Россия: линии разлома

В 1993 г. я написал статью "Остров Россия". В этой статье вырисовывается картина бывшего СССР как зоны ничейных пространств, на которых происходят конфликтные процессы, вроде словацкой военной демонстрации у границ Украины. Я тогда назвал территории между Россией и старой Европой "территориями-проливами". Тогда мне не приходило в голову, что "территории-проливы" образуют нечто общее с Центральной Азией. Центральная Азия, казалось, была как будто в стороне. В 1995 г. последовали первые заявки на расширение НАТО и заявление, что НАТО не будет вводить свои войска и ядерное оружие на территории, смежные с Россией. Картина выглядела так, как если бы Запад пытался тогда выкроить на "территориях-проливах" свои зоны влияния, оставляя некоторую их часть под контролем России и учреждая на подконтрольных себе "территориях-проливах" специфический политический режим.

Затем появляется моя статья "Земля за Великим Лимитрофом", это конец 1995 г. Для меня становится очевидным, что нельзя говорить о каких-то специфических восточно-европейских "территориях-проливах", отделяя их от судьбы Кавказа и Центральной Азии. Становилось ясно, что все бывшее постсоветское пространство прочерчивается как единый пояс. Единый пояс, отделяющий Россию от всех примыкающих к незамерзающим океанам центров силы и цивилизационных центров: это Евроатлантика, это арабо-иранский Ближний и Средний Восток, это Индия. Прочерчивается гигантская "подкова", отделяющая Россию от этих территорий. "Подкова" западной Евразии. Стало ясно, что это единая система, которую я обозначил понятием "Великий Лимитроф". Но одновременно шли интересные процессы в Восточной Азии. Проблема тогдашнего режима в Монголии, достаточно четко антироссийского. Проблема возможной дестабилизации в Южной Сибири — в Туве, Бурятии. Возникла мысль о возможности потрясений в этом поясе. Что это будут за потрясения? Возникнет некая специфическая система, отодвигающая Россию от Китая и управляемая США и Японией.

Об этом писал патриотический эксперт Суриков. Или же это будет пояс, направляемый Китаем и в значительной степени оказывающийся под его контролем? Таким образом, модель Великого Лимитрофа пришлось дополнить восточной частью, поясом тюркских, монгольских, как говорят лингвисты, алтайских народов, простирающимся по стыку России и Китая и замыкающимся на еще одном алтайском народе — корейцах. Очерчена была система Великого Лимитрофа — от Корейского полуострова и до Финляндии. Я думаю, эта модель действенна и эффективна. Не будучи никем из западных лидеров заявлена в качестве официальной, она лучше описывает политику республиканской и поздней демократической администрации, чем трактаты таких идеологов, как Бжезинский. Вспомните его книгу "Великая шахматная доска". Книга вызвала большой шум из-за содержащихся в ней демонических замыслов. Книга больше заслуживала улыбки из-за ее неэффективности и утопичности. Вспомните, что писал в ней этот человек: он предлагал применить к России ослабевшей, откатившейся за Великий Лимитроф, практически ту же политику, которую Соединенные Штаты проводили в отношении СССР — гигантской силы, наступающей на "приморье Евразии".

АПН: Почему вы считаете, что Бжезинский ошибался? Его принято считать одним из наиболее ярких если не стратегов, то идеологов внешней экспансии Соединенных Штатов.

Бжезинский предлагал тогда взращивать по европейской кайме новые огромные центры силы — Китай, Иран, Турцию, усиливать Европу, открывать им путь для экспансии на Великом Лимитрофе, открывать им путь для выкраивания новых зон влияния. Он надеялся, что эти силы будут вечно благодарны США как своему покровителю и будут вечно ориентироваться на него в большей части XXI в. Мне уже приходилось писать о том, как выглядит модель Бжезинского с точки зрения классической западной геополитики. Взглянем на таких классиков западной геополитики, как англичанин Маккиндер и американец Спайкмен. Маккиндер четко писал, что претендентом на мировое господство может быть только сила, которая бы сочетала контроль над центральными районами Хартленда в Евразии с твердыми позициями на океане. Фактически Бжезинский предлагал взращивать по евразийской кайме центры силы, которые сочетали бы прямой выход к океану с прорывом в Хартленд и контролем над ним. Я считаю, что Маккиндера это повергло бы просто в ужас.

