Мир взбудоражен. Конечно, меньше, чем перед началом войны в Ираке, но сопоставимо. Нельзя исключать, что скоро нам предстоит лицезреть начало новой войны — в Иране. Американцы демонстрируют, что хотели бы ее избежать, но, как они выражаются, «все сценарии возможны», и все они находятся на столе у Джорджа Буша.
Причем эксперты поминают и возможность ядерного удара по Ирану, который громко обсуждался прошлой весной в результате утечки информации (вероятней всего — умышленной) из американского военного ведомства. Все, буквально все, в отличие от предиракских времен, понимают, что речь никак не может идти о быстром и малоболезненном блицкриге, а о долгой, кровавой, хаотичной бойне, которая не приведет к результатам и целям, которые будут продекларированы перед ее началом, какими бы эти цели не были. Но, обратим внимание, такого сценария практически никто не хочет, но почти никто против него и не протестует. Нет сколько-нибудь оформленных движений несогласных и встревоженных, количество протестных публикаций в СМИ мизерно, подавно нет ни демонстраций, ни митингов, ни каких-либо иных громких акций. Нет антивоенных лидеров. Пожалуй, единственные, кто всерьез встревожен ситуацией и пытается (хотя довольно вяло) что-то предпринять, это американские же конгрессмены, главным образом из демпартии. И дело не в том, что они принципиально против, скорее они просто хотят потом иметь возможность сказать «это не мы начали». Если этот вопрос в перспективе кого-то заинтересует.
Европа, которая в предиракскую пору превратилась в настоящее поле битвы между противниками и сторонниками войны — молчит. Единственное, что цепляет глаз, это высказывание Жака Ширака о том, что наличие у Ирана парочки ядерных боезарядов никакого вреда не принесет. Но комментарии вокруг этого по сути суперсенсационного заявления сводятся главным образом к медицинской тематике. То ли Ширак что-то имел в виду, то ли он стал плох на голову. Склоняются ко второму. Европу более интересует пресловутое польское мясо, которое никак не закупает Россия, домашние разборки между Россией и Белоруссией. Еще очень интересует, как обхитрить Россию, чтобы создать себе ощущение энергетической защищенности от нее (при том все так сконцентрированы непосредственно на России, что прозвучавшая идея об объединении ведущих поставщиков газа в Европу — а о ней помимо России и Ирана задумался Катар и, возможно, Алжир — как-то пока проходит мимо внимания европейских комментаторов). Европа практически не реагирует на такие раздражители, как размещение на ее территории элементов американских ПРО (что еще совсем недавно вызвало бы бурные выяснения отношений на тему, сколь же можно находиться под пятой Америки, и склоку между «старой» и «новой» Европой). Как-то с неохотой Европа смотрит и на перспективу международных разборок по проблеме Косово — Совет Европы отказался внятно высказаться по проблеме и заявил, что это де дело Совбеза ООН. Зато тот же Совет с упоением обсуждает вопросы подпадания Европы в зависимость от России. Кроме того, Европа самозабвенно сосредоточилась делом Литвиненко (уже третий месяц), с особым остервенением клеймя авторитарный режим Путина. Европа словно превратилась в одну большую Польшу, которой на свете нет дела более важного, чем упиваться сознанием мерзостности и отвратительности большого восточного соседа.
А Россия молчит. Комментируя антироссийскую вакханалию на Западе, президент Путин кратко замечает, что никакого ухудшения отношений ни с кем не произошло. После периода суперактивности во внешней политике последних лет Россия словно бы решила передохнуть. Занимается различными двусторонними связями, делом важным, но на общем фоне довольно рутинным. Россия продолжает так или иначе отмечать свое участие в попытках разрешения всех наличествующих на сегодняшний день международных проблем, но без особого задора. Как отметил один российский комментатор, на состоявшейся в минувший четверг пресс-конференции на вопросы по международной политике Владимир Путин отвечал компетентно, но без огонька, глаза его загорались, только когда он говорил на социальные и экономические темы. Так это было или не так — не знаю, но так должно было быть по логике текущего момента. Даже несмотря на то, что на планете начинается очередной каскад судьбоносных событий.
Почему, ответ простой — Россия еще не занимается установлением в мире своего порядка (хотя момент этот настанет, поскольку без этого Россия не будет Россией). Россия занимается собой, сосредоточена на себе. Россия до сих пор не ставила перед собой на международной арене никаких глобальных целей, к которым бы можно было планомерно стремиться, за исключением энергетической сферы. Но и здесь задача пока была больше экономической, чем геополитической. России нужны были деньги и еще раз деньги. Пусть это банальность, но пока в России будут ТАКИЕ пенсии, такая бедность, такая социальная незащищенность, такой упадок промышленности, такая отсталость в технологиях в гражданской сфере, все ее победы на международной арене не будут стоить ломаного гроша. Это не онтологическое ее состояние, поскольку ранее Россия становилась сверхдержавой при весьма скромном уровне жизни населения, которое охотно соглашалось следовать девизу, что общественное стоит много выше личного, и было готово к максимальному перенапряжению сил во имя величия страны. И не в том дело, что русские стали другими, а в том, что мы живем в другом мире. Наша экономика должна будет соответствовать определенному стандарту. Для этого есть множество внешнеполитических причин, но есть и причины внутренние. Материальная сторона жизни Запада затронула нашу гордость. Экономическая состоятельность стала элементом, без которого трудно достигнуть должного самоуважения. И пока русские в массовом масштабе материальное благосостояние на себя не примерят, у них не возникнет настоящего ощущения себя в качестве граждан Великой Державы. А вот потом они снова станут способны к полной самоотдаче.
