идеей социальной справедливости. Мне трудно себе представить нормального человека, которому не была бы близка идея экономического национализма.

Седьмой аспект. Национализм культурный и исторический. Любому нормальному человеку свойственно гордиться высотами отечественной культуры и победами отечественного оружия. Об этом прекрасно пишет Аркадий Липкин во многих своих статьях и брошюрах.

И, наконец, аспект восьмой, заключительный — национализм культурной идентификации. Этот аспект национализма относится к проблемам миграции. Речь идет о требовании к любым мигрантам вписываться в цивилизационные и культурные нормы принимающей нации.

Так понимаемый национализм предполагает не только солидарность, но и определенное равенство составляющих нацию людей. По крайней мере, речь идет о задаче снижения социально-экономического неравенства до уровня, приемлемого для культуры данной нации.

Видимо, в состав нации входят все люди, считающие себя таковыми, признаваемыми в этом качестве другими, причисляющими себя к этой нации людьми, владеющие национальным языком и говорящие на нем. Горький российский опыт заставляет поставить дополнительное условие. К нации нельзя причислять людей, публично проповедующих ненависть к ней.

За этим единственным исключением, диктуемым горьким опытом русофобии, в изложенном выше нет ничего необычного. Так понимемый национализм лежит в основе государственной политики большинства развитых стран, независимо от того, кто находится в них у власти: консерваторы, либералы или социал-демократы.

Другое дело, что в этих странах национализм имеет, большей частью, стыдливый характер. Националистическая политика проводится, а само слово "национализм" не используется. Более того, национализм клеймится как экстремистская идеология. Все это прекрасно описано в статье Юрия Тюрина.

И, может быть, и мне следовало бы воспользоваться адресованным мне советом Юрия Тюрина и не употреблять слово "национализм", ограничившись термином "патриотизм" или даже эвфемизмами "нормальные, ответственные люди".

Однако сделать это мне не позволяет характер моей аудитории. Русские люди сильно отличаются от европейцев или северо-американцев. В отличие от них, у нас нет "встроенных вовнутрь" хищнических инструментов. Англичанину не надо объяснять, что такое интересы английского народа. Он, может быть, не сможет сформулировать их словесно, но всегда будет чувствовать их своеобразным "неявным" чувством.

У нас не так. Мы — народ на бессознательном уровне мирный. Поэтому защитным реакциям нас необходимо обучать явно. Может быть, это свидетельствует как раз о том, что русский народ имеет серьезное антропологическое отличие от своих соседей. Отличие, делающее его потенциально более развитым, но и более беззащитным.

Если это так, то национализм нам тем более необходим. Необходим, так сказать, по жизненным показаниям.