Возьмем другого великого человека, Спайкмена, который писал, что, с точки зрения Соединенных Штатов, опасность должна представлять не хартлендовская Россия — по крайней мере постольку, поскольку она не прорывается в океанское прибрежье Евразии, — наибольшую опасность должны представлять центры силы, вырастающие по прибрежной кайме, поскольку их союз способен окружить Соединенные Штаты с разных сторон и заблокировать их на карте земного шара. Бжезинский предлагал выращивать именно такие центры силы, и он думал, что они окажутся навек благодарными Соединенным Штатам. Совершенно очевидно, что модель Бжезинского — абсурд с точки зрения классической геополитики.

Реально американская администрация пошла по иному пути. Она сочетает утверждение своей позиции вдоль полосы Великого Лимитрофа с давлением на приокеанские центры силы со стороны океана.

Они реализуют схему Маккиндера. Маккиндер писал от имени Англии. Англия всегда имела крепкие позиции в приморье, но у нее не было сильных позиций в Хартленде. Попытки продвинуться на Хиву или Бухару заканчивались обычно тем, что английских эмиссаров сажали на колья. Англия никогда не была хозяйкой этой области. Поэтому, когда Маккиндер писал, что владыками мира будут те, кто сможет сочетать контроль над Хартлендом с сильными позициями на океане, для него это не было программой английской политики, это было предупреждением: "Бойтесь России!" Для Соединенных Штатов сейчас это становится фактически программой. Они сочетают сильные позиции на океане с развертыванием своих центров влияния в полосе Великого Лимитрофа, вклинивающихся в мягкое подбрюшье России и тылы Индии, Китая, Ирана, охватывающие классический Хартленд. Они получают возможность, особенно благодаря своим центрально-азиатским базам, давить на эти центры силы сразу с двух сторон. Они имеют возможность давить на Иран и Ближний Восток со стороны океана и со стороны Прикаспийского региона. Они получают возможность давить на Китай со стороны океана и со стороны Синцзяна и Тибета. Они получают возможность давить на Индию со стороны океана и со стороны Кашмира. Пространство Великого Лимитрофа становится важнейшим ключом к новому мировому порядку, его важнейшей конструкцией.

В настоящее время Кавказ становится фокусом американской политики. Почему именно Кавказ? Да потому, что в этой системе Кавказ обеспечивает четкую стыковку между Восточной Европой — "Новой Европой" — и Центральной Азией, т.е. классическим Хартлендом. К 1918 г., когда Россия рухнула и осталась только "геополитическая щебенка", Маккиндер бросил слова о том, что тот, кто контролирует Восточную Европу, контролирует Хартленд, а кто контролирует Хартленд — получает ключ к мировому господству. Наши дураки пытаются истолковать это в том смысле, что сама Россия, контролируя Восточную Европу, может определять мировой порядок. Они забывают, что Маккиндер применял это к ситуации, когда не было России. В то время можно было рассматривать Россию как часть Хартленда, можно было говорить: кто контролирует Восточную Европу, тот получает путь на эти равнины.

АПН: То есть контролирует Польшу?

Польшу, Чехословакию. Может быть, он думал об Украине. Но то, что мы увидели в 90-х гг., было беспрецедентным с точки зрения прежних мировых моделей. Сохранилось достаточно плотное территориальное государство Россия, и вокруг него сложился пояс, приобретающий уникальное значение в судьбах будущего мира. Сегодня формула Маккиндера звучала бы совсем иначе. Кто контролирует Восточную Европу, тот имеет выход на Кавказ, кто контролирует Кавказ, имеет шансы продвинуться в Центральную Азию, а кто контролирует все эти территории, тот имеет шанс контролировать все приокеанские центры силы, в том числе и Россию как державу Северного Ледовитого океана со стороны ее урало-сибирского подбрюшья.