Отсюда маниакальное стремление России накопить денег, откровенный меркантилизм, который подчеркивают многие зарубежные аналитики, и который, порой, идет во вред нашим непосредственным внешнеполитическим интересам. Поэтому бесполезно спорить, права Россия в конфликте с Белоруссией или не права. Россия по большому счету пока ясных целей в отношениях с Белоруссией не имеет. И не будет их иметь, пока во внутренней жизни России (в ее социально-экономической сфере, раз она оказалась важной для русского самосознания) не произойдут изменения, которые можно будет охарактеризовать хотя бы как возникновение стойких тенденций.
Но что принципиально важно, для того, чтобы у нас появилась почва для возникновения таковых тенденций, сперва должны были произойти отчетливые изменения во внешнеполитическом поведении (как перед тем, в свою очередь, основой для формирования последнего были стойкие положительные подвижки в обеспечении нашей обороноспособности), а также во внешнеполитическом самосознании России, воссоздаться образ Великой державы, который и потребовал перемен в экономическом самосознании в том смысле, что материальные возможности увязались у русских с государственным сознанием.
Эти внешнеполитические изменения на доступном на данный момент уровне на сегодняшний день произошли, были осознаны, были обыграны в различных внешнеполитических ситуациях. Был создан и закреплен определенный образ России.
Прошедшие несколько лет Россия во внешней политике зачастую не шла обдуманно и расчетливо к определенным целям, а занималась созданием различных игровых моделей. Конечно, за всем этим стояла главная цель — отвоевать себе место на мировой арене, добиться признания своей самостоятельности (а в первую очередь, эту самостоятельность и на самом деле приобрести), заложить фундамент для дальнейшего роста своего влияния и могущества, добиваясь разрушения вместе с другими заинтересованными субъектами структуры однополярного мира.
При этом внешняя политика России была весьма переменчива, наша страна испробовала самые разнообразные модели. Была союзником Америки против мусульман, была союзником мусульман (когда добивалась места в Организации исламской конференции), примеряя традиционную роль защитницы обиженных, была союзником Европы против Америки, была союзником Китая против доминирования западного мира. В какой-то момент (кульминация пришлась на празднование 300-летия Санкт-Петербурга) была союзником всем и каждому и имела в мире, казалось, только друзей), попыталась заполучить Европу в друзья оптом, став для нее главным поставщиком газа (три года назад СЕГ собирались строить до Британии), пыталась расколоть Европу, стравив ее на почве газовой конкуренции.
Политика России не отличалась последовательностью. Единственное, что делалось методично и планомерно — это зарабатывание денег путем развития экспорта энергоносителей. Вряд ли ставилась реальная задача получить таким образом реальное влияние на Европу, но лишь попробовать как бы это выглядело. Украинский и белорусский газовые эксперименты (особенно второй, поскольку его провакационность по отношению к Европе не могла не осознаваться) имели, вероятно, в том числе и эту цель. Россия проверила, как отреагирует мир на откровенное давление на прозападную Грузию — получила нужную резолюцию Совбеза ООН. Она пробовала различные комбинации, пробовала свои силы, пробовала эффективность различных методов воздействия на ситуацию в мире. Иногда получалась удачно, иногда не очень, но суть не в этом. Политика России пока направлена не сколько вовне, сколько на себя саму, на поиск своей роли, своего образа, своей идентичности. И с этой внутренней точки зрения полученный результат вполне адекватен.
А что для внешнего мира?
С одной стороны, мир был вынужден признать, что Россия независима и сильна, что влиять на нее невозможно, а с ее мнением невозможно не считаться. С другой стороны, сделалось абсолютно непонятно, что Россия собой представляет. Это естественно, поскольку идет живой процесс становления. Запад оказался в роли того «дурака», которому пол работы не показывают.
Как-то сразу и вдруг в первой половине прошлого года (даже точнее — в мае) мир осознал, что Россия самостоятельна и сильна. Сейчас прямо на глазах происходит еще один важный процесс. Общественное мнение неевропейских стран осознало, что Россия вернулась и на нее можно опереться. А мировая пресса практически полностью оставила тему господства Америки в мире, однополярности, унилатерализма. Сейчас говорят скорее не о многополярном мире, а о возникающем хаосе. Причиной хаоса видят обычно Америку, которая своими действиями провоцирует большую войну на Ближнем и Среднем Востоке, неподконтрольную никому и неизвестно какие плоды несущую. Но невольно свою долю в создания в мире хаоса вносит и Россия.