АПН: А почему возникает Великий Лимитроф? Ведь не желание же Соединенных Штатов тому причиной?

Великий Лимитроф имеет под собой громадную геокультурную подоплеку. Это пояс периферийных народов всех больших евразийских цивилизаций. Великий Лимитроф — это большое сообщество межцивилизационных народов. У них под боком поднимались громадные цивилизации. Эти цивилизации теснили окружающие народы, сталкивались с ними как варварами. И когда в дополнение к приокеанским цивилизациям поднялась и матушка-Россия, тогда под давлением с двух сторон и возник этот замечательный пояс. Впечатление такое, что сейчас это пространство определенные люди пытаются организовать как пространство общей судьбы, завязанной на Евроатлантику и противопоставленной силам, непосредственно на этот пояс выходящим.

Этот пояс — ключ к взаимопониманию, которое в 90-е гг. сложилось у России со странами евразийского приморья — Индией, Ираном, Китаем и которое существует и по сей день. Нас толкает навстречу друг другу реальность Великого Лимитрофа как стратегической полосы, которая, оказавшись замкнутой на Евроатлантику, позволит контролировать наши цивилизации со всех сторон. Наше взаимопонимание с Ираном, с Индией и Китаем представляет собой пример геокультурного холодного сотрудничества, ибо основано не на культурном союзничестве, а на противостоянии Лимитрофу как опасной для нас всех реальности.

Весь вопрос в том, будет ли этот пояс разделять центры силы, ориентируясь вовне (на Евроатлантику), или он станет совокупностью пространств, разделяющих, но и связывающих эти центры силы — Россию с мусульманским миром, Россию с Индией, Россию с Китаем.

АПН: Как уберечь Россию от распространения на ее территорию Великого Лимитрофа?

Особенность России — это огромная "платформа", коммуникации которой проходят по ее краям. Пространство Сибири организовано как широтное, основные коммуникации проходят с запада на восток, а пространство Дальнего Востока и европейской части организованы долготно: основные коммуникации проходят с севера на юг. Какие области в этих условиях приобретают особое значение? Во-первых, те, где смыкаются широтно-долготные развертывания, — это наш Северо-Запад, это наше Прикавказье вплоть до Астрахани, это наш южный Дальний Восток и наш северный Дальний Восток (Магадан, Чукотка). Коль скоро пространство России состоит из трех "щитов", исключительное значение приобретают "швы" России, соединяющие эти "щиты" между собой. Это долина Лены, с одной стороны, это Якутия, а с другой стороны — Поволжье. Вспомним, что исторически не было Великого Лимитрофа. Здесь существовало внецивилизационное пространство, в которое были открыты приокеанские цивилизации. Россия "выела" это пространство, от него остался Великий Лимитроф, а с другой стороны — анклавы, протянувшиеся по швам России. Если на Великом Лимитрофе зарождаются дестабилизационные импульсы, то велика опасность, что они начнут резонировать на швах России, что может привести к растрескиванию и раскалыванию России.

Сейчас важнейшие коммуникационные компоненты страны — это европейская Россия, а также, в не меньшей степени, участок, где сходятся все пути из европейской России на Дальний Восток, — это юг Урала и прилегающие районы Сибири. Условно говоря, это пространство от Екатеринбурга и Оренбурга до Кемерова. Когда Россия переживала кризис в ХХ в. и возникали сомнения, что ее европейские центры — Москва и Петербург — способны сохранить роль центров национальных, всегда выдвигались проекты сборки России с опорой на эти районы, на нашу "Вторую Великороссию", на урало-сибирское коммуникационное сосредоточие. Обеспечить целостность России могла бы сила, соединяющая сильные позиции на нашем европейском фланге с прочным контролем над "Второй Великороссией". Такая сила могла бы противостоять всем дестабилизационным импульсам, идущим через Поволжье, например.

Однако, если мы теряем Казахстан и он уходит под контроль или евроатлантических сборщиков Лимитрофа, или Китая, или мусульманского Среднего Востока, тогда сила, которая получит контроль над Казахстаном, получит возможность давить на Россию через урало-сибирское коммуникационное сосредоточие. Ударив по нему, Россию можно разломить.

АПН: Есть ли для России место в новом мире, где господствует Америка? Где оно — в Европе или Азии?

Столкновение и конкуренция между Европой и Соединенными Штатами будут касаться прежде всего балтийско-черноморского пояса Великого Лимитрофа. Соединенные Штаты заинтересованы в формировании новой Европы как силы, призванной давить на старую Европу как приокеанский центр силы и контролировать ее нажимом с тыла. Поход на Ирак показал, что новая Европа полностью и радикально поддерживает Соединенные Штаты.

На Западе и у нас появляются экспертные оценки, утверждающие, что Соединенные Штаты озабоченны чрезмерной слабостью России, проявившейся в украинском вопросе. Возникает опасность, что вместо новой Европы как проамериканской части Великого Лимитрофа, обеспечивающей давление на старую Европу, формируется новая европейская клиентела, клиентела старых европейских центров, — а это проблема для Америки.

Примечательны слова, сказанные Бушем в Братиславе, о трансатлантическом европейском сообществе, где якобы найдется место для России, если она будет соблюдать определенные правила. У части европейских заправил эти слова вызвали озабоченность. Почему? Формулу "трансатлантическая Европа" Буш взял у Бжезинского. Но у того она была предупреждением русским: не замахивайтесь на сговор с европейцами против Америки, все вы под колпаком. А Буш говорит другое: в нашей, трансатлантической, а не староевропейской, Европе и для русских может найтись место, как бы на то староевропейцы ни смотрели, в пику им.

АПН: Как вы оцениваете "оранжевые" революции? Что это, новое слово в геополитической игре или фантом?

Я не придаю "оранжевым" революциям большого значения. Со времен "поющих" революций в Прибалтике и на протяжении 90-х мы видим, как на территориях Великого Лимитрофа утверждается евроатлантическая клиентела, связанная с западными центрами образованием, семейными узами, свойством. Она оттесняет старых постсоветских вассалов Запада на этих территориях. Это происходит сплошь и рядом, и ничего оригинального здесь нет. "Оранжевые" революции представляют интерес в плане политтехнологий, но не в плане геополитики. Чем нынешняя Грузия отличается от Грузии Шеварднадзе?

АПН: А разве Грузия Шеварднадзе не была настроена более пророссийски, чем нынешнее правительство?

Грузия Шеварднадзе сознательно взрастила в Панкисси чеченское гнездо, они принимали у себя чеченских эмиссаров. В первой половине 90-х мы стремились утвердить в Грузии дружественный нам режим. Цель наших войск, когда они входили в Грузию, была совсем простая — остановить наступление абхазов, в котором их со всех сторон поддерживали мингрелы, казаки, наши северокавказские народы. Мы подморозили это наступление и сохранили Грузию. Мы посадили там Шеварднадзе. Мы думали, что тем самым мы обеспечим Грузию как часть пророссийского пространства. Мы получили решительный разворот Чечни против России, потому что до этого Чечня как лидер северокавказских этносов возглавляла их наступление на Грузию как местную малую империю. После этого Чечня утрачивает свою цель на Кавказе и разворачивается против России. А Грузия Шеварднадзе оказывается покровителем чеченского наступления на Россию, претендуя на роль общекавказского лидера. Для 90-х гг. было логичнее сделать из Грузии "бодаловку" для северокавказских пассионариев, чем превращать ее в часть дружественного пространства. Нам говорили, что конфликт в Грузии подобен пожару в доме соседа: если его не потушить, он непременно перекинется на твой дом. Оказалось, что попытки включения Грузии в пророссийское пространство — это именно интеграция пожара в свой дом.

Другое дело, что, когда к власти приходят новые люди, они позволяют себе более нагло говорить то, что говорили и их предшественники. Напомним, что разрешение войскам НАТО использовать территорию Украины было дано еще при Кучме, а не при Ющенко. "Оранжевые" революции лишь закрепляют те тенденции, которые существуют уже десять лет.

Беседовал Павел Святенков