Мир взбудоражен, но он все менее представляет собой систему, все труднее описать расклад сил по любому мало-мальски значимому вопросу. Именно потому в мире и отсутствует адекватная реакция на вероятную войну Америки против Ирана.
Общественное мнение Запада в этом мире хаоса пытается найти точку опоры, отыскать что-то знакомое и понятное. И потому с конца осени в мире нет темы важнее убийства Литвиненко. Многие делают вывод (он как будто сам собой напрашивается), что это реакция Запада на возрождение России. Сильную Россию, де, в западном мире ненавидят, и потому рады любому поводу облить ее грязью. Месяца два назад этим выводом можно было удовлетвориться. Но тема продолжает доминировать, становясь иррациональной, российские реалии превращаются чуть не главный объект внимания мировой печати, вопрос, кто придет на место Путина и изменится ли Россия, интересует западное общество более, чем вопрос, кто придет на место нынешних лидеров в их собственных государствах — а время смены власти приближается одновременно во многих странах.
Европа нагоняет на себя страхи, представляя, как Россия перекроет ей газовый кран, даже не задумываясь, куда в этом случае Россия денет свой газ. Невозможность даже приступить к разработке российско-европейского договора о партнерстве вызывает приступы ужаса. На внешнеполитическом поле, где вчера еще все было более или менее ясно, появился большой Икс. И дело не в ненависти к России. Большинство народов Европы способны жить в согласии с сильной Россией. Более того, многие европейские страны, где правящая верхушка настроена против нашей страны, неспособны проводить антироссийскую политику, поскольку их экономические элиты твердо настроены на самое тесное сотрудничество с Россией (чего ей и удалось достигнуть в результате политики меркантилизма). Но непонятность ситуации не позволяет Европе сосредоточиться. На основе общего ощущения неадекватности Евросоюз выглядит единым как никогда, но никогда, даже во времена самых жарких внутренних споров, он не был столь неэффективен.
Америка — второй большой Икс. Мир перестает понимать ее логику. Перед войной в Ираке возникало много различных схем взаимодействия с Америкой, они были лучше или хуже, эффективны или бесполезны, но они были понятны. Теперь, перед вероятной войной с Ираном, таких понятных схем нет. Более того, при том, что действия Америки все более и более антипатичны европейцам, все менее и менее приемлемы с точки зрения европейских ценностей, европейцы жмутся к ней, боясь возражать и спорить. Европа на глазах теряет собственную идентичность, готовясь безропотно принять любое решение американцев. И все из-за страха, что Америка оставит ее один на один с этой непонятной Россией.
А Россия тем временем умеряет свою внешнюю активность и по существу не делает серьезных попыток объясниться. И вовсе не потому, что хочет попугать европейцев. Просто период внешнеполитических игр и экспериментов для нее заканчивается. Она сделала все то, что ей было необходимо на данном этапе, а следующий этап еще не наступил. Она осознала свою новую силу сама и дала осознать ее другим. Она попробовала свои возможности в различных ситуациях и осталась в общем и целом довольна. Она примерила на себя ряд возможных сценариев и предоставила себе возможность выбора на будущее. Вероятно, эксперименты будут еще продолжены, но это уже не так важно. То, что России надо было узнать о себе на данном этапе, она узнала. Она выработала важные элементы самоидентификации, которые позволят ей, наконец, заняться своим внутренним устроением. Никто не знает, будет ли этот процесс успешным, но до тех пор, пока не будут определены и утверждены внятные тенденции экстенсивного развития России, она вряд ли выработает свою адекватную внешнему миру роль. Когда (и если) это произойдет, Россия будет способна обрести не только свои интересы, но и свои идеалы на мировой арене и поступательно двигаться к ним.
Остается последний вопрос: как пережить неизбежный период неопределенности? Если Европу с ее внутренними проблемами Россия может игнорировать, если может даже игнорировать некоторые из глобальных мировых кризисов, то Америка ставит перед Россией ряд вопросов, на которые необходимо отреагировать срочно и адекватно. На данный момент таких неотложных вопросов два: продвижение элементов американской системы ПРО к границам России и проблема Косова. Вероятно, будут возникать и другие критические вопросы, ответы на которые невозможно будет отложить до времени, когда Россия созреет в своей новой, более адекватной и совершенной своей внешнеполитической ипостаси. Вероятно, только на такие принципиальные и неизбежные вопросы Россия и должна в ближайшее время реагировать (если получится сохранить подобающее хладнокровие в других ситуациях). И на эти вопросы пытаться отвечать уже с новых позиций, учась следовать не только своим интересам, но и своим идеалам. Вряд ли это сразу получится, но это то, к чему нужно стремиться. Вряд ли стоит отбрасывать и игровые моменты во внешней политике, они необходимы и вытекают из самих закономерностей международных отношений, но они уже не должны сводиться к резвости, которая вызвана самим фактом ощущения собственной силы. Скрытые в этих играх смыслы — вот что должно будет выходить на первое место. Смыслы, обращенные одновременно вовнутрь, на собственное развитие, и вовне, становясь средством коммуникации.
Но это скорее — о будущем